Мне приснилось лондонское небо. В поисках мистера Дарси
Шрифт:
– Что же ты, в браки по любви совсем не веришь?
Дашка посмотрела на неё с выражением полной безнадёжности.
– Арина, какая любовь в тридцать лет? По любви выходят замуж в двадцать, когда ещё мозгов нет, одни гормоны. К тридцати годам женщина утрачивает способность влюбляться, это учёными доказано. Мужчина может влюбляться до девяноста лет, у них такая физиология. Женщина к тридцати годам, если она, конечно, совсем не дура, должна всерьёз задуматься о том, кому рожать своих детей, с кем она будет чувствовать себя защищённо и не бояться за завтрашний день. Приехать в Лондон, чтобы рай в шалаше устраивать – посмотрите на неё!
Где-то в глубине души Арина не могла согласиться с Дашкой, но противопоставить ей было нечего. Неустроенная личная жизнь в России, два неудачных романа в Лондоне, утопический Джон Льюис, который так и не спустился к ней со своего пьедестала. Пытаясь справиться со своим разочарованием, она
«Может быть, и нет никакой любви. Может быть, всё это физиология чистейшей воды. Буду руководствоваться примитивным расчётом. Если мужчина подходит по всем критериям и мне комфортно в его обществе, значит, достойный кандидат».
Чтобы не казаться пустословной даже в собственных глазах, она пообещала себе, что не будет раскисать и начнёт ходить на свидания всякий раз, как ей кто-нибудь приглянется. И чтобы не дать себе сойти с дистанции после первых неудач, она дала себе слово, что встретится, по меньшей мере, с десятью мужчинами, прежде чем забросит эту затею как безнадёжную.
* * *Уже с понедельника Арина заступила на новое рабочее место, а Наташа взяла над ней шефство. Выполняя ежедневную рутину, она велела ходить за ней хвостиком, запоминать, что и как делать, и задавать вопросы. «Тебе ещё повезло, что есть кто-то русскоговорящий, а то бы филиппинцы тебя учили – ничего бы не выучила», – заверила она.
Регистрация в агентстве прошла без осложнений. Уже в первую неделю Арина получила нагрузку в тридцать часов. Агентство знало, что у неё студенческая виза, но не знало, какую нагрузку может предложить отель. Отель знал нагрузку, но не знал, что у Арины студенческая виза. Как при любой сложной бюрократической структуре, система дала сбой. А может, никого и не волновало, что написано у неё в визе. В горячий сезон каждые руки на вес золота. Когда бизнес требует, и не на то глаза закроешь. Зарекомендовав себя на новом месте, она стала получать до пятидесяти часов в неделю. При загруженной неделе предлагали работать в выходные. Конференций по выходным не было, зато случались банкеты и частные вечеринки. В иные дни нагрузка достигала шестнадцати часов в день, а с утра опять на работу. За вычетом времени на дорогу и сборы, на сон оставалось пять часов. Поздними вечерами на полном автопилоте расставляя указатели для завтрашних конференций, Арина невольно усмехалась: «Теперь только газовых горелок не хватает. Согласно теории бывшего ученика Данила Казанцева, если пахать по шестнадцать часов в день, можно привести страну к процветанию».
«Вот только напрашивается вопрос, чью страну? – насмешливо щурился воображаемый Казанцев. – Вот именно!»
Лондонская жизнь встряхнула Арину не по-детски, перевернула с ног на голову все понятия, каждый день ломала привычные принципы и установки и не оставляла даже времени думать о прежнем образе жизни. Она совсем не скучала по школе, но, к своему удивлению, то и дело ловила себя на мысли о своих бывших учениках. Арина размышляла не столько о том, как они там без неё живут и учатся, сколько о том, что они вынесут из школы, какую мораль, какие убеждения, что будет с ними в будущем, кем они станут, найдут ли своё счастье, оправдаются ли их устремления. Ей часто казалось, что она не нашла места в родной стране, потому что попала в переходный период. Воспитанная в советских понятиях, которые больше не работали, она не вполне понимала, как применить себя в новой постсоветской жизни, где виделось только две альтернативы: работа в школе за гроши или уход в частную структуру, мало связанную не только с образованием, но и с тем образом жизни, к которому её готовили родители. Её ученики, родившиеся на десятилетие позже, жили уже в другой реальности, капиталистической. Необременённые пионерскими заветами и комсомольской моралью, возможно, они преуспеют в жизни и с лёгкостью найдут своё место. По крайней мере, некоторые из них. Умничка Казанцев вспоминался чаще других как раз потому, что уже в пятнадцать лет озвучивал свои амбиции достичь в жизни больших высот. Получится ли у него? Хватит ли сил? Есть ли в нём внутренний стержень или все его амбиции – просто трёп подростка, который не видел жизни? К тому же провинциального подростка. Как много краснознамёнских выпускников реально достигли в жизни больших высот?
