Мочалкин блюз
Шрифт:
– Я думал, ты совсем не интересуешься моей жизнью.
– А я и не интересуюсь, так, случайно узнала.
Петров молчал. Видимо, слова, которые он заготовил для нашей встречи, не соответствовали сложившейся ситуации и он искал новые, но не находил.
Похоже, Кораблева права и я принимала Петрова за другого человека. Но его предложение мне польстило.
– Короче, ты предлагаешь мне руку и сердце.
– Ну да.
– А какие материальные блага прилагаются к твоим органам?
– Мне сейчас ищут квартиру в пределах Садового кольца, ну там «мерседес» и так далее.
– А какие костюмы ты купил в том бутике?
– Один Armani,
– А кроме костюмов что носишь?
– Я еще не очень приспособился к своему новому материальному положению, поэтому пока плохо ориентируюсь в этом вопросе. Кстати, может быть, ты мне поможешь?
– А кем ты будешь работать в Москве?
– Менеджером по продажам в издательской группе «Конде Наст».
– Да иди ты.
– Честное слово.
– Тогда ты обязан устроить меня на работу в какой-нибудь московский глянцевый журнал.
– Ну да. Через какое-то время, наверное, смогу.
– А дети у нас будут?
– Видишь ли, дети остаются со мной, поэтому я пока не уверен…
– Понятно. Тебе нужна няня для детей. Но у меня нет никакого опыта.
– Ты всегда все делала идеально. Я уверен, что и в этом ты превзойдешь всех.
– Значит, и писала я идеально?
– Я тебе уже говорил недавно. Писала ты прекрасно, но вкладывала слишком много души и сердца в свои материалы. Мне недоставало твоего внимания.
– И тогда ты внушил мне, что журналистика – все равно что проституция.
– Ну, ты и сама это понимала.
– Прочти тогда вот это и скажи свое мнение.
Я открыла лаптоп и поставила его перед Петровым.
– Куда ты хочешь это предложить?
Я назвала журнал, в котором работает Сологуб.
– Они уже дали ответ?
– Нет. Я только сегодня послала.
– Ты хочешь снова работать в журналистике?
– Да.
– Но здесь выступаешь как эксперт. Какими еще темами ты владеешь так же хорошо?
Я назвала антиквариат.
– Я помогу тебе, пристрою твои заметки кому-нибудь в Москве. Но две темы – слишком мало, надо осваивать что-то еще. Подумай, что еще ты могла бы изучить в обозримое время.
– Я подумаю.
– Я пойду, у меня мальчики одни.
– Ага.
Вскоре после того, как Петров ушел, мне позвонил Остин, о котором я уже забыла думать.
Я решила прекратить эту историю и скрестила пальцы.
– Слушай, Остин, я сижу с детьми моей подруги, у нее большие неприятности. Но на тебя запала моя бывшая однокурсница, поэтому если ты нуждаешься в партнерше, то, может, сходишь с ней куда-нибудь, просто чтобы вечер не пропал?
– Я даже звонить не хотел, знал, что ты меня кинешь. Ладно, давай свою однокурсницу, посмотрим, что она из себя представляет.
Я отыскала визитку Сологуб и продиктовала Остину ее телефон.
Через пятнадцать минут позвонила Сологуб.
– Я беру твою заметку.
– Куда идете?
– В «Русский ампир».
– Ни фига себе. Ну, желаю приятно провести время.
– Спасибо, дорогая.
«Русский ампир» – самый дорогой ресторан в России – принадлежит Евгению Пригожину, виднейшему петербургскому бизнесмену. Все приборы там из золота, сделаны на фабрике Versace. А средний счет без изысков – две тысячи баксов. Некоторые говорят, что там довольно пошло, но это от зависти.
Похоже, Сологуб и впрямь неплохо зарабатывает. Или решила пустить Остину пыль в глаза.
Я стала думать о Петрове
и его предложении. Что ждет меня с ним? Жизнь в Москве, где я никого не знаю. Без моей мебели и друзей, но зато с петровскими детьми, которых я ни разу не видела и, признаться, не очень хочу видеть. Уборка, готовка, детский сад, потом школа. О каком бы то ни было творчестве снова придется забыть. Но зато я буду полноценной семейной женщиной, имеющей отличный секс не раз в месяц, а по первому требованию.Стоит ли хороший секс моей личной свободы, возможности всякую минуту быть самой собой, никому ничем не жертвуя и не принимая ничьих жертв? Петров, судя по брендам костюмов, которые он назвал, может нанять себе и няню, и домработницу.
Если он захочет жить со мной, имея домработницу и няню, то тогда я соглашусь. Если нет – откажусь.
Я послала ему SMS, в котором изложила это свое требование. Он не ответил. Наверное, укладывает пацанов спать.
Впрочем, что-то мешало мне искренне обрадоваться перспективе воссоединения с Петровым. Точнее, не что-то, а кто-то. Глеб Гостев своим появлением нарушил шаткое равновесие моей жизни. Таких как я в его жизни было немало. И всерьез рассчитывать на то, что у нас с ним что-нибудь получится, просто глупо. Что останется мне на память, если я решу сделать попытку, а она окажется неудачной? Платье. Сколько таких подарков он сделал в своей жизни? Мне вспомнился вечер четверга, когда мы устроили импровизированный показ в магазине. Как я была счастлива тогда. И кто знает, чем бы все кончилось, если бы не поразившая меня весть о коварстве Петрова.
Жаль, что нельзя просто броситься этому Глебу на шею. Он не Петров, начать целовать его с порога у меня не получится. Да и нет никакой уверенности, что он не рассмеется мне в лицо. Особенно учитывая опыт Кораблевой.
В его глазах я обладаю как минимум двумя плюсами. Лобстер и чистый унитаз. Но как с остальным? Каким еще высоким требованиям нужно соответствовать, чтобы растопить это ледяное сердце?
И тут я почувствовала зверское, сводящее с ума желание немедленно его увидеть или хотя бы услышать его голос. Яростным усилием воли я заставила себя убрать в сумку его визитку. Запах сандалового дерева выветрился, и визитка пахла так, как все в моей сумке. «Пачули» от Etro.
С какой стати он выберет меня? Есть ли хоть одна к этому причина?
Я вспомнила слова Глеба.
– Причина есть, и она решает все – вы, Янушкевич, его хотите.
Но именно теперь я могла все испортить, оттолкнуть его чересчур явным проявлением своей заинтересованности.
Молчи, скрывайся и таи все чувства и мечты свои.
Я не сомневалась, что увижу его снова.
До его возвращения из Бразилии оставалась уйма времени, и я была уверена, что смогу придумать какой-нибудь потрясающий план по завоеванию Глеба Гостева.
С этими мыслями я включила «Завтрак у Тиффани».
Утром небо было серым, дул тревожный ветер. В такие дни сердце, что называется, мчится вдаль, приходят в голову мысли о быстротечности жизни и хочется петь героические песни. У меня не было намечено ничего конкретного на этот день. Единственной моей заботой было экипироваться к походу в Мариинский театр. Я взяла себе самый дорогой билет в царскую ложу, он был последним в кассе. Да и понятно, Ульяна Лопаткина танцевала «Лебединое», билетов, естественно, не было.