Многоножка
Шрифт:
К примеру, за несколько дней до появления на пороге «Стаккато» Тамары, на странице Кости Соломина следующая запись:
«ВНИМАНИЕ, СРОЧНЫЙ РЕПОСТ! Ищу пострадавших от рук наглого мошенника и проходмица Селезнёва С. Вот список его злодеяний:
1. Долгое время втирается к вам в доверие
2. Предлагает открыть кафе с супериндивидуальной концепцией
3. Вместе с вами открывает кафе
4. Присваивает
К счастью я раскусил его на втором пункте: некая Колодкина Н. рассказала, что он и ей делал такое же предложение.
Объединимся против этого обманщика! У него наверняка ещё масса жертв по всему миру…».
Первый же комментарий под записью принадлежал Серёже:
«Ищите-свищите!».
Прилагалась смешная картинка.
Следом за ним шли два подряд комментария Нюры:
«Я тут не при чём! Я вообще-то сама хотела…».
Самый последний комментарий был Кости:
«Увидимся в суде!..».
Тамара на всякий случай нажала на сердечко, чтобы Костя не подумал, что она равнодушна к «обманщику Селезнёву С.».
Через несколько записей Серёжа зачем-то скинул ему ссылку на руководство по дойке коров, и подписал это хэштегом «те_самые_коровы». И больше ничего не было.
Телефон завибрировал так неожиданно, что Тамара чуть не выронила его себе на лоб. Но удержала.
Писала Агата:
«Привет, ты в „Стаккато“ пойдёшь сегодня?».
Тамара сглотнула ком в горле.
«Я не смогу».
«Ясно… тогда я тоже не пойду», – пришёл быстрый ответ. Агата, кажется, хорошо печатала.
Тамара быстро села на кровати.
«Нет! Ты иди! Я завтра буду. Наверное.»
«Что мне там без тебя делать?»
«…»
«А если я пойду?»
«Ну тогда я тоже схожу, заняться всё равно нечем».
Тамара запыхтела носом, откинувшись на подушку затылком.
«Мне нужно, чтобы ты передала ребятам, что у меня проблемы…»
«?»
«Я перенапрягла ноги. И меня заперли дома сегодня. Брат никуда не выпустит.»
Она закусила губу.
Агата на этот раз отвечала долго – примерно пять минут.
«А завтра?».
«Не знаю, что будет завтра. Я и сегодня очень хотела бы пойти. С ногами всё ОК. Но… не выпустят.»
«Поняла».
И Агата стремительно вышла из онлайна.
Тамара закрыла глаза. Хотелось заплакать от несправедливости – но было бесполезно. И только больше хотелось, когда она вспоминала слова Робби – «не бойся, Многоножка»…
Слушая тихие стуки часовых стрелок и телевизор где-то за стеной – Егор, несмотря на возраст, был большим его поклонником – Тамара прикрыла глаза, и спустя время погрузилась в лёгкую дрёму.
Ото сна её оторвал вновь завибрировавший телефон. Проверив время – прошло всего двадцать пять минут – Тамара прочитала сообщение:
«Агата К. создала беседу».
«Нам же она всё равно пригодится?» – спросила она тут же.
В беседу она уже пригласила ребят – кроме Нюры. Но все они были в оффлайне.
Тамара почесала голову и покрутила светлую прядь
у виска. А после – напечатала:«Да, пожалуй…».
«Тогда здесь и объяснишь им, что с тобой».
«Ага…».
Но сами объяснения Тамара приберегла – на случай, когда ребята будут в сети.
– Нет, и точка, – железно сказала ей мама, сидящая за кухонным столом.
Речь, разумеется шла о «Стаккато» – Тамара снова про него заговорила.
– Мам, ну это единичный случай…
– Ага. А потом у тебя ноги сами вылечатся. Тамара, ты сама-то не понимаешь, что будет только хуже от лишних нагрузок?!
Аргументы Тамары были как пухлый лягушачий подбородок: они стремительно надувались от одной только мысли – «Я хочу в „Стаккато“», но сдувались, когда мама говорила, почему ей туда нельзя. И снова надувались – из-за Тамариного «я хочу…».
– Твои обезболивающие не дешёвые, и постоянно мы покупать их не можем. Ну пойми ты, наконец, что я это не из вредности делаю! А потому что ты убьёшь себя в этом «Стаккато»!..
– Да всё же не так критично… – вздохнула Тамара.
– Всё очень критично, просто ты пока что не осознаёшь этого из-за своих хотелок! – мама отхлебнула из кружки чай. Помолчала какое-то время.
– Мы с папой говорили вчера о том, что школа для тебя тоже становится вредной. Все эти походы… Может, тебе месяц-другой посидеть на домашнем обучении?
Тамара ясно понимала, к чему всё идёт. Если её запрут дома и заставят учиться так – то за пределы квартиры ей и вовсе путь заказан.
– Вот уж дудки! – вспыхнула она.
– Ну что за разговоры…
– Не хочу на домашнее! Хочу, – Тамара даже поднялась на ноги, схватив Стикер, стоящий рядом без дела, – хочу бегать по утрам. Хочу прыгать, танцевать, на сцене играть. А попробуете запереть меня дома – уйду от вас!
– И куда ты уйдёшь? – мрачно поинтересовалась мама.
«И что, уйдёшь от них – и лучше станет?» – спросил Стикер.
– Да хоть к бабушке!..
– Тамара, имей совесть. У неё пенсия мизерная, а ей ещё тебя кормить… Ты инвалид, тебе нужен специальный…
– Да не инвалид я!!! – перебила её Тамара, в сердцах стукнув по полу Стикером. В тот момент она чуть не ревела. – Я не инвалид, ясно?!
– А кто ты? – невесело усмехнулась мама. – Сильная независимая женщина?
– Да! И не смейся! – в отличие от постоянно иронизирующей мамы, Тамара была серьёзна, как никогда. – Давай я… что-нибудь сделаю. С ногами.
Мама, допив чай, обратила на неё ещё более скептический взгляд.
– В смысле – «сделаешь»? Что ты с ними можешь сделать?
– Ну… Не знаю.
– Не знаешь – тогда не говори… – мама вздохнула. – Никакого театра. Я всё сказала.
В бессилии Тамара бухнулась на кровать, зарывшись лицом в подушку. Сжала зубы, чтобы не реветь, хотя слёзы просились наружу сами. Свет она включать не стала и лежала в тёмной комнате.
«Разорвёшь со мной контракт, говоришь, – усмехнулся Стикер, – ничего ты не разорвёшь, сама знаешь…»