Мне давно хотелось убить

Но с другой стороны, разве не она сама прибежала к Крымову той ночью, когда ВСЕ ЭТО И СЛУЧИЛОСЬ?

Ведь именно после того кладбищенского ужаса ее беременности настал конец. Живот опал, грудь уменьшилась в размерах, с лица исчезли пигментные пятна и прекратилась тошнота… А ночью открылось естественное кровотечение. Разве что болезненнее прежнего. Крымов еще тогда сказал, что неизвестно, кто из них двоих сдвинулся:

Леша или Надя.

Она с остервенением терла живот намыленной мочалкой, словно хотела сделать ему больно за то, что он так ОБМАНУЛ ее. Кожа покраснела, внизу живота появилась боль… Слезы вместе с водой попадали в рот. Она плакала. От бессилия перед тем, что случилось.

* * *

Леша перестал пить и превратился совершенно в другого человека. Это заметили все, кто его знал. Теперь те, кому от него что-то требовалось, не спаивали его, а приносили икру или красную рыбу вместо коньяка и водки.

Они с Надей ждали ребенка. Все было замечательно, за исключением, пожалуй, единственного обстоятельства, которое все же раздражало Надю, остро реагирующую на запахи.

Дело в том, что его руки по-прежнему пахли этой гадостью, которой он отмывал их после работы в морге.

И никакие духи не спасали. Больше того, их аромат, примешиваясь к горьковатому запаху дезинфицирующего раствора, превращался в такое тошнотворное месиво, что ей иногда казалось, что ее тошнит не из-за беременности, а именно от этого запаха.

Но ведь Леша не был виноват в этом. Он любил ее, был ласков с нею. У него, как и у каждого мужчины, были свои сексуальные фантазии. Но Надя старалась их уважать, поскольку и он считался с ЕЕ желаниями. Но если ей нравилось приводить Чайкина ночью в АГЕНТСТВО, где они чаще всего располагались на диване или кресле, и эти причуды доставляли ей особое, острое удовольствие, поскольку днем у нее была возможность повспоминать все то, что происходило в этих стенах, и даже возбудиться и тем самым подготовиться к очередной встрече с мужем дома, то у Леши желания были куда более экстравагантными…

Нет, он не водил ее к себе в морг, несмотря на то, что уж где-где, а там условия для безумных ласк были куда более экзотичными. Леша ограничивался домашними стенами, но зато укладывал Надю в коробку из-под английского свадебного платья, как куклу, и сам, собственноручно накладывал на ее лицо грим. Непременно белая крем-пудра, голубоватая помада, сиреневые тени…

Он делал из нее покойницу. Не так часто, но один раз в неделю обязательно. В остальном моменты близости происходили довольно традиционно, в постели и без фантазий.

Но если Надя ОСОЗНАВАЛА свое желание оказаться ночью в агентстве, где ей все напоминало о ее романе с Крымовым (больше того: она вместо Леши нередко представляла себе Крымова!), и именно ради этих НЕЗАБЫТЫХ ощущений она и стремилась туда с Лешей, от которого ей только и надо было, что тело, то что мог на подсознательном уровне желать Леша, как не совокупления с покойницей?

А в ту памятную ночь он вообще привез ее на кладбище. Зимой (!), ночью (!), в жуткий холод везти свою беременную жену на кладбище! И зачем? Затем, чтобы в машине, рядом с могилами, предаться с нею любви? А его взгляд? В нем было много оттенков, начиная от нежности и кончая желанием действительно увидеть ее мертвой…

– Зачем ты привез меня сюда?

Она задала ему этот вопрос уже после того, как они оба поняли, что у них ничего не получится. Надя судорожными движениями приводила в порядок свою одежду и от досады, что связалась с извращенцем, глотала слезы.

– Ну ты же возишь меня к себе в агентство?

Ей показалось или нет, что в его голосе прозвучал упрек…

Ночь была отвратительна.

Они вернулись и разошлись по разным комнатам, словно испытывая непреодолимое отвращение друг к другу. Словно только что признавшись в своих низменных пристрастиях и желаниях и в одночасье разочаровавшись друг в друге, они теперь боялись посмотреть друг другу в глаза.

А утром она обнаружила, что избавилась от беременности. От ошибочной, но ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ беременности. Ей уже не был нужен ребенок от ТАКОГО мужчины, как не нужна была и сама семья с таким мужем. Ей нужно было срочно сменить обстановку, уехать, спрятаться от Чайкина и никогда в жизни больше не видеть его.

И она не нашла ничего лучше, как позвонить Крымову и попросить приютить ее. Он совершенно спокойно воспринял ее звонок и даже предложил подъехать за ней.

– Скандал? – спросил он Надю в машине, увозя ее за город, туда, где через несколько дней намеревался устроить новогодний праздник для Юли, Игоря и Нади с Чайкиным и растянуть эти каникулы чуть ли не до середины января.

Она промолчала, потому что знала: стоит ей сейчас открыть рот, как она выдаст ему все, а этого нельзя было допустить. И она крепилась до самого дома. И только там, выпив вина и разрыдавшись, она, как могла, сбивчиво, попыталась ему все объяснить, но при этом взяла клятву, что он будет молчать.

– А где же твой живот? Ты что, носила под платьем подушку?

С ним было легко, с этим Крымовым. Легко, приятно и весело. Он знал, как надо себя вести с разочарованной в другом мужчине женщиной, а потому Надя быстро успокоилась и уснула на его плече так, словно нашла наконец свой настоящий любовный приют. А утром действительно были и любовь, и нежность, и ощущение полного блаженства, граничащего с тем, что простые смертные называют женским счастьем.

Она провела в загородном доме в общей сложности пять дней и была очень удивлена, когда тридцатого декабря вечером Крымов приехал из города и привез ей в подарок норковую шубу. Она поняла, что он сделал это не из-за любви, а из жалости к ней, потому что не поверил в ее мнимую беременность. Хотя, если учитывать, что он все-таки взрослый мужчина, который должен понимать, что после искусственных родов, в которых он мог ее упрекнуть, женщина не может столько времени проводить в постели с мужчиной, то он мог действительно подумать, что она ходила с подушкой под платьем…

Она могла бы выведать у него все, что он думает по этому поводу, но не стала. Шуба была очень хороша – легкая и теплая, как, впрочем, и их отношения, к тому же она очень шла Наде. Надя ничего не хотела усложнять.

Зачем, когда и так все хорошо? Ведь мужчине положено благодарить женщину за любовь. И пусть отношения между ними были довольно необязательными, не стоило забывать, что все в этом мире условно и временно, а потому надо радоваться каждой подаренной жизнью минуте. Ведь все-таки близился Новый год, праздник, а что еще своевременнее и радостнее можно было бы придумать для ситуации, в которой она оказалась? Разве что ощущение тайны, которая существовала между Надей и Крымовым и делала предстоящее пребывание Земцовой в загородном доме Жени бессмысленным. Разве эта тайна не возвысит Надю над Юлей? Безусловно, возвысит.

И все получилось. Все приехали, жили долго рядом, бок о бок полмесяца, и никто – она могла бы поручиться! – не знал о том, что все эти ночи она проводила в объятиях Крымова. Не будь в доме Земцовой, Надя бы, возможно, ограничилась одной ночью близости, а так присутствие рядом соперницы подстегивало и, чего уж там греха таить, возбуждало. Больше всего она боялась в момент страсти услышать от Крымова имя «Юля». Тогда бы и к Чайкину можно было вернуться: не все ли равно, с кем жить, с некрофилом или с не принадлежащим тебе любовником? А ведь так хотелось тепла и настоящего чувства…