Млечный путь

В то же время манера шутовски воспринимать жизнь помогает бороться со страхом. Все предстает в нереальном свете, словно жизнь — это театр, а ты в нем одновременно и актер, и режиссер, и драматург, и даже зритель. Шутовская манера вроде наркотика: и то и другое становится частью твоей натуры.

…Когда я на минуту задержался у дверей стокгольмского банка, я вспомнил, что манера шутовски воспринимать действительность свойственна и мне. Поэтому я ничуть не волновался. Да и стоит ли сильно волноваться, если все вокруг тебя сцена, а ты актер? Самое неприятное, что может меня ожидать, это отсутствие аплодисментов и оскорбительный свист. И занавес. Занавес опустится в любом случае: и при триумфе, и при провале. В крайнем случае я включу в действие свои тайные способности и просто сбегу.

Накануне мы с Корытниковым сидели у него в номере и обсуждали план действий.

— Операция назначена на завтра, — сказал он и, заметно нервничая, посмотрел на часы. — То есть на 26 июля.

— А как быть со спицами? Я, пожалуй, прихвачу их с собой. На всякий случай. Может, понадобятся?

Корытников запыхтел от злости.

— Уж не собираешься ли ты нанизать на свои спицы весь банковский персонал?

— Почему бы и нет? Я давно никого не убивал. Я истосковался по убийствам. Меня так и тянет кого-нибудь прикончить.

— Я смотрю, ты входишь во вкус, — он усмехнулся. — Но шутки в сторону. Повторяю, тебе надо лишь ознакомиться с содержимым ячейки. И оставить все как есть. Если там драгоценности, пересчитай. Если ценные бумаги, перепиши. Задача проста.

— Легко сказать — проста! А если меня сцапают? И не отговаривай, я возьму с собой спицы…

— Ты что, намереваешься спицами отбиваться от охраны, вооруженной автоматами?

— А почему нет?

— Это тебе не Цинкельштейнов протыкать.

— И все же…

— Никто тебя не сцапает, если не будешь увлекаться экспромтами. Все элементарно. Вошел, сдержанно, даже холодно поздоровался, с достоинством предъявил паспорт, показал ключик. Там все по старинке, никаких тебе идентификаций личности по пальчикам или глазной сетчатке.

— Так примитивно? Банк отстал от прогресса?

— Многие преступники еще в молодости предусмотрительно сделали операции на пальцах.

— А вместо глаз вставили стеклянные шарики?

— Рисунок сетчатки, к твоему сведению, можно изменить с помощью лазера.

— Но ключик может потеряться. Его могут украсть, сломать, в конце концов…

— Все это так. Но клиенты идут на риск. Они, как известно, вообще народ рисковый. Это в их природе. У них вся жизнь основана на риске. Если бы они были иными, они не заработали бы свои миллиарды. Теперь о документах. Учти, они у тебя даже более надежные, чем были у настоящего Бублика.

— Как это?..

— У Бублика паспорт был просрочен. А твой действителен аж до 2030 года.

Объяснение, конечно, идиотское, но оно меня убедило: тем более что я сам этого хотел. Приключения, риск, даже смертельная опасность — это было именно то, что меня неудержимо манило. Впереди меня ждала жизнь, о которой я тайно мечтал.

Будешь сидеть сиднем, так ничего не увидишь и не испытаешь, и жизнь промчится мимо. Будешь потом себя корить за то, что упустил, промедлил, прозевал, — да поздно будет. Прошлого не воротишь.

Вон сколько банальностей пришлось наворотить, чтобы придать смысл и оправдание своим будущим злодеяниям.

И вот — банк. Минимум формальностей. Служащие банка были профессионально приветливы и учтивы. Видимо, я не вызвал у них подозрений. Сдержанно, как учил Корытников, поздоровавшись, я предъявил ключик и паспорт на имя Юрия Тимофеевича Бублика. Я старался держаться непринужденно и с аристократическим достоинством. Похоже, мне это удалось.

С одним из служащих банка, смуглолицым усачом, больше похожим на уроженца Апеннин, чем на типичного скандинава, следуем к лифту. Спускаемся на пятый подземный этаж. Идем по нескончаемо длинному, слабо освещенному коридору. Каблуки постукивают по зеркальным плиткам. Усач почтительно молчит и смотрит в сторону. От него исходит сильный аромат дезодоранта и сладких духов. На тонких губах несмываемый след корректной улыбки. Останавливаемся у массивной двери. Служащий проделывает какие-то манипуляции с замком. Щелчок, дверь открыта.

Проходим в хранилище. Служащий вставляет ключ в одну из двух замочных скважин ячейки и неслышно уходит. Я остаюсь в хранилище один на один с сокровищами.

Глава 22

— Итак, сегодня раннее утро 29-го июля, — слышу я глуховатый голос Корытникова.

Корытников уже полчаса околачивается у меня в номере. Я еще не вставал. Я лежу поперек кровати в костюме, но без туфель. Шею сдавливает перекрученный и свернутый набок галстук. Голова гудит, словно в ней закипает чайник, а сердце замерло — по всей вероятности, прислушиваясь к шагам старушки с косой.

— Место пребывания: Швеция, город Стокгольм, «Гранд-Отель», апартаменты типа «сьют де люкс» с видом на Архипелаг… — продолжает он монотонно.

Я с трудом поворачиваю голову, вижу окно с дождевыми потеками на стекле.

— Будет врать-то, — говорю я еле слышно. — Какой уж тут вид. Да еще — на Архипелаг. И вида-то никакого нет, только нескончаемый дождь… Непогода, — я отвернулся и закрыл глаза. — И самолеты, наверно, не летают. А если и летают, то подвергают смертельной опасности тысячи доверчивых пассажиров. Проклятый капитализм!

Корытников сидит в кресле у окна. Поддерживая указательным пальцем съезжающие на нос очки, он принимается читать выдержки из туристического проспекта:

— Город Стокгольм расположен на 14 островах, занимает площадь шесть с половиной квадратных километров, население полтора миллиона человек, агломерация Большого Стокгольма образует самостоятельную административную единицу. Недалеко от города расположен международный аэропорт Арланда, куда, кстати, нам сегодня никак нельзя опаздывать. Имеется метрополитен. Развиты машиностроение, радиоэлектронная, полиграфическая и пищевая промышленность. Основан в 1252 году. С конца 13 века постоянная резиденция шведского короля…

— Поди ж ты, короля!

— Кстати, нехорошо ты себя вчера вел, Илюшенька. Да и позавчера тоже. Напился, как…

— Как кто?..

— Как свинья.

— Ну, так уж прямо как свинья! Впрочем, очень может быть. Поверишь ли, у меня было такое гнусное настроение… Хотелось напиться, забыться. Вчера я понял всю мелочную тщету жизни и пустячность человеческих устремлений. Дешевка всё это, дорогой Паша Петрович, все эти драгоценности, миллионы, миллиарды. А что касается моего поведения… Так им и надо — этим зажравшимся скандинавам, варягам, викингам, сагам, рунам и прочим эддам. Пусть знают, что мы, русские, не лаптем щи хлебаем.