Мнемозина

— Что тебе надо?

Хихиканье по ту сторону диалога царапало мне сердце ледяными когтями.

— Мне? Просто поболтать со старым знакомым. Совершенно другой вопрос, что надо тебе? Птичка на хвосте принесла, что ты вновь меня разыскиваешь.

— Я никогда не прекращал тебя искать, урод, и рано или поздно найду, — прервал я, не задумываясь над тем, что мне только что сказали. Какая разница, черт побери, кто сдал меня Чигину? — И тогда ты собственную печень сожрешь.

— Не ори, Стахов. Иначе я положу трубку и больше не позвоню, — жестко сказал маньяк, и его голос показался удивительно молодым, почти детским, высоким и чистым. — А тебе ведь хочется со мной поговорить, верно? Скажи, Ваня, как ты отреагировал, когда тебе пообещали меня сдать? Почему поверил, что это не развод?

— С чего ты взял, что я тебе отвечу? — холодно ответил я.

— С того, что я, мил человек, знаю, где ты, а вот ты где я не знаешь, и это может продолжаться очень долго. Слышал, как мудрые люди говорят: предупрежден, значит вооружен. Так что очень скоро мы с тобой встретимся.

Теперь его голос изменился. Со мной разговаривал старик, и даже интонации, дребезжащие, визгливые, как несмазанные шестеренки, были стариковскими. Там, на другом конце мира, в цепкой лапе телефон держал самый настоящий хамелеон, втирающийся в доверие людям, несмотря на свой отвратительный вид.

— Буду ждать с нетерпением, — ответил я.

— Ой ли? — хохотнул Чигин, и его модуляции вновь изменились. Теперь со мной беседовал мужчина средних лет. — Мы ведь уже встречались, Стахов, помнишь? И тогда счет был три-ноль в мою пользу… Ну, хорошо, три-один, учитывая, что ты меня потом все же взял. Но в этот раз тебе так не повезет.

— Скажи, где ты, и мы сравняем счет, — произнес я сквозь зубы. В ухо ударил визгливый хохот безумной ведьмы.

— Бедный Стахов, ты же везде и всюду опаздываешь. И в этот раз тоже опоздаешь. А я подожду, мне торопиться некуда. После камеры и психушки каждый день на воле воспринимаешь как праздник. Солнышко греет, птички поют, а руки занимаются любимым делом. Ты же знаешь, Стахов, чем я люблю заниматься?

Я закрыл глаза, всего на мгновение, и тут же открыл, не в силах вычеркнуть из памяти забрызганную багровым картинку: безжизненная рука Лена, скрюченное тельце Артема и бутылка из-под вина, набитая белыми бабочками, которая упала с полки и не разбилась. Она катится ко мне, влипая в чернеющую кровь, и движется дальше, оставляя на полу неровный красный круг.

— Мне нравится твое молчание. Оно так красноречиво и выразительно. Ты наверняка сейчас стиснул зубы и пошел желваками, это уморительно, я просто вижу тебя наяву. Да, Стахов, я опять в игре. Знаешь, чтобы выйти в дамки можно лишь немного постараться, включить мозги, стать умнее. Изменить почерк. Замести следы. Выбрать жертву. Ты же бывший мент, Стахов, ты же должен понимать, как тяжело вам связать между собой незнакомых людей: женщин, детей, разных, непохожих. А еще тяжелее найти тех, кого никто не ищет. Ты бессилен, вы все бессильны! Ты беспомощен против меня, совершенно беспомощен! Все, что тебе остается, это бегать за собственным хвостом, как собачонке. Ты и есть собачонка, глупая, дрессированная легавая, которая продаст душу за похвалу и сахарок. И потому ты никогда не будешь равен волку.

— Ты не волк, — прошипел я.

— А кто?

— Ты — гиена. Падальщик. Упырь. Откуда у тебя мой номер?

— Сколько экспрессии. Сколько вопросов, — грустно сказал Чигин и вновь рассмеялся опереточным Петрушкой. — Давай поговорим о другом, Стахов. Давай поговорим о твоей жене и сыне. Ты уже перестал слышать по ночам их крики? Или ты никогда их не слышал?

