Мне есть что вам сказать
Шрифт:
Это поворотный пункт: мы должны снова нести знамя британскости
Я достаточно наслушался того, какими нормальными и очаровательными ребятами были эти молодые парни. И как они любили помогать или отцу в магазинчике, торгующим горячей пищей, или старушке при переходе улицы, или играть в крикет в парке.
«Он просто хотел посмеяться, – сказал прошлым вечером кто-то из соседей об одном из четырех уродов, которые убили себя и по меньшей мере 52 человек в Лондоне. – Да, он был в полном здравии». Так-так, интересно… Если эти четыре молодых парня были абсолютно нормальными йоркширцами, тогда что за ерунда творится
Они были нашими – дальше некуда. Они были такими же типичными для Британии, как дождь в воскресенье. Британскими, как «Тайзер [155] », как очереди, как футболки с у-образным вырезом, как смена караула королевских гвардейцев и чипсы, которые сделали из них то, чем они стали. Они родились в британских роддомах и получили от государства все, что оно могло им дать.
Они ходили в британские школы и узнавали о Британии от своих британских учителей. А когда они убили столько своих земляков-британцев, именно британская служба скорой помощи пыталась спасти как можно больше жизней.
155
«Тайзер» – фирменное название газированного фруктового напитка одноименной компании.
Этот поразительный факт их британскости говорит нам нечто пугающее и о них, и о нас, ибо для террористов-смертников они необычны. Палестинские смертники, устраивающие теракт в Иерусалиме или Тель-Авиве, бывают выходцами из убогих кварталов Наблуса или Хеврона. Те 19 террористов-смертников, которые уничтожили небоскребы-близнецы, все без исключения были выходцами из арабского мира, в основном из Саудовской Аравии.
Похоже, нам удалось совершить невероятное и вывести породу террористов-смертников, готовых уничтожить то общество, которое их вырастило. И возникает вопрос «почему?». Почему Америка импортирует террористов-смертников, а мы производим своих собственных?
Прошлое лето мы провели в прекрасной поездке по Америке. Для циничного британца было удивительно видеть, как американцы вывешивают свой флаг. На каждой веранде, на каждом флагштоке, на каждом бампере гордо и независимо в изобилии висели звездно-полосатые флаги. Сравните с тем, как мы обращаемся с нашим «Юнион флагом», который постоянно упоминают в делах о расовом преследовании на том основании, например, что наклейка с флагом на шкафчике в раздевалке носит провокационный характер. Вспомните Боба Эйлинга, бизнесмена – сторонника лейбористов, сменившего великого лорда Кинга в компании British Airways, который решил, что «Юнион флаг» многих смущает, и дал указание удалить их с килей самолетов компании.
Наш подход к национальным символам американцев поставил бы в тупик. Для них флаг – это жизненно важный инструмент интеграции, способ подтвердить, что в этой огромной стране иммигрантов каждый человек не только американец, но и равноправный американец с равными шансами. Вот почему американские дети свой день в школе начинают с того, что дают клятву верности флагу, и вот почему американцы демонстрируют патриотизм и просто болеют за свою страну, тогда как наши пресыщенные соотечественники находят такие чувства детскими.
А если посмотреть, чему учат в британских школах, и вспомнить, что один из убийц был учителем начальных классов, то трудно отрицать: в своей оценке того, что нужно нации для единения, американцы правы, а мы, как ни печально, нет. И это не просто потому, что большая часть британских детей уже многого не знает об истории Британии (13 % молодежи от 16 до 24 лет думает, что Армаду [156] разбил Хорнблауэр [157] , а 6 % приписывают великую морскую победу Гэндальфу [158] ). Беда в том, что мы больше не требуем лояльности от иммигрантов или их детей. Виновников много, и в первую очередь это Инок Пауэлл. Как годами твердил Билл Дидс, проблема заключалась не столько в катастрофичной тираде Пауэлла в 1968 году против иммиграции,
сколько в том, что это повлекло невозможность для любого серьезного политика обсуждать последствия иммиграции и то, как должно функционировать многонациональное общество.156
«Непобедимая армада» – военный флот, направленный в 1588 г. испанским королем Филиппом II против Англии и потерпевший поражение.
157
Вымышленный персонаж, офицер Королевского британского флота в период наполеоновских войн, созданный писателем С. Форестером, впоследствии герой фильма и телесериала.
158
Один из центральных персонажей легендариума Джона Толкина.
После расистской атаки Пауэлла никто не осмеливался говорить о британскости или о необходимости настаивать на лояльности иммигрантов к стране иммиграции, что успешно делают американцы.
Так мы и дрейфовали в течение всех этих десятилетий и создавали культурно многообразное общество, очень привлекательное и имеющее массу преимуществ, в котором, однако, слишком многие британцы абсолютно не обладают чувством привязанности к этой стране или ее институтам. Это культурная катастрофа, на устранение последствий которой уйдут десятилетия, а начинать следует с того, что я назвал в сегодняшнем утреннем выпуске The Spectator ребританификацией Британии.
Это означает отстаивание определенных ценностей, которые мы считаем британскими в доброжелательной и вежливой манере. Если это подразумевает конец ненависти, фонтанирующей в мечетях, и обращения с женщинами как с людьми второго сорта, пусть будет так. Нам необходимо приучить второе поколение мусульманских общин к нашему образу жизни и покончить с явным отчуждением, которое они ощущают.
Это значит, что имамам надо сменить тон. А Мусульманскому совету Великобритании прекратить бесконечные разговоры о том, что «проблема не в исламе». Ведь абсолютно ясно, что во многих мечетях можно услышать проповеди ненависти и найти литературу с прославлением 9/11 и оскорблением евреев.
Мы достигли поворотного пункта в отношениях между мусульманским сообществом и остальными. И для умеренных сейчас самое время показать себя лидерами. Вот почему я хочу закончить статью словами моего коллеги – лейбориста Шахида Малика, члена парламента от Дьюсбери, который вчера сказал: «Задача ясна – мы не должны больше терпеть тех речей, которые терпели до этого, будут ли они раздаваться на улицах, в школах, молодежных клубах, мечетях, закоулках, дома. Надо не просто порицать их. Надо противостоять».
Хорошо сказано, Шахид. Самое время имамам последовать этим словам.
Конец части Англии
Когда я увидел, как у нижних ворот Берта развернулась ко мне крупом, я подумал: тут какая-то ошибка. Мне обещали найти красивую спокойную кобылу с учетом того, что я никогда не ездил на лошадях. А на меня надвигался вздымающийся зад самой крупной гнедой, которую я когда-либо видел.
Ошеломленный, я взобрался на стул, приготовленный для меня Ди Гризеллем, совладельцем фермы, сунул ногу в стремя и попытался закинуть себя в седло. Берта в этот момент подалась назад, и я начал свой первый день охоты в последнюю, согласно древней традиции, неделю с медленного, как во сне, падения на бетонный пол фермы.
Так что оставим меня там, зависшим между стременем и землей, и рассмотрим причины этого отчаянного поступка. «Ты очень храбрый, – постоянно талдычат мне все, – если не сказать отчаянный». В действительности же к тому времени, когда я разобрался с Бертой, я стал – подозреваю, намеренно – трусливым. «Когда в 1997 году я решил вновь заняться охотой, – рассказал пригласивший меня Чарльз Мур, пока мы ехали на сбор охотников, – я уже не занимался ею 25 лет и в ночь перед выездом не сомкнул глаз». «Правда?» – сказал я, и тут до меня дошло, что я прошлую ночь проспал с невозмутимостью невежды.