Многочисленные Катерины
Шрифт:
– Встань, чтобы он понял, что ты больше его, – сказал Колин.
– Ты это в той же книжке прочитал? – спросил Гассан.
– Нет, в книжке про медведей гризли.
– Нас сейчас эта тварь разорвет на части, а ты не придумал ничего лучшего, чем притвориться, что это медведь гризли?
Они задрали ноги, чтобы переступить через упавшее дерево, которое сейчас оставалось единственной защитой. Но свинью это, похоже, не впечатлило, потому что в ту же самую секунду она ринулась прямо на них. Для коротконогой зверюги, весившей не меньше двухсот килограммов, свинья бежала весьма проворно.
– Стреляй, – спокойным тоном произнес Колин.
– Я не умею…
– Черт!
Колин поднял ружье, прижал его к плечу, которое
– Круто ты раскрушил эту серую штуку, – сказал Гассан.
– Какую серую штуку?
Колин проследил взглядом за пальцем Гассана, который указывал на дуб футах в пятнадцати от них. Между стволом и веткой примостилось что-то вроде серого бумажного мешка с круглой дырой с диаметром в дюйм.
– Что это? – спросил Гассан.
– Кажется, оттуда что-то лезет, – сказал Колин.
На то, чтобы мысль добралась до голосовых связок, и они издали звук, требуется доля секунды. Но между мыслью «Шершни!» и словом «Шершни!», которое он так и не успел произнести, Колин почувствовал острую, обжигающую боль. Его укусили в шею.
– АЙ! – крикнул он.
– АЙ! ОЙ! АЙ! ФУ! НОГА! ЧЕРТ! РУКА! – завопил Гассан.
Они побежали вниз по склону холма, как полупарализованные марафонцы. После каждого шага Колин брыкался ногами по сторонам, как суматошный лепрекон [75] , тщетно пытаясь отогнать кровожадных шершней. Шершни жалили его не только в ноги, но и в руки, голову и шею. Размахивая руками над головой, Гассан бежал гораздо быстрее и проворнее, чем мог бы предположить Колин. Огибая деревья и перепрыгивая через кусты, они спустились по склону холма, но шершни не отставали. Несколько минут они бежали куда глаза глядят под несмолкаемое жужжание. Колин старался не отставать от Гассана, потому что хуже смерти от укусов шершней во время охоты на кабанов, о которой твои родители даже не подозревают, может быть только смерть в одиночестве.
75
Лепрекон – маленький человечек, персонаж ирландского фольклора. – Примеч. пер.
– КАФИР, – вдох, – Я, – вдох, – ТЕРЯЮ, – вдох, – СОЗНАНИЕ.
– ОНИ ВСЕ ЕЩЕ ЛЕТЯТ ЗА НАМИ! БЕГИБЕГИБЕГИБЕГИ БЕГИ!
Но вдруг жужжание прекратилось – шершни, вероятно, направились в свое разрушенное гнездо.
Гассан упал в колючий терновый куст, полежал немного и медленно выкатился на траву. Колин тяжело дышал, согнувшись и уперев руки в колени.
А Гассан по-прежнему задыхался.
– Настоящий, – вдох, – приступ, – вдох, – астмы, – вдох, – у, – вдох, – жирдяя, – с трудом проговорил он.
Колин встревожился:
– Нет, скажи мне, у тебя нет аллергии на ос? Ох!
Он вытащил телефон. Сигнал был, но что сказать оператору службы 911? «Мы где-то в лесу. Трахея моего друга закрывается, а у меня даже нет ножа, чтобы провести экстренную трахеотомию, потому что тупой мистер Лайфорд убежал с ножом в лес за дурацкой свиньей, из-за которой мы во все это влипли»?
Ему отчаянно хотелось, чтобы Линдси была рядом – она смогла бы помочь. У нее с собой была бы аптечка. Но прежде чем он смог оценить последствия подобных мыслей, Гассан сказал:
– У меня нет аллергии, – вдох, –
на ос, – вдох, – зитцпинклер. Я просто, – вдох, – запы… – вдох, – …хался.– Фу, слава богу.
– Ты не веришь в Бога.
– Хорошо, слава удаче и ДНК, – быстро поправился Колин и только тогда, удостоверившись, что Гассан не умирает, ощутил жжение от укусов. Всего их было восемь: четыре на шее, три на руках и один – на мочке левого уха. И каждый из них пылал настоящим костром.
– А у тебя сколько? – спросил он Гассана.
Гассан сел и осмотрел себя. Руки он исцарапал, когда упал в куст. Он по очереди дотронулся до следов от укусов и ответил:
– Три.
– Три?! Да я защитил тебя, приняв удар на себя!
– Ой, не строй из себя мученика, – вздохнул Гассан. – Ты попал в пчелиное гнездо.
– В гнездо шершней, – поправил его Колин. – Это шершни, а не пчелы. Такие вещи проходят в колледже.
– Чупакабра. И кроме того, неинтересно [76] . – Гассан ненадолго замолчал, а потом снова заговорил: – Фу ты, ну и ЖГУТСЯ же эти укусы. Знаешь, что я ненавижу? Природу. Вообще, в целом. Я домосед. Мне бы поближе к сантехнике, холодильнику и судье Джуди.
76
Между шершнями и пчелами все же было одно важное различие, которое сейчас проявлялось в пульсирующей боли, которую чувствовал Колин. Пчелы жалят единожды, а потом умирают. Шершни же могут жалить многократно. Кроме того, шершни, как показалось Колину, намного злее. Пчелы хотят делать мед. Шершни хотят убивать.
Колин засмеялся, сунул руку в левый карман и вытащил банку с жевательным табаком мистера Лайфорда. Взяв щепотку, он прижал табак к мочке. Ему сразу, пусть и немного, полегчало.
– Сработало! – удивленно воскликнул он. – Помнишь, Мэй Гуди рассказывала нам об этом, когда мы брали у нее интервью?
– Правда? – спросил Гассан.
Колин кивнул, и Гассан взял у него банку. Скоро все укусы были замазаны влажным табаком со вкусом гаультерии.
– Вот это другое дело, это интересно. Думал бы лучше не о том, кто был премьер-министром Канады в 1936 году [77] , а о том, как сделать мою жизнь лучше.
77
Уильям Лайон Макензи Кинг, имен у которого хватило бы на двоих обычных людей (или на четырех Мадонн).
Ребята решили спуститься по склону холма. Они знали, что лагерь находится выше, но Колин не обратил внимания, в какую сторону они бежали, к тому же облачность усилилась, и Колин не мог ориентироваться по солнцу. Они начали спускаться, потому что а) это легче, чем подниматься, и б) они знали, что где-то там, внизу, дорога и у них больше шансов ее найти, чем лагерь.
Они медленно шли через лес, перешагивая через поваленные стволы деревьев и перепрыгивая ручейки.
– Если мы продолжим идти в одном направлении, – сказал Колин, – то рано или поздно выйдем к цивилизации.
Гассан вскоре затянул песню под названием «Мы на дороге слез, мой подбородок вымазан табачным соком, и мы здесь умрем».
В шесть часов вечера уставший, злой, искусанный шершнями Колин заметил дом по левую руку от них.
– Я знаю этот дом, – сказал он.
– Мы что, брали там у кого-то интервью?
– Нет, просто его видно, когда идешь к могиле эрцгерцога, – уверенно заявил Колин и, собрав последние силы, трусцой подбежал к дому.
Сам по себе заброшенный старый дом был ничем не примечателен. Но, встав у двери, Колин смог разглядеть кладбище вдали. И на кладбище, как ему показалось, что-то двигалось.