Моби Дик

— Я и рассказываю, — спокойно ответил доктор. — Когда вы, мистер Бумер, перебили меня своим остроумным замечанием, я как раз говорил о том, что, несмотря на все мои старания, рана делалась с каждым днем все хуже и хуже. По правде говоря, сэр, — обратился он к Ахаву, — это была самая ужасная из всех открытых ран, когда-либо встречавшихся в медицинской практике: в длину она превышала два фута, я сам измерил ее лотлинем. Рука стала чернеть — я знал, чем это грозит, и ампутировал ее. Но к этой костяшке я не имею никакого отношения: я тут ни при чем. Это он сам себе смастерил, а плотнику приказал насадить на эту дубинку молоток, чтобы удобнее было вышибать мозги из подчиненных. Надо вам сказать, сэр, что на мистера Бумера иногда такое находит. Однажды он попробовал своей костяной дубинкой крепость и моего черепа. Видите эту впадину, сэр? — сняв шляпу, доктор Кляп обнажил у себя на черепе углубление размером с бильярдный шар, нисколько, впрочем, не похожее на шрам или зажившую рану. — Так вот, мистер Бумер может вам рассказать, откуда у меня эта дырка.

— Понятия не имею, откуда она у тебя, — сказал капитан, — об этом надо расспросить твою матушку, она, наверное, так и родила тебя с дыркой в башке. Ну и мошенник ты, Кляп! Ну и болтун! Интересно, найдется ли на свете такой кляп, чтобы заткнуть глотку этому Кляпу?.. Когда ты помрешь, негодяй, я суну тебя в бочку с рассолом — такой экземпляр стоит сберечь для потомков.

— А что стало с Белым Китом? — нетерпеливо спросил Ахав.

— Он скрылся, — ответил однорукий капитан, — но тогда я еще даже не догадывался, что это знаменитый Белый Кит; только потом, много позже я услышал о Моби Дике и понял, что это он сыграл со мной такую шутку.

— И больше ты его не встречал?

— Встречал дважды.

— Но загарпунить не удавалось?

— И не пытался. Разве мало того, что он отнял у меня одну руку? Не думаю, чтобы он мне отдал ее обратно, а что я стану делать, если он отнимет у меня и вторую?

— Кстати, известно ли джентльменам, — вмешался доктор, — что пищеварительные органы кита устроены таким образом, что он не может переварить даже куриной котлетки. Так что я не думаю, что он сожрал вашу руку, мистер Бумер, и вашу ногу, мистер Ахав. Скорее всего, ему надо было только припугнуть вас. Но с ним вполне могла случиться такая же история, как с одним моим пациентом, факиром с острова Цейлон. Этот факир глотал ножи и шпаги, и неплохо себе этим зарабатывал, но в один прекрасный день он случайно проглотил свой перочинный ножик и на целый год испортил себе желудок. Только когда я дал ему лошадиную дозу рвотного, ножик стал выходить из него по кусочкам, сначала одно лезвие, потом штопор, потом шило, а потом уж и второе лезвие. Так что, мистер Бумер, не исключено, что ваша правая рука еще цела в желудке Моби Дика, и если вы отдадите этому обжоре свою левую руку, то, может быть, сумеете пристойно похоронить правую. Для этого только надо поймать Моби Дика и сговориться с ним.

— Ну нет, благодарю покорно, — сказал капитан Бумер. — Пусть он подавится той рукой, а другую я, пожалуй, оставлю при себе. И вообще, хватит с меня Белых Китов, видеть их больше не желаю. Убить Моби Дика, конечно, большая честь, да и спермацета в нем, наверно, столько, что можно набить целый трюм, но я предпочитаю держаться от него подальше. А вы, капитан? — и он поглядел на костяную ногу Ахава.

— Возможно, возможно, — пробормотал Ахав. — Дер-жаться подальше?.. Это легко сказать, а вот как заставить себя держаться подальше? Он притягивает, словно магнит, этот дьявол в образе кита, это исчадие ада, это белое чудовище! Когда ты видел его в последний раз? Когда, скажи скорее! Каким курсом он шел? Ну, говори же! — Ахав спрашивал с таким видом, что доктор Кляп, взглянув на него, закричал:

— Скорее термометр! У джентльмена жар! Его кровь на точке кипения, а от пульса дрожит палуба, — и, выхватив из кармана ланцет, он потянулся к руке Ахава, чтобы пустить ему кровь.

— Прочь! — крикнул Ахав, отшвырнув его в сторону. — Гребцы, по местам! Каким курсом он шел?

— О, господи! — воскликнул Бумер, к которому был об-ращен последний вопрос. — Что с вами, сэр? Он шел, по- моему, на восток… — и прошептал Федалле: — Ваш капитан помешан, да?

Но Федалла ничего ему не ответил, скользнул за борт и, усевшись в вельбот, взялся за рулевое колесо. Ахав подтянул к себе тали и приказал английским матросам опу

скать их. В следующую минуту он уже стоял на корме вельбота, который мчался к «Пекоду».

Тщетно окликал его англичанин. Ахав стоял к нему спиной, оборотив окаменевшее лицо к своему кораблю, как будто и не слышал его голоса.

Глава пятьдесят третья Старый плотник делает новую ногу

Стремительность, с которой Ахав покинул палубу английского китобойца, нанесла некоторый урон его собственной персоне. Он с такой силой опустился на свое место в вельботе, что его костяная нога дала трещину. А вернувшись на свой корабль и засунув пятку в опорное отверстие, он слишком резко рванулся к рулевому, который, как ему показалось, недостаточно твердо держал румпель, и ослабленная трещиной нога перекосилась. Хотя со стороны она казалась невредимой. Ахав все же считал, что теперь положиться на нее с полной уверенностью уже нельзя.

Нет ничего удивительного, что, при всей своей фанатической безрассудности, Ахав столь тщательно следил за состоянием костяной ноги. Однажды ночью, незадолго до отплытия «Пекода», его нашли на одной из нантакетских улиц лежащим на земле без чувств: каким-то странным и необъяснимым образом его искусственная нога так подвернулась, что, подобно колу, вонзилась в тело и чуть не пронзила его насквозь. И вот когда он лежал в бреду, в его полубезумное сознание прокралась мысль, что неудачи, которые преследуют его теперь, — это прямое следствие того громадного несчастья, которое он перенес прежде. Он был уверен, что как болотный гад и сладчайший певец благоуханных садов с одинаковой неизбежностью производят на свет себе подобных, так и несчастье, пользуясь каждой возможностью, продолжает свой род, производя на свет все новые и новые неприятности и неудачи.

Так что перекос костяной ноги он рассматривал тоже как одно из последствий зловещей встречи с Моби Диком, и, не желая, чтобы Белый Кит лишний раз восторжествовал над ним, Ахав вызвал к себе плотника и приказал ему безотлагательно приступить к изготовлению новой ноги; а Старбеку было велено предоставить в распоряжение плотника все запасы китовой кости, а если потребуется, то и любые костяные изделия, имеющиеся на корабле, дабы плотник мог выбрать самый надежный и прочный материал.

Новую ногу приказано было сделать к утру, вместе со всей необходимой оснасткой. Поэтому из трюма был извлечен долго бездействовавший горн, и корабельный кузнец сразу же принялся ковать необходимые железные детали.

Но о плотнике мне хочется сказать особо.

Если с Сатурна или с другой планеты вы вздумаете разглядывать в подзорную трубу одного отдельно взятого человека, живущего на земле, то этот человек предстанет перед вами, как чудо природы, отличное от всех других живых существ Земли. Но если вы станете разглядывать все человечество в целом, то оно окажется лишь сборищем не отличимых друг от друга оловянных солдатиков. И хотя наш корабельный плотник нисколько не похож на того от-влеченного человека, которого можно было бы считать величественным чудом природы, он не был также и не отличимым от других оловянным солдатиком; и потому он появляется теперь на нашей сцене своей собственной персоной, не похожей ни на вас, ни на меня.

Подобно всем корабельным плотникам, и особенно тем из них, кто плавает на китобойных судах, он знал многие ремесла и был совершенно незаменим, когда на корабле возникала надобность в каком-нибудь особом приспособлении, требующем смекалки и изобретательности. Не говоря уже о том, что никто лучше его не мог починить поврежденный вельбот или погнутую рею, выправить лопасть весла, врезать новый иллюминатор или установить под планширом парочку дополнительных нагелей, он был к тому же отличным мастером и во всяких других делах, не имеющих непосредственного отношения к плотницкому делу, и был готов помочь любому члену экипажа, которому взбредет в голову какая-либо практическая идея или просто прихоть.

Единственной сценой, на которой наш плотник разыгрывал все свои разнообразные роли, был простой верстак с деревянными и металлическими тисками разных размеров. Во все дни, кроме тех, когда к борту «Пекода» был пришвартован подбитый кит, этот верстак, крепко принайтовленный к задней стенке салотопки, перегораживал палубу.

Дел у плотника было всегда по горло. Положим, заедает блок — плотник живо зажмет в тиски ось и обточит ее. Или поймают матросы красивую птицу, залетевшую с берега — плотник сделает для нее из китового уса роскошную клетку. Гребец растянул себе руку — кто поможет? Плотник поможет: мигом состряпает какую-то целительную примочку. Захотелось как-то Стаббу, чтобы лопасти его весел были разрисованы звездами — плотник тут как тут: зажал весла в тиски и намалевал на них целые созвездия. Взбрело на ум кому-то из матросов пощеголять серьгой, сделанной из акульего зуба, — плотник продырявил ему ухо. Другого мучает зуб — плотник и тут не растеряется: достанет клещи и, похлопав ладонью по верстаку, велит больному садиться, а, чтобы бедняга не дергался, еще зажмет его челюсть в большие деревянные тиски, и через минуту — зуба как не бывало. Словом, наш плотник умел все.