Мне. Ее. Нельзя
Шрифт:
– Вот же сука…
Снова сплевываю кровь на асфальт, наконец обращаю внимание на девушку, она также лежит, согнув ноги, светлые волосы закрывают лицо. Сажусь на корточки, убираю светлые пряди, вглядываюсь в лицо. Она очень красивая, но бледная, а губы – как яркое пятно, слегка приоткрыты.
– Эй, эй, Барби. Да твою же мать.
Не хватало, чтобы она умерла прямо здесь. Трогаю шею, нащупываю артерию, все в порядке, пульс есть. Набираю «скорую», надо отвести Барби в больницу, а уже потом во всем разобраться. Что за херня происходит в моем городе? Кто эти залетные ребята?
–
– Но, Игнат…
– Приезжай, я сказал, быстро.
– Да какого лешего ты там один, Игнат?
– Марат!
– Ок, еду.
Проходит минут десять, прежде чем приезжает «скорая», не трогаю девушку, она так и не приходит в сознание, но стараюсь не шевелить ее, неизвестно, что она могла повредить. Но эта Барби и вся ситуация вызывает неподдельный интерес.
– Куда вы ее привезете?
– Областная дежурит.
– Что примерно с ней?
– МРТ нужно, не могу сказать.
Доктор со «скорой» краток, у него работа, а я только отвлекаю. За это время из бара вышел народ, начал глазеть, отхожу в сторону к своему «бентли», закуриваю, во рту все еще привкус крови и железа. А когда приезжает мой глава службы безопасности, заспанный и нервный, курю уже вторую.
– Вот только ничего не говори.
– Игнат, я не понял, да какого хрена происходит? Ты почему здесь и без охраны? Захотел острых ощущений?
– Ну, Марат, я взрослый мальчик, могу гулять где хочу. Не переживай, твой босс жив, немного помят, но жив. Но Ржавый мутит мутки, надо в этом разобраться.
– Кто? Кто такой Ржавый?
– Вот и я не знаю кто, но надо все узнать.
– Босс, я не понимаю?
– Я, Марат, тоже пока ничего не понимаю. —Задумчиво смотрю в темноту, думая совсем не о Ржавом. Во рту все еще горечь собственной крови, костяшки сбиты, ребра болят.
– Что здесь произошло?
– Тебе культурно или не очень ответить?
– Да уже как получится.
– Ладно, скажи парням, чтобы забрали мою машину, повезешь меня в больничку, в областную.
– Так…
– Марат, много слов, поехали.
Глава 5. Алена
Очень темно.
Темнота вокруг меня, она давит, она обволакивает, словно я в вязкой смоле, совсем немного – и застыну там, как муха. Нет абсолютно никаких мыслей и эмоций, лишь страх. Он накрывает неожиданно, хватая за горло костлявыми пальцами.
Хочу пошевелиться, но получается лишь двигать пальцами, чувствую под подушечками ткань, немного шершавая. Пытаюсь открыть глаза, не получается, и от малейшей попытки это сделать затылок пронзает острая боль. От этого становится еще хуже, лежу, не двигаюсь, лишь прислушиваясь к звукам.
Не помню, что произошло, где я, что со мной случилось.
Ничего, абсолютно ничего не помню, а если пытаюсь напрячь память, усиливается боль в голове. Только боль и темнота, но вот к этому добавляется писк какого-то прибора, шорохи, шаги. Кто-то прикасается к запястью, хочу отдернуть руку, но не получается.
– Как она?
– Что вы хотите от меня услышать?
– Что с девушкой? Я это хочу услышать. И не говорите мне о врачебных тайнах.
– Ну что сказать, пациентка тяжелая,
но стабильная, вербальные и двигательные реакции по шкале Глазго на единицу – это нехорошо, дышит сама – это хорошо. На задней стороне черепа гематома, внутричерепная гипертензия, из-за этого нарушение кровотока и сдавливание сосудов.– Что дальше?
– В каком смысле?
– В прямом, доктор.
– Очнется – спросим больше, пока наблюдаем.
– Когда очнется?
– Ну, молодой человек, этого я сказать не могу. Вы сами не предоставили никакой информации, кто она такая, как случилось, что девушка ударилась головой… или, может быть, ее ударили.
– Понятно, спасибо.
– Черт-те что.
Снова шаги, голоса становятся тише, я практически ничего не поняла из разговора, но выходит, что я упала и теперь нахожусь в больнице. Как упала? Откуда? Или, может быть, меня действительно ударили? Но кто?
Когда думаю, голова начинает болеть смертельно, надо расслабиться, не шевелиться, ни о чем не думать. Снова проваливаюсь в темноту, падаю вниз, мне страшно, но там, откуда я сорвалась, еще страшнее. Хочу кричать, но не получается, горло сдавливает, задыхаюсь.
Яркий свет, бьющий в глаза, ослепляет.
– Есть, зрачки реагируют. Так, а второй? Давай, моя хорошая, покажи, что не все потеряно. Да, отлично.
Снова темно, резкая боль, она не покидает меня никогда.
– Так, что у нас с пульсом?
Кто-то трогает запястье, прибор монотонно пищит, чувствую едва уловимый цветочный аромат, это женщина.
– Пульс высокий, ну, не волнуйся, девочка, не волнуйся, все будет хорошо. Давай, ты же слышишь меня, пошевели пальчиками, давай, я жду.
Мне нравится ее голос, пытаюсь пошевелить, как она просит.
– Вот молодец, какая ты молодец, а второй рукой?.. Правой выходит лучше. Да ты герой, вот бы знать твое имя еще.
Имя? Мое имя?
У меня должно быть имя.
Не помню. Это пугает.
– Ладно, буду звать тебя Аленушка, похожа ты на нее, как девочка из сказки, белокурая, голубоглазая. Вот только что за козлов таких ты повстречала, что с тобой такое сделали? Это обидно.
– Как она? – Появляется второй голос, тоже женский.
– Нормально, скоро глазки откроет и заговорит.
– Завотделением сказал перевести ее в платную палату.
– И что, сейчас покатим?
– Да, мест в реанимации и так нет, там после аварии везут троих человек, сказал срочно всех, кто стабилен, перевести.
– А ее почему в платную?
– Не знаю, но говорят, что кое-кто за нее попросил, и не просто попросил, а приказал. Эх, жаль, я вчера не дежурила, Макарова говорит, к ним в хирургию авторитет приехал с трещинами в ребрах и разбитой губой.
– Надя, ну какой авторитет, смотри новостей меньше криминальных. Тоже как скажешь.
– Я за что взяла, за то и продала. А вот насчет авторитета это ты зря. Если это Игнат, а девчонка связана с ним, то я даже не знаю, что будет.
Для меня все услышанное было набором слов, сознание снова плыло, голоса становились нечеткими, но про ребра какого-то авторитета я поняла. Дальше я словно пылала, грохот, лязг железа, гул, прохлада. Снова тишина, тепло, писк прибора.