А ещё она часто думала о том высоком социальном статусе, который обеспечивала ей профессия преподавателя, и который был совершенно утрачен за границей. И хотя после развала Советского Союза учителя уже не пользовались таким почётом и уважением, как в советские времена, в провинциальных школах их ореол непогрешимости и незыблемого авторитета всё ещё сохранялся. Здесь же она была никто, её руководство, клиенты и даже другие официанты
не только не предполагали обнаружить у неё высокий интеллект и незаурядные способности, они даже не стремились завести с ней какой-либо осмысленный разговор, выходящий за рамки вежливого обмена дежурными фразами.В первый день Арину поставили на кофе-станцию – сказали, там большого ума не надо и языка не требуется. Чего там понимать: чай-кофе, с сахаром-без сахара. Но первый же кофе-брейк дался с трудом. Участники конференции, как будто сговорившись, хотели чего-то невообразимого – чай с цинамоном, пеперминтом или джинджером, на элементарный вопрос о молоке бормотали про какой-то «даш», «сплэш» и «скимд», постоянно спрашивали ванную комнату, женскую комнату и какой-то «лу» – все три в итоге оказались всего лишь туалетами – и всё время отбирали у Арины кувшин с молоком, чтобы налить себе ровно столько молока, сколько они привыкли пить со своим чаем.
– Тебе сегодня не повезло, – хохотнула Наташа. – У нас сегодня преподаватели.
– Ну и что? Слишком требовательные?
– Да нет. Просто женщины.
На другой день были экономисты, девяносто пять процентов мужчин, поэтому им было почти всё равно, что им наливают. Все они были очень славные ребята, терпеливо стояли в очереди, ожидая, пока их обслужат, не споря пили чай вместо кофе и кофе вместо чая и охотно прощали Арине недостаток или излишек молока.
К концу недели Арина уже развеселилась и поняла, что лондонская жизнь, наконец, повернулась к ней лицом. Весёлые и шумные толпы молодых симпатичных мужчин вываливались каждый день из конференц-зала и заполняли собой просторное фойе, охотно выпивали пару кружек кофе и оживлённо беседовали друг с другом. Иностранцев среди них почти не наблюдалось, а если и были, то европейцы, мало отличимые от англичан. Арина уже обратила внимание, что у англичан обоих полов продолговатое лицо, маленький рот, опущенные уголки глаз и жиденькие волосы, но по какой-то непонятной причине женщин это портило, а мужчин нет. Почти всегда они были вежливы и обходительны, и Арина находила их совершенно очаровательными, решительно всех – молодых, старых, худых, полных и лысых, и единственная досада заключалась в том, что каждый день приходили новые люди, и даже самый восхитительный флирт заканчивался после четвёртого перерыва.
В один из первых дней Арина была отправлена дежурить в гардероб. Работа, не требующая большого опыта и способностей, всегда доставалась новичкам или пришлым людям из агентства. Одни её любили – весь день сидишь и ничего не делаешь, другие ненавидели по той же причине. По совету Наташи Арина захватила с собой газету «Индепендент» и пыталась читать. После ухода из «Ориона» она вернулась в колледж и подолгу просиживала по вечерам с учебниками, стараясь наверстать упущенное. Новая учительница, заменившая Брайана, советовала читать как можно больше книг, чтобы расширить лексический запас и запомнить грамматический строй предложений. Книги Арине ещё не давались, поэтому она взяла за правило читать по одной газетной статье в день. Домучив дежурную статью в «Индепендент» и не получив никакого удовольствия от прочитанного – каждое второе слово незнакомое, а словаря под рукой нет – она быстро переключилась на судоку. Какое счастье, хотя бы номера имеют интернациональное значение!
День близился к концу, конференция должна была скоро завершиться, но отдельные участники уже покидали зал в надежде успеть на поезд до того, как начнётся час пик. Они подхватывали свои плащи и чемоданы со стойки и, благодаря Арину с такой сердечностью, как если бы она спасла им жизнь, исчезали за углом. Вот и ещё один прогульщик решил сбежать с занятий пораньше. Молодой высокий мужчина неожиданно вынырнул из-за угла и шлёпнул номерок на стойку. Арина от неожиданности вскочила и быстро спрятала газету, как будто в разгадывании судоку за неимением других занятий был какой-то криминал. В какой-то момент Арине показалось, что Джон Льюис в очередной раз сошёл с фотографии и явился перед ней во плоти. Через секунду она отогнала наваждение и смущённо потупила глаза. Пожалуй, истинный Джон Льюис обладает самой заурядной внешностью, если она видит его отражение в каждом англичанине.
– Я смотрю, вы читаете «Индепендент», должно быть, разделяете взгляды либерал-демократов? – заметил мужчина.
– Нет, просто улучшаю английский. Я студентка, – пролепетала Арина.
– Извините, – произнёс мужчина, смутившись её смущения. – Не хочу вас отвлекать, но был бы очень признателен, если бы вы нашли в вашем закутке чёрное пальто, зонт и коричневый чемодан, – в его голосе звучала неловкость от неуместного вмешательства.
Арина проворно нырнула в гардеробную и через минуту появилась с вещами. Плюхнула всё на стойку и замерла в ожидании. «Скажи же что-нибудь, – приказала она себе. – У тебя ровно десять секунд на то, чтобы сделать хотя бы что-нибудь, прежде чем он исчезнет навсегда».