Младший научный сотрудник
Шрифт:
— А если Пугачёв поймает?
— Вчера же никого от него не было, сам говорил, почему сегодня должно по-другому случиться?
— Стрёмное это дело, Вульф, — отвечал я ему в раздумьях, — можно и будущих заработков лишиться, и срок себе с пола… то есть с пашни поднять.
— Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, — продолжил он бомбить меня истёртыми до дыр поговорками, — или ты зассал?
И развёл он меня на слабо, как последнего пацанчика развёл… за руль я его посадил, нашим ребятам сказали, что по делам отъедем на полчасика, и мы рванули по макарьевским
— Вон наша куча, — заметил Аскольд, ловко подруливая прямо к месту, — никуда не делась. Быстро взяли, быстро закинули и сделали ноги — правильно?
— Стой, — взял я его за рукав, когда он собирался выпрыгнуть их кабины, — вон там что-то поблёскивает.
— Где? — Аскольд тут же передумал вылезать и начал озираться.
— Показалось, — ответил я, — пошли…
И мы оба выпрыгнули из кабины и подошли к мешкам. Только взялись за свои края, как из-за соседнего дерева раздалось:
— И что это мы тут делаем? — глумливый такой голосок был, — никак колхозное добро расхищаем?
Мы тут же бросили мешок, сердце у меня немедленно ушло в пятки и перестало там стучать на некоторое время. А от сосны отделилась тень, преобразовавшаяся в того самого маленького и кудрявого лесника-домового.
— А тебе какое дело? Ты кто ваще такой-то? — справился я со своим волнением и задал сразу два вопроса.
— За колхозное добро радею, — ответил он. — А кто я, тебе же вчера было всё сказано — лесник местный…
— Нет в этом районе никаких лесников, — хмуро отвечал я, — я справлялся, так что не гони.
— А я из соседнего района лесник, из Тоншаевского, — сказал он и вынул правую руку из кармана своей куртки, в ней что-то заблестело.
— Валим, — не выдержал и отчаянно заорал Аскольд.
Мы одновременно прыгнули к дверям ЗИЛа, он к водительской двери, я к пассажирской — успели вовремя, лесник этот бегал медленнее, чем мы. Аскольд врубил заднюю и выжал газ до предела… через пару десяток метров вывернул руль вправо, мы развернулись на пятачке, выбросив фонтан чернозема из-под колёс и рванули обратно.
Аскольд гнал, как психованный, так что меня регулярно подбрасывало головой в потолок кабины, но как оказалось, это были ещё не все наши приключения на сегодня — где-то на полпути к трассе из-за кустов вырулил УАЗик и перегородил нам дорогу.
— Так-так-так, — сказал Пугачёв (а именно он был за рулём), — что это мы тут делаем поздней ночью? Зерно с пашни расхищаем?
Мы оба вылезли из кабины, а говорить начал я:
— Да что это вы на нас наговариваете, Степан Анатольич, ничего мы не расхищаем, а просто ездили на карьер и по пути назад срезали дорогу.
— А если я щас в кузов загляну? — с довольной ухмылкой продолжил председатель.
— Да хоть два раза, — это уже Аскольд нашёл нужные слова, — могу подсадить.
— Не надо, — ответил Пугачёв и сам забрался на колесо, внимательно осмотрел кузов, ничего там не обнаружил и спрыгнул
назад. — А ведь и не врёте вы…— Степан Анатольич, — задал я ему насущный вопрос, — а вы так каждую ночь караулите расхитителей?
— Нет, не каждую, — бросил Пугачёв через плечо, — просто сигнал один пришёл, могу даже показать, какой.
И он вытащил из кармана наше послание из вырезанных букв. И мы с Аскольдом прочитали его свете самосваловых фар, там было написано вот что «Завтра вечером с пашни возле Петуховки будут воровать мешки с зерном».
Слово «завтра» мне сразу в глаза бросилось — вот же Вульф чмо пузатое, сегодня с завтра перепутать, это надо суметь. А вслух сказал только так:
— Это наверняка армяне придумали, они те ещё шутники были…
— Или те, кто хотел убрать армян из нашего колхоза, — задумчиво ответил Пугачёв.
— Но в любом случае, Степан Анатольич, — заметил я, — шутка не удалась — зерно лежит на месте, никто его не своровал… а если хотите совет, то надо бы убрать его с пашни, засеять или куда в другое место увезти, более надёжное… а то тут домовой, говорят, завёлся, может и он в конце концов прибрать этот ячмень к рукам.
— Спасибо за совет, — серьёзно отвечал мне он, — про домового я слышал что-то краем уха… вы что, его видели?
Я переглянулся с Аскольдом и решил слить часть информации председателю, вдруг подскажет чего.
— Вчера, когда сеяли озимые с Васильичем, я тут прошёлся по Петуховке и встретил маленького такого, кудрявого и щербатого мужичка, он назвался Осипом и сказал, что лесник. А Васильич потом нам рассказал, что у вас в районе отродясь никаких лесников и лесничеств не было.
— А ещё о чем вы говорили? — заинтересовался Пугачев.
— Да ни о чем конкретном, — начал вспоминать я, — привет он передал нашему трактористу… да, и еще папиросами угостил, новую пачку открыл.
— Как назывались папиросы? — уточнил он.
— Казбек, там где горный джигит на лошади гарцует, — ответил я и подумал, что меня уже второй раз спрашивают про марку курева.
— Армяне-то, похоже, из-за этого лесника с Казбеком сбежали, — сделал логичное умозаключение председатель.
— Вполне может быть, — не стал ничего подтверждать я.
— А сейчас вот, когда вы мимо Петуховки ехали, никого там не видели? — продолжил бомбить меня вопросами он.
— Сейчас никого, — быстро сформулировал мысль я, — да и чего в темноте сейчас разглядишь-то?
— А ведь ты мне соврал, что вы из карьера едете, — с торжествующей улыбкой сообщил Пугачев, — тут тупик и все дороги кончаются Петуховкой… есть конечно грунтовка через лес в Чёртов овраг, но туда только на БТРе проберёшься…
— Соврал, Степан Анатольич, — согласился я и лихорадочно начал подыскивать непротиворечивый мотив, который привел нас в эту несчастную Петуховку… но не успел, Аскольд быстрее меня сообразил.
— И верно, соврали мы, Степан Анатольич, — сказал он, — просто когда мы тут озимые сеяли, я одну штуку потерял, вот мы за ней и мотались.