Мне снился сон…

Позже Уильям рассказал ей о разговоре с адмиралом Гамильтоном.

– Уильям, – сказал тот, не утруждая себя официальным обращением. – Я сейчас пошлю за тобой и Викторией катер, быстро возвращайтесь.

– Но, господин адмирал, – удивился брат. – Почему? Мы ещё здесь нужны!

После небольшой паузы контр-адмирал Гамильтон ответил:

– Через полчаса мы вывесим на мачте знак «Красный треугольник с красным крестом»…

– Не понял… Это ведь значит: всем рассредоточиться… Зачем?

– Да, всему транспорту рассредоточиться и поодиночке следовать к месту назначения. Зачем, не могу тебе объяснить. Только что получил приказ из адмиралтейства, лично от первого морского лорда адмирала Паунда… Эсминцы охранения и корабли ближнего прикрытия отходят на запад, соединяются с отрядом дальнего прикрытия, возвращаются на базу… Транспорты рассредоточиваются и самостоятельно следуют в русские порты…

– Не понял! – Теперь уже в голосе Уильяма была не растерянность, как в первый раз, а возмущение и напор. – Что за бредовый приказ? Как это возможно! Мы ведь сейчас почти на траверзе мыса Нордкап! Рядом с немецкими аэродромами и базами! Они же станут расстреливать беззащитные транспорты, как в тире!

Он услышал, как адмирал вздохнул, потом сказал хрипловато:

– Приказ есть приказ… Садитесь в катер и возвращайтесь.

– Нет, – отрезал Уильям. – Здесь тяжелораненые, двое в критическом состоянии. Заняться ими некому, бросать нельзя.

– Вы можете не дойти… – И поскольку Роскоммон молчал, адмирал попросил. – Отправь сестру.

– Она не только мне сестра, она сестра милосердия. И, должен сказать, отличная помощница. Она тоже нужна здесь. – И, смягчив тон, добавил: – Господин контр-адмирал, да она и сама не оставит меня и раненых. Я знаю…

Виктория вышла на верхнюю палубу, сделала шага три и схватилась за какой-то канат. В сером тумане она видела, как уходит, удаляется флагманский крейсер «Лондон» – медленно, тяжело. Силуэты поменьше – эсминцы и крейсеры, – уже почти растворились в белесой дымке. Ей было тяжело дышать и она впервые ощутила себя такой маленькой в этом огромном океане! Впереди, в волнах, вдруг показался перископ подводной лодки… Нет, почудилось! Но ведь они и вправду здесь, эти вражеские субмарины! Раньше их отслеживали, отгоняли, не подпускали близко, но теперь немцы уже наверняка знают, или вот-вот узнают, что транспорты, и «Даниэль Морган» тоже, никто не охраняет… Девушка не могла понять, в чём дело? Почему их бросили? Предали!..

Глава 16

– Шесть десятилетий прошло, мой мальчик. Даже больше… А я до сих пор не могу понять, что же произошло тогда! Почему отдали приказ уйти всей охране? Почему бросили на растерзание эти беззащитные корабли? Сотни людей. А бесценный для воюющей страны груз? Танки, самолёты, машины, медикаменты!

Щёки леди Виктории пылали румянцем: от пылающего камина, от выпитого вина, но – больше всего, – от волнующих воспоминаний.

– Об Арктических конвоях много потом было написано исследований, высказано версий и догадок, но всё не то, не то!

– Я тоже помню, – кивнул Энтони. – Известие о выходе навстречу конвою PQ-17 немецкого линкора «Тирпиц» до смерти напугало наше адмиралтейство… Я, кстати, тоже не мог до конца понять – почему? Да, мощный военный корабль, но разве настолько грозный и непобедимый, что нужно было так позорно удирать? Там было больше немецкой шумихи и пропаганды, чем реальности. Вот же – потопила его русская подводная лодка очень даже просто.

Бабушка, которая последние минут десять своего рассказа прохаживалась по комнате, вновь села в кресло. Вздохнула.

