Мочалкин блюз

Неужели он стал психопатом на почве любви к покойной матери? Мне тут же привиделся «Американский психопат» Брета Истона Эллиса. Надеюсь, за дверями зеркальных шкафов он не прячет урну с ее прахом. А может, он считает ее богиней, которой надо приносить жертвы. Уж больно все там похоже на алтарь. Может, он хранит там скальпы красавиц, убитых в угоду ей. Или не скальпы, а заспиртованные сердца. У-у-у-у-у!!!

Я почувствовала, как на меня одновременно накатили два исключающих друг друга желания. Первое – бежать отсюда немедленно, пока он не вернулся. Он наверняка имеет на мой счет определенные планы. С другой стороны, я просто не могла не выяснить все до конца. До его прихода оставалось двадцать пять минут.

Я снова вооружилась отмычкой. Как и в первый раз, замок не стал капризничать.

Я открыла первую зеркальную дверь. За ней оказалась та самая коллекция обуви, про которую мне говорила Ирина и про которую я совсем забыла. Туфли были по большей части дизайнерские и старые. Я, конечно, знаю названия основных брендов, в том числе и старых, но к обуви не очень прикалываюсь. На самой нижней полке стояли украденные у меня Lagerfeld’ы. Я протянула к ним руку, но тут же ее отдернула. Если я их заберу, он сразу поймет, что я заходила в эту комнату.

На стенке я обнаружила датчик, который контролировал температуру и влажность в шкафу.

Я осмотрела полки, отыскать приметы потайных ящиков или двойного дна мне не удалось.

Настала очередь следующего шкафа. Он был наполнен женской одеждой. Я посмотрела некоторые вещи. Похоже, это гардероб самой Вероники. На верхней полке были сложены коробки со шляпами.

Если страшные игрушки действительно существовали, они могли храниться именно здесь.

Пришлось пойти на кухню и взять табурет. С пола мне до них не дотянуться. Я закрыла дверь шкафа, вышла в прихожую. Подумала и закрыла дверь в тайную комнату, а отмычку положила в карман.

На кухне надсадно верещал таймер. Я вытащила латку из духовки, открыла крышку. Собственный аромат перепелов был тонким и очень приятным. Я добавила сметаны, посыпала блюдо приправой и поставила обратно в духовку.

До предполагаемого прихода Глеба оставалось пятнадцать минут. За эти пятнадцать минут мне предстояло решить, остаюсь я здесь или делаю ноги. Я взяла табуретку и отправилась продолжать изыскания. Но вдруг желудок пронзила нестерпимая боль. Я тут же противно вспотела, уши перестали слышать. И в этот момент я увидела, как дверь открывается, Глеб смотрит на меня глазами Ганибала Лектера, они одновременно улыбаются и белеют, наверное от желания немедленно меня убить. Я уронила табурет и упала на пол.

* * *

Мне было так больно, что я не могла ни говорить, ни шевелиться.

Глеб поднял меня на руки, отнес на кровать.

Он о чем-то спрашивал, но я не понимала что именно. Он приблизил свое лицо к моему, показал на живот и проартикулировал: «Желудок?» Я кивнула.

Он нашел мою сумку, достал сотовый телефон. Там была запись «гастроэнтеролог Старостин».

Глеб поговорил с ним, положил телефон, сел рядом со мной и стал уговаривать. Что именно он говорил, я не могла разобрать, но интонация была мягкая, успокаивающая. Он даже погладил меня по голове. Боль не проходила.

Я не знаю, какие аргументы привел Глеб, только очень скоро в квартире появился Остин со штативом и сумкой. Он быстро влил в меня какие-то лекарства, сделал укол и поставил капельницу.

Боль стала затихать, вернулся слух. И я расслышала, что Остин рассказывает Глебу про вчерашнюю аварию и доброго юношу, который сбегал в магазин и починил водопровод.

Остин помахал мне рукой и ушел. Наверное, Глеб ему неплохо заплатил.

Глеб подошел ко мне и сел рядом.

– Тебе лучше?

Вообще-то, уколы и капельницы – худший мой кошмар. Я будто слышу звук, с которым шприц протыкает кожу. От этого звука у меня сводит мышцы и начинают болеть зубы.

– Да, – ответила я, – еще пять минут полежу и уеду. Обед вкусный?

– Я выключил духовку, но, что там, не посмотрел.

– Тебе понравилось, как я убрала? Извините, вам понравилось?

– Полежи пока, а я посмотрю что и как.

Вскоре Глеб вернулся.

– Убрано безупречно. Ты даже чистые полотенца сложила так, как я люблю, хотя я об этом не говорил. И в духовке – какая-то птица?

– Перепела.

– Что?

– Птички такие. Я должна за визит Остина – сколько?

– Чей визит?

– Врача.

– Разочтемся позже. Я тебе должен за продукты.

– Мне ехать пора.

– Я не могу тебя отпустить в таком состоянии.

– Ну, тогда довезите сами. У меня есть неотложное дело в антикварном магазине. В том, где мы встретились как-то раз. А потом домой. Можете?

– Хорошо.

– Только вы так и не пообедали.

– Я ходил на ланч, так что пообедаю позже.

Саквояж я спрятала в шкаф, когда Глеб не видел. Я попросила пакет, чтобы сложить комбинезон и кроссовки.

– Может быть, оставишь комбинезон здесь? Я хотел тебя попросить, если завтра ты будешь себя хорошо чувствовать: помоги мне привести в порядок коллекцию обуви. Завтра покажу.

Я была такой слабой, что не стала возражать.

– Хорошо. Созвонимся.

Я положила комбинезон на полочку в прихожей. Взяла сумочку, и мы спустились вниз.

– Поедем на твоей, обратно вернусь на такси.

Я показала ему, как отодвинуть подальше водительское сиденье.

По дороге я достала из сумки пачку долларов и стала отсчитывать двадцать купюр, чтобы оставить себе.

Глеб косо посмотрел на мои манипуляции и расхохотался.

– Опять какие-то мистификации! Если у тебя столько денег, зачем ты нанялась ко мне работать?

– Да я их сейчас отдам Георгию Филипповичу. Я ему должна за мебель, которую мне привезли.

Дальше мы ехали молча.

Георгий Филиппович был рад меня видеть, а когда увидел Глеба, вошедшего следом за мной, понизил голос и спросил:

– Он тебе – подружка или встречаетесь?

– Работаю на него.

– Наверное, придирается ужасно.

– Да нет, ничего.

В каморке Георгия Филипповича попивал коньяк Сергей Сергеевич Миних.

Я представила Сергея Сергеевича и Глеба друг другу.

Сама же позвала Георгия Филипповича в сторонку для решения денежных дел.

– Вот привезла вам должок.

– В полном объеме?

– Естественно.

Я передала в руки антиквару две пачки – полную и неполную.

Он пересчитал деньги.