Млечный путь

Ну что ж, Стокгольм так Стокгольм, подумал я, второй ряд — так второй ряд. Покопаюсь в сундуках подпольного миллиардера. А заодно сведу короткое знакомство с местными банкирами и поинтересуюсь, как они относятся к институту шведской семьи.

…Утро следующего дня я встретил в своем служебном кабинете. На столе у меня лежал купленный накануне мобильник. С новым номером, который был известен только Корытникову, Петьке и Рите.

Я заметил, что в последнее время у меня беспричинно дрожат руки. Впрочем, почему же беспричинно? Дрожали не только руки. Нервная дрожь пробралась во внутренние органы и, закрепившись там, отбивала чечетку. Пропал аппетит, а это верный показатель того, что не все ладно в датском королевстве. Сама собой в голове слепилась тривиальная фраза: «В датском-то королевстве как раз все порядке, а вот с тобой, почтеннейший Илья Ильич, творится невесть что».

Дверь открылась. В проеме возникла Бутыльская. Глаза ее встревожено бегали.

— Илюшенька, беда. Звоню я Фокину…

— Эра Викторовна, какого черта вы все время с ним перезваниваетесь?

— Ты что, забыл?! Мы же работаем над детективным проектом. Вернее, работали. Так вот… Меня спрашивают, кто звонит, я называюсь…

— Не тяните кота за яйца!

— На Кутузовском проспекте… авария, Фокин разбился вдребезги, насмерть!

Я не верил своим ушам.

— Быть того не может!

— Голова укатилась куда-то, до сих пор найти не могут!

— Что вы мелете? Как может голова неизвестно куда укатиться? Тем более — голова Фокина!

— Мне так сказали…

Я для вида возмутился:

— Чушь какая-то…

Но уже теплая волна заполоскалась в сердце. Вот и достиг Лева нирваны, то есть вечного непрерывного блаженства, о котором он распространялся в моей мушероновской бане и которое бывает только в раю. Хотя вряд ли душа Фокина, если он и вправду помер, достигла райских кущ, скорее угодила в тартар. Интересно, прихватил он на тот свет свои штаны с лампасами?

Нервная дрожь сама собой унялась. Руки обрели стальную крепость, хоть за пистолет берись. Опять фортуна, которая, судя по всему, находилась в приятельских отношениях с Корытниковым, заслонила меня своими могучими телесами.

«Ты притягиваешь смерть как магнит», — вспомнилось мне. Лева наверняка не предполагал, что этот магнит притянет его самого.

Вместе с ним, чуть было не сказал: слава богу! — погибла Маша, ординарец маршала Богданова.

Если быть честным до конца, мне было жаль Фокина. Почти так же, как Брагина. Но в то же время надо было признать, что его смерть была очень и очень ко времени. Все в строку, все к месту. Полку мертвых прибыло. Если так пойдет и дальше, скоро я буду окружен мертвецами, как крепостной стеной.

Шведской семьи, о которой Фокин мечтал, не будет. Квартет распался. Осталась триада. На моих плечах повисли Тамара Владимировна и Рита. Придется отдуваться за двоих. Выдержать бы.

А еще через день в утренних новостях появилось сообщение о пожаре в Объединенном Драматическом театре. Пожар был ликвидирован только к трем часам ночи. К счастью, удалось спасти декорации Бакста, Бенуа и Васнецова. Пожар не затронул обеих сцен — главной и вспомогательной, а также гримерных. Но сильно пострадала костюмерная. Там же был обнаружен обгоревший труп женщины.

Так, Тамара Владимировна из-за своего праздного любопытства лишилась не только обещанной шубы, но и жизни. Я думал, что ее смерть пробудит во мне элементарное чувство сострадания. Все-таки мы были близки какое-то время, да и баба она была что надо. Но мне, против ожидания, стало легче. Поделом ей. Мундира адмирала, доспеха Деда Мороза и Тамару Владимировну, конечно, жаль, но это были вещественные улики вперемежку с опасным свидетелем. Теперь их нет. Пламя подчистило прошлое, огонь спалил грехи вместе с воспоминаниями.

Сначала распался квартет, подумал я, а теперь вот и трио. Мы с Ритой остались одни на всем белом свете. А как же шуба? Я так настроился на покупку, что решил ничего не менять: куплю шубу, а лучше доху из чернобурки, к ней норковую муфту и подарю все это Рите. Но не сейчас — к зиме. А до зимы еще далеко.

Вечером того же дня я сидел у себя дома и тупо таращился в угол. Жизнь напоминала телесериал, только в жизни лилась не киноварь, а кровь. Я опять подумал о Тамаре Владимировне. Как она умерла? Задушена, потом облита бензином и подожжена? Страшная смерть. Безобидная баба, да к тому же еще и красивая. Ей бы жить да жить. Может, еще встретила бы какого-нибудь влюбчивого очкарика и вышла бы за него замуж. Детей бы нарожала.

Я пришел к выводу, что в игре, которую разыгрывали некие закулисные силы, я, увы, пока не ферзь, а самая обыкновенная пешка. Мною играли. Как известно, чаще всего приносят в жертву легкую фигуру. Это открытие меня отнюдь не окрылило. Вряд ли перевод из разряда охотников в разряд жертв может кого-то воодушевить.

Мой наставник, скорее всего, тоже не ферзь. Но он знается с теми, кто может без труда убрать и полицейского генерала, и администратора знаменитого столичного театра. Смерть Фокина и Тамары Владимировны — их рук дело, это сомнений у меня не вызывало.

Мне предстояло доказать, что на самом деле я самый что ни на есть ферзь. Для этого надо было вести свою игру. Для Корытникова же и его покровителей я по-прежнему должен оставаться легкой фигурой.

В самый критический момент, если такой, не дай бог, настанет, мне предстояло уйти в сторону, подключив свой тайный резерв — умение внезапно исчезать.

Я уже хотел этой плодотворной мыслью завершить вечер и отправиться бай-бай, как раздался телефонный звонок. Я посмотрел на часы. В это время обычно звонила моя подвыпившая подруга.

В наивной надежде, что свершилось чудо и Тамара Владимировна жива, я взял трубку. И… услышал довольный голос Корытникова.

— Ну, как тебе новости?.. Раз, два, три…

— Как тебе это удалось?

— Театры всегда горели и гореть будут. А машины — сталкиваться.

— Открытым текстом в эфире… Ты не боишься прослушки?

— Плевать, сейчас всех подслушивают… Завтра в 11.25 мы вылетаем в северо-западном направлении, — сказал он. — Возьмешь с собой только самое необходимое.

— Спицы брать?

В ответ — короткие гудки.

Глава 21

Манера шутовски воспринимать и обустраивать жизнь придумана давно. Этот жизненный стиль позволяет игнорировать то, что тебя не удовлетворяет, и искусственно выделять то, что может тебе понадобиться и что представляет для тебя интерес. Эта манера живет в некоторых из нас со времен застоя. Столичные «интеллектуалы», эти сладкоречивые противники режима, когда событий не хватало, создавали их на ровном месте. Один такой «интеллектуал» часами болтался в магазинных очередях, с удовольствием ввязываясь в ожесточенные перепалки со старухами. Другой свинчивал вывески госучреждений и украшал ими стены своей квартиры. Третий на спор при всем честном народе купался голышом в Чистых прудах. Четвертый звонил незнакомым людям и рассказывал им анекдоты. Пятый выдавал себя одновременно и за сына академика Сахарова, и за правнука Пржевальского. Если голова кипит от жажды деятельности, а жизнь бедна событиями, сойдет и это.