— Я тебя убью. Ты меня понял? Я! Тебя! Убью! — заорал я, перестав сдерживаться. Слезы катились по лицу, из соседней машины с недоумением и страхом косились на безумца, орущего в трубку и долбящего ладонями по рулю, но мне было все равно.

— Да понял, понял, — устало сказал Чигин. — Ты меня убьешь. Или я тебя, да, Стахов? Ты теперь по улицам ходи и оглядывайся. Я начеку, и доберусь до всех, кого ты еще любишь. И вот тогда мы поговорим по-другому. Я заставлю тебя скулить, собачонка, и ползать на брюхе, чтобы я сохранил жизнь твоим женщинам.

В его голосе почти не было угрозы, только бесконечный холод, обещание, уверенность.

— Пошел ты!.. — заорал я и отбросил телефон на соседнее сидение, как ядовитую змею. Его смех захлебнулся на половине. Тяжело дыша, я взглянул на себя в зеркало.

На меня глядел старик с моим лицом. Мне потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, и когда я смог взять себя в руки, мне привиделась Ксения Роктова. Ее окружала тьма, наполненная черными бабочками. Тогда мне стало ясно, что я должен попытаться довести дело до конца и выведать тайну ее смерти. Это спасло бы нас обоих от жадных объятий темноты.

Вытерев потное лицо рукавом, я вновь потянулся к телефону. Чигин знал об обещании Рокотова, и, увы, он действительно мог добраться до тех, кто еще был мне дорог куда быстрее, чем я нашел его и сдавил горло пальцами, чтобы выжать жизнь досуха. Мне не удалось защитить жену с ребенком, и они расстались с жизнью. Возможно, это было заблуждение, но я верил, что искуплю свою вину перед ними, если отправлю Чигина на тот свет. Варианты на законное возмездие я даже не рассматривал. Чудовище должно было сдохнуть.

*****

Телефон Надежды долго не отвечал, и я уже был готов сорваться с места, и мчаться к сестре через весь город, когда она, наконец, сняла трубку, пробурчав недовольно:

— Ну, чего? Я работаю, Вань, мне отчет сдавать через два дня…

Каменная жаба, что сидела у меня на сердце, спрыгнула с недовольным кваканьем. Я не сразу смог ответить и закашлялся.

— Ванька?

— Надя, бери маму и уезжай из города, — просипел я.

Она помолчала, а затем осторожно спросила:

— Что-то серьезное?

Мне не приходилось объяснять родственникам, когда в моей жизни происходило нечто страшное, и я просил уехать, лучше было бежать со всех ног. Надя хорошо помнила об этом, и потому не стала спорить даже сейчас, когда сыскная жизнь осталась в прошлом.

— Он звонил, Надька! Ты понимаешь? Он мне звонил! Он знает, что я его ищу, и он знает о вас! Я не уберегу вас тут один! Христом Богом молю — уезжайте прямо сейчас!

Надя помолчала мгновение, а потом умирающий голосом воскликнула:

— Мы же маму напугаем… Когда это все кончится, Вань?

Мне хотелось сказать, что скоро, но я не мог и потому просто отключил телефон. Я полагался на сестру, как на самого себя и прекрасно понимал, что через час она вихрем ворвется в квартиру мамы, пошвыряет вещи в чемодан и умчится в неизвестность. Главное, чтобы Чигин не добрался о них первым. Я вытер ладонью мокрое лицо и позвонил Кеше. Мне не хотелось быть обязанным этому уголовнику больше, чем положено, но однажды я уже вытащил его из передряги, оттого и понадеялся, что мне зачтут должок.

16

Тем же вечером я отправился на поиски Алисы Снежинской. Таня и Кеша сделали всю работу за меня, откопав через социальные сети и фото, и локации девушки, которая вела поразительно однообразную жизнь. Каждый вечер Алиса приходила в кафе на набережной, и, судя по фото, в которых читалась тоска и одиночество, занимала один и тот же столик у окна. На тщательно отретушированных снимках из инстаграма почти всегда виднелась река, одна чашка с чаем или кофе, искусственный цветочек в вазочке, и почти одно и то же время. Поразительная пунктуальность Алисы была объяснима: на другом берегу красовалось хрустальное яйцо многоэтажки, в которой проживал Глеб.