– Я много читала этих самых исследований, научных книг. Но настоящего ответа не нашла. Узнаю ли когда-нибудь?.. Там есть какая-то тайна, которую до сих пор не раскрывают… Ну ладно. Я продолжу. Тебе интересно?

– Необыкновенно! – Воскликнул Энтони. – А ты ещё так рассказываешь: я словно бы вижу всё сам.

– Тогда слушай. Но, сначала, впусти пожалуйста, Буффи, она скребётся в дверь, просится…

Собачонка всего полминутки попрыгала, выражая радость встречи, потом улеглась на ковре, между хозяйкой и молодым хозяином, положив ушастую морду на туфель Энтони. Он погладил её, подумав грустно: «Старенькая стала…» Почему-то о бабушке он так не думал, наверное она не давала к этому повода. А особенно сейчас, когда рассказывала, вспоминая свою молодость.

…Одному из прооперированных моряков было очень плохо, он не приходил в сознание, всё время бредил. Вспоминал тот налёт немецких пикирующих бомбардировщиков, при котором и был ранен. Виктория сидела у его постели, держала, когда он пытался сесть, подносила к губам питьё. Второй раненый пришёл в себя, говорил ей:

– Они бы нас вообще разбомбили, но примчались русские «Ястребки» – я слышал, так называют их самолёты. Разогнали, можно сказать, спасли корабль. Вот только нам с Фрэнком не повезло. Но ничего, придём в Мурманск, подлечимся. Уже скоро.

Он не знал о происшедшем. А она, хоть и знала, тоже твердила себе: дойдём, дойдём!..

Ночь, похожая на день, прошла спокойно. Уильям, который обработал несложные раны ещё нескольких человек, поспал часа три, под утро отправил отдыхать сестру. К этому времени тяжелораненый матрос Фрэнк успокоился, уже не бредил, а спал.

– Похоже, он выкарабкается, – сказал Уильям. – Отдохни, наберись сил, они тебе понадобятся.

Милый брат, он и сам не подозревал, насколько был прав!

Она, шатаясь, засыпая на ходу, добралась до каюты и упала на койку, не раздеваясь. Даже куртку не сняла. В сознании, уже уходящем в сон, мелькнула было мысль, но не было сил ни пуговицы расстёгивать, ни одеяло поднимать… Заснула мгновенно. Потому и не знала, как всё началось. Позже Силва рассказал ей… Когда наблюдатель увидел след торпеды и корабль начал делать манёвр, стараясь уйти от удара, раздались два почти одновременных взрыва. Первые две незамеченные торпеды попали в цель. Третья, от которой не удалось уклониться, тоже догнала корабль.

– Раньше к нам подводные лодки не подпускали, у эсминцев охраны была хорошая акустика, – сказал португалец. – А теперь расстреляли играючи!..

Но этот разговор случился гораздо позже. Тогда же Виктория не просто проснулась: её сильнейшим ударом сбросило на пол. Завывал гудок, раздавались страшные крики, грохот.

– Уилл! – закричала она инстинктивна.

Так перепуганные дети зовут маму.

Чёрный дым верхней палубы, едкий от каких-то горючих материалов, резанул по глазам, заставил закашляться. По корме гулял огонь, люди метались. Брата не было видно, она вновь позвала его, побежала и тут же споткнулась о мёртвое тело. Не успела испугаться: рядом, приподнимаясь на локте, её позвал раненый.

– Да, да, – прокричала Виктория, и тут же сообразила, что санитарная сумка при ней, надета ремешком через плечо. Она опустилась на колени, стала разрывать пакеты с бинтами. «Уильям тоже где-то здесь, кого-то перевязывает…» – убеждала себя.

Пронзительный вой самолётов перекрыл всё. Девушка упала, сжимая голову руками, рядом посыпались ящики, одним задело её… Потом она бродила по тому, что ещё недавно называлось транспортным кораблём, искала живых. Судно уже дало сильный крен, не во все каюты можно было добраться. Лазарет тоже оказался там, в затопленной части. Доступные же каюты были пусты. Она нашла мёртвого Уильяма среди других мёртвых и изуродованных людей. Села рядом с ним, сидела молча, не могла даже плакать. Подошёл худой смуглый матрос, сказал: