Мочалкин блюз
Шрифт:
Однако видеть Глеба Гостева мне совсем не хотелось. Как бы вернуть не встречаясь? Без объяснений. Можно оставить для него в бутике. Да, так и сделаю.
До встречи с Благовещенским оставалось время съездить в автосервис и на мойку.
Автосервис, пожалуй, единственное место на свете, где абсолютно всегда я чувствую себя лунной дурой. Не знаю, как другие женщины борются с этим не слишком приятным чувством. Я лично так и не нашла способа закрыться от снисходительного презрения, которым всякий раз окатывают меня автомобильные специалисты. Однажды мне пришла в голову вот какая мысль. Если меня здесь считают нулем, то надо попытаться извлечь из этого пользу. Лучше не бороться за право быть равной среди них. Лучше сделать вид, что признаёшь
Я сразу разыскала старшего, который уже стал узнавать меня в лицо, и попросила как можно скорее сменить масло и фильтры.
– А то опоздаю на свидание, – пояснила я.
– Хорошо. Погуляй минут двадцать. – Мужчина снисходительно улыбался. – А хочешь, оставь ключи, я сам твою крошку на мойку перегоню, оттуда и заберешь через час.
Я охотно согласилась.
– Костя! – громко призвал старший кого-то из работников.
И тут матрица дала сбой, и у меня случилось дежавю.
Медленно открылась дверь, и прямо ко мне вышел мужчина. Тот же рост, тот же совершенный обнаженный торс, синие глаза. Только вместо сдержанного сжатого рта – вульгарнейшие сладострастные пухлые красные губы. И лет на десять моложе Глеба. Вместо Ахиллеса вышел Дионис. Я остолбенело смотрела на прекрасного Костю. Он, видимо, привык к немому обожанию в женских глазах, поэтому не удостоил меня вниманием и прошел мимо походкой флибустьера. Я посмотрела ему в спину. Сзади его можно было принять за Глеба, если бы не спецовочные замасленные штаны и не готическая татуировка в виде двух сложенных черных крыльев во всю спину в духе Оззи Осборна. В чувства меня привел трехэтажный мат, с которым прекрасный Костя обратился к работавшему неподалеку коллеге. Чары моментально рассеялись. Костя обернулся и подмигнул мне.
– Не ссы, вдуем тебе… хе-хе… масло в лучшем виде, мочалочка.
Я в ужасе бросилась прочь.
Можно было пойти пожаловаться на хама. Но почему-то я не стала этого делать.
Я вспомнила, как недавно Глеб спросил меня: «Неужели надо быть скотиной, чтобы нравиться женщине?»
И до меня дошло, что мне ужасно – в самой глубине подсознания – нравится эта скотина Костя и что я с удовольствием бы сейчас вернулась и рассмотрела его поподробнее. Он, конечно, младше меня. Ну и что? Зато расклад просто классический. Барышня и хулиган.
Час после этого я провела в рефлексии на тему, как я могла докатиться до того, что всерьез рассматриваю возможность ни к чему не обязывающего романчика с маленьким пролом.
Прошло шестьдесят пять минут.
Моя машинка вынырнула из-под ворот чистенькая и элегантная, бежевая и коричневая в стиле ретро. Все как мне нравится.
За рулем, я не удивилась, сидел скотина Костя и скабрезно улыбался мне. Хотя любая улыбка на таких губах выглядит неприличной. Колени его длинных ног упирались в руль. Он открыл дверцу, но вылезать не спешил.
– Ты своими штанищами уделал мне все сиденье! – возмутилась я.
– Не бзди, я газет подстелил.
Я не успела заметить, чистые ли у него руки, как одна из них, большая ладонь с длинными пальцами, уже оказалась у меня под юбкой. Он со знанием дела сжал мое бедро под самой ягодицей и сказал:
– Я заканчиваю в девять. Заезжай, развеселю тебя, строгая.
Я молча таращилась на наглого малолетку. Надо было бы дать пощечину. Но реальность того, что на пощечину могут и ответить, удержала меня от поспешных действий.
– А на меня твоя мамочка в суд не подаст за совращение малолетнего?
– Да иди ты, мне двадцать один.
– Значит, памперсы уже не носишь.
– На училку мою ты похожа, тоже всегда пристебывалась надо мной. Пока поближе не узнала.
