Мне не нужна любовь

– Если коротко – он врет, – буркнул Андрей. – Сознательно или нет, но врет.

– Любопытно. А если поподробнее?

Андрей замялся, решая, стоит ли об этом говорить.

– Ну? Я жду, – поощрительно улыбнулась Света.

– У нас очень большая и неприкаянная страна. Управлять ею крайне сложно – законы не действуют, повсюду равнодушие, мздоимство, воровство... В таких условиях одних разумных и грамотных решений мало. Нужны железная воля и полнейшая самоотдача для их осуществления, даже, если угодно, – подвижничество. А на подвиг способен далеко не каждый, и уж, во всяком случае, не он. – Андрей кивнул на экран.

– Да почему же не он?

– Не может быть подвига без любви, ты согласна? – Света кивнула. – В данном случае – любви сродни сыновней, к своему народу, к своей стране, – Света снова кивнула. – А этот господин, пока я его слушал, дважды употребил слова «эта страна»...

– Ну и что? – не понимала Света.

Андрей, весь разговор упрямо смотревший лишь в свою чашку, поднял глаза и строго взглянул на нее.

– Это все равно, что сказать о матери «эта женщина»...

Света с удивлением смотрела на него – неужели он серьезно?

– Андрей, но ведь это просто расхожее выражение, сейчас из десяти одиннадцать так говорят...

– Вот потому мы так и живем! В иные, лучшие для России времена, в ходу были другие выражения...

– Какие же?

– «Любезное Отечество», например! – отрезал Андрей и сердито уткнулся в свою чашку.

«Вот так, дорогая моя, получила? – озадаченно подумала Света. – А он, между прочим, очень любопытный малый...»

Они помолчали немного, сосредоточившись на остывающем чае.

«Нет, политика – слишком уж острая тема, – рассуждала Света. – Надо поискать что-нибудь поспокойнее...» Она стала переключать каналы и остановила свой выбор на популярной женской программе. «Попробуем-ка узнать, что наш мастер думает о прекрасном поле».

А Андрей в это время ругал себя за несдержанность. «Олух, ну что ты вскинулся-то? Кому тут нужны твои теории? Видишь же – человек пришел с работы, устал. К тому же одиночество... Ей отдохнуть хочется, поговорить спокойно, а ты... тоже мне, неистовый Робеспьер!»

Света открыла было рот, чтобы задать новый вопрос, но, стремясь загладить свою резкость, ее опередил Андрей.

– Ты как считаешь – кто прав? Оля или Маша? – неловко, с натугой спросил он.

«Надо же! Мало того, что он перехватил инициативу, он еще и мой вопрос задал! Ну-ну...»

– Когда как... – ответила Света, подумав: «Уж тебе-то наверняка ближе Оля!», – но чаще, конечно же, Оля.

– Да? И мне тоже. Все-таки в таком, как у Маши, непримиримом феминизме есть что-то противоестественное, правда? – Андрей старательно пытался вести светскую беседу.

– Противоестественное?

– Ну конечно. Ведь многовековая история развития человечества произвела своего рода естественный отбор, предоставив мужчинам – мужское, а женщинам – женское. Природа сама учла все наши различия и особенности – и физиологические, и психологические. Отрицать это нелепо, это значит отрицать законы природы...

– Ну, физиологические – понятно, а вот психологические... Ты думаешь, между мужчинами и женщинами есть какие-то существенные психологические различия? – Света про себя улыбалась: сейчас он будет учить ее психологии...

– Что ты! Огромные! Женщины вообще воспринимают все иначе. Более эмоционально, интуитивно, иррационально. Но иначе – не значит хуже. Наоборот, эти особенности дают женщине преимущество перед прямолинейной мужской логикой. Женщины, мудрые женской мудростью, это понимают и используют себе во благо, а женщины, умные мужским умом, воюют против этого – как Маша. Зачем?

– Может быть, они воюют совсем не с этим?

– А с чем же?

Света пожала плечами.

– С домашним рабством, например. С бесчисленными хозяйственными заботами, «великодушно» предоставленными им мужчинами. С бесконечными пеленками, кастрюлями и рубашками...

– Мне, конечно, трудно судить, но, думаю, мудрая и любящая женщина сама не отдаст никому ни своих пеленок, ни кастрюль, ни рубашек! А если же все это ее тяготит, значит, и муж ей – чужой, и дети его – не в радость, и, вообще, не сложилось у нее семьи, не с тем человеком жизнь она делит!

– Не слишком ли круто? Что, раз надоело мужу рубашки гладить, то уж и жизнь не удалась?

– А как же иначе? Ведь каждая женщина – а тем более любящая – немного колдунья. Она не просто рубашку гладит, она на этой рубашке тепло рук своих оставляет, чтобы оно всегда с любимым было, чтобы от бед оберегало, соблазны отводило, чтобы помнил он каждую минуту, что его и любят, и ждут... Это вековая домашняя магия, и в тягость нормальной женщине она быть не может...

Света слушала его, открыв рот. Его рассуждения были так необычны, так забавны! Конечно, глупость полная, но как интересно!

В тот вечер они проболтали допоздна, постоянно меняя темы разговора, и Андрей каждый раз демонстрировал свое особенное и, как правило, весьма любопытное мнение. Света укладывалась спать очень довольная собой: да, это была отличная идея – оставить Андрея у себя!

Назавтра «вечер вопросов и ответов» состоялся снова, и на следующий день – тоже. Но характер бесед несколько изменился. Уже не опасаясь, что собеседник «закроется», Света стала позволять себе возражать Андрею. Особенно ее «доставала» его склонность к нравоучениям, от некоторых его сентенций за версту несло домостроем, какой-то дремучей, кондовой моралью, столь странной для современного молодого человека. Иногда она не выдерживала и, разгорячившись, всерьез начинала спорить.

– Ты проповедуешь старые как мир, избитые и банальные истины! – сердито упрекала она Андрея.

– Любая истина банальна, – спокойно отвечал он. – Небанальная истина – это уже открытие, на него я ни в коей мере не претендую.

– Андрей, – пыталась урезонить его Света, – но ведь времена меняются, с ними меняются и понятия нравственного!

– Меняются, к сожалению, понятия безнравственного, понятия нравственного изменяться не могут, – возражал он.

– Да почему же не могут?

– Помнишь, Кант говорил, что есть только две вещи, которые не перестают его удивлять: звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас? Ты не задумывалась, что же он нашел в этом удивительного?

– И что же, по-твоему?

– По-моему то, что и одно и другое – абсолютно, безгранично и вечно. Нравственный закон – это закон природы, как закон всемирного тяготения или закон Ома. Он был и будет всегда, во все времена и при всех режимах. Не важно, как он называется – Нагорная проповедь или Моральный кодекс строителя коммунизма – суть его от этого не изменится. Нравственный закон незыблем, потому что обеспечивает безопасность и жизнеспособность общества. Если он попирается массово, как у нас сейчас, то общество болеет, а если он отвергается всеми поголовно, оно гибнет.