– Ладно, базар окончен, я опаздываю.
– Буду ждать до девяти пятнадцати.
Костя убрал руку, вылез из машины, собрал газеты и ушел, как у них, крутых мужиков, водится, не оглядываясь.
Был ли Глеб таким же наглым в свои двадцать, нравились ли ему девушки постарше? Им сейчас уже по сорок,
тем девушкам. В какой момент чувственные губы превратились у него в сжатый рот? А может, они никогда не были чувственными?«Ар деко» и впрямь было неплохим местом. И тыквенный суп действительно принес радость вкусовым пупырышкам.
Однако печеная форель оказалась пересушенной и красной, как губная помада. Форель и лосось, выращенные в хозяйствах – без разницы, в Норвегии или у нас, – имеют гораздо более интенсивный искусственно поддерживаемый красный цвет мякоти. Для себя я нашла компромисс. Поскольку дикую форель купить сейчас практически невозможно, я покупаю мелкую ручьевую форель в магазине «Метро». Мелкая рыба нежнее и белее, потому что меньше съела всяческих добавок. Моя подруга Филонова говорит, что не стоит опасаться рыбы, выращенной на комбикорме, потому что такой же точно комбикорм едят куры и коровы, которые идут в пищу людям вместе с молоком и яйцами, так что избежать попадания в наш организм комбикормов можно только одним способом: перестать есть мясо, красную рыбу, яйца и молоко вообще. Жаль, что у нас в Петербурге не продают органические продукты. Органический чай и то приходится привозить из Финляндии.
Обо всем этом мы судачили с Благовещенским. Он слушал мои разглагольствования на тему искусственно подкрашенной форели и в конце концов отставил тарелку в сторону.
– Еще две-три такие беседы, и я стану вегетарианцем.
– Не стоит, – ответила я, – овощи, выращенные при помощи гидропоники, то есть те, что продаются в нашем городе девять месяцев из двенадцати, также не слишком годятся в пищу. Так что выбрать, чем травиться, очень сложно.
– Если здесь все так плохо с едой, то зачем ты вернулась? Жила бы себе где-нибудь в Европе, не знала бы горя.
– Знаешь, сколько там стоит органическая еда? Только миллионерам и кинозвездам по карману. Там поешь клубники, а наутро у тебя моча пахнет клубникой. Или, например, в одном месте переносили кладбище. Так покойники там по двадцать лет лежат, как будто только что похоронили. Представляешь, сколько при жизни они съели консервантов!
Благовещенский ахал, делал большие глаза и кивал, как ребенок, которому рассказываешь сказку. Он всегда был приятным собеседником.
На прощанье он сказал мне:
– Ты так благополучно выглядишь, что я даже не знаю, какую работу могу тебе предложить. Нужно что-то солидное и высокооплачиваемое. То, что я наметил до того, как мы поговорили, не годится. Я подумаю и позвоню тебе.
Я долго и благодарно трясла его руку и передавала приветы и наилучшие пожелания жене и детям.
Я вышла, села в машину и вскоре непонятным образом оказалась у ворот автосервиса. Я подошла к воротам. Было девять сорок. Никакого Кости быть уже не могло. Однако посреди темного двора стояла освещенная внутри низкая спортивная машина, стекла ее запотели. Ворота были не заперты, а лишь только притворены. Как бабочку на огонь, а может, как муху на дерьмо, меня влекло к этой машине. Стараясь ступать как можно тише, я подошла. В освещенном салоне издавала экстатические вопли крашеная блондинка с монголоидными чертами. Кроме ее искаженного лица и широкой Костиной спины, ничего не было видно. Крылья на его спине трепетали, но раскрыться не могли.
Я также на цыпочках отправилась обратно к воротам, стараясь не вслушиваться в доносившиеся из машины звуки.
– Ну как же я люблю душистых недотраханных богатеньких сучек!
Я обернулась. Чрезвычайно довольный собой Костя ловко завязал узелком длинный розовый презерватив, натренированным жестом отправил его в ржавый мусорный бачок и обтер руки о джинсы. На шее его красовалась средней толщины голда, которой не было днем.
Я подошла и так же, как сутки тому назад, протянула руку к его груди. На этот раз никто меня не останавливал. Тело его было каменно-твердым и бархатно-гладким, еще не заматеревшим, сердце билось часто.