Модель
Шрифт:
Как раз перед тем, как узнать, что это совсем не черти, а ангелы…
…Так уже выходило в моей жизни не в первый раз — общаясь с женщинами, я зачастую путал ангелов с чертями.
И — наоборот…
— … Скажите, а разве одетых женщин рисовать нельзя?
— Можно, Злата.
— Почему же вы их не хотите рисовать?
— Потому что одетая женщина — это женщина.
И — только.
— А раздетая?
— Это символ.
— А разве красиво одетая женщина не может быть символом? — спросила она.
— Символом — чего? — переспросил я.
— Ну,
— Наверное, может.
Просто я до сих пор не знаю — что символизирует одежда: скромность или — наоборот?
— Как — это? — девушка явно не на шутку заинтересовалась моими словами.
— Очень просто.
Разве, например, бриллиантовая брошь на платье женщины может символизировать скромность?
— Скажите, вы напишете с меня правдивую картину? Ну, такую, что все мои знакомые меня узнают?
— Нет.
Я буду фантазировать.
— То есть — соврете? — ожидая моего ответа, девушка приоткрыла ротик, так, что среди губок выглянул ее язычок.
— Нет. Не совру.
Во вранье нуждается ложь.
А правда всегда нуждается в фантазии.
— А разве людей нужно обманывать? — уточнила она вопросом, на который я не знал ответа.
И потому ответил так, как думал:
— Людям не нужно лгать.
Но правду нужно уметь придумывать.
Впрочем, самого главного о правде я девушке не сказал: «Существование правды — это самая большая человеческая выдумка на свете».
— Скажите, а позировать трудно? — Это был уже практический вопрос; и я поделился своим опытом:
— Со мной — нет.
Я не мучаю свои модели.
— А что нужно знать, чтобы быть моделью?
— Ничего особенного, — улыбнулся я, — Просто помнить, что левая грудь твоей модели — это ее правая грудь…
…Где-то в перерыве между словами и мыслями я протянул девушке свою визитную карточку, на которой записал адрес моей мастерской.
— Ладно.
Думаю, что я соглашусь.
Хотя, возможно, это ошибка.
— Злата, ты — умный человек.
— Почему?
— Потому что умный человек вначале обязательно думает.
И делает ошибки только после этого.
— Как вы думаете, умного человека встретить трудно? — Девушка задала этот вопрос таким тоном, что я не понял — спрашивает она серьезно или шутит.
И потому, на всякий случай, ответил ей серьезно:
— Да.
— Почему?
— Потому что умный человек — это персонаж вымышленный.
— Вот вы — умный; возможно, потому мне с вами интересно.
— Возможно, — вздохнул я. — Только помни, что ум — это довольно однообразная вещь.
Разнообразной бывает только глупость.
— А я думала, что умный — каждый, кто умеет смотреть на себя со стороны. — После этих ее слов моя серьезность по отношению к ней выросла, как растет рыба, пойманная в прошлом году.
Хотя она и добавила:
— А глупым человеком быть плохо. — И я ответил:
— Зато — именно для человека естественно.
— Почему?
— Потому что
глупость — свойство человеческое.Я ни разу не слышал о том, чтобы кто-то посчитал глупым еще какое-нибудь животное.
Мы помолчали совсем недолго, и девушка вновь приватизировала инициативу:
— Вот мы — молодые, и нам простительно.
А что — старые люди не делают глупостей? — спросила она; и в ее голосе прозвучал поколенческий вызов.
И, хотя я не считаю себя таким уж старым, мне пришлось отдуваться за все поколение ее родителей:
— Делают.
Просто старые люди делают старые глупости, а молодые — новые.
Того, что если существует неправильные решения, то пытливый человеческий ум к ним непременно рано или поздно придет в любом возрасте — девушке я говорить не стал.
Видимо, я еще недостаточно стар, чтобы делиться с поколением моих потомков всем своим личным опытом…
…Один раз я разговаривал с кандидатом в депутаты от нелиберальной и недемократической партии. И он постоянно говорил то, что первым делом стремятся сказать глупые об умных и последним делом вынуждены говорить умные о глупых — объявлял тех, кто был с ним не согласен, дураками…
— …А ваша жена мне секир-башка не сделает, если увидит меня голой? — И в ответ на этот вопрос девушки, я вздохнул:
— В настоящий, а также и текущий момент твоей секирбашковатеризацией заниматься некому.
Сейчас жены у меня нет.
И тогда Злата продемонстрировала мне, что своими вопросами она может быть ошарашивателем, потому что я мог ожидать от нее любого вопроса, кроме того, который она удивленно задала:
— Ни одной?!..
— …Ладно. Во сколько мне приехать к вам? — спросила Злата тоном, не позволяющим сомневаться в том, что она хоть и приняла решение, но так и не уверилась в том, что это решение правильно.
Я всегда любил работать по утрам и встаю рано.
Потому я сказал:
— Чем раньше — тем лучше, — еще не догадываясь о том, что произношу довольно опрометчивые слова.
— Так, может, мне приехать с вечера?..
…Этот простой, заданный в шутку вопрос заставил меня задуматься совсем не шутейно: что бы мне пришлось делать, если бы эта девчонка вошла в мою судьбу и задержалась бы в ней не как гость, а как хозяин?
Дело в том, что это создание из поколения, расположившегося где-то посредине между моими детьми и внуками, за несколько минут поместилось в мою жизнь, причем совсем не длиннющими ногами, а тем, что важнее любых ног — своими взглядами на жизнь, которой я никогда не жил.
Тем, что мне захотелось жить не моей, а ее жизнью.
Ее представления о мире делали мой мир менее предсказуемым, а значит, более интересным.
Во всяком случае, стоящим того, чтобы им заинтересоваться.
Снова и снова.
А она как будто угадала мои мысли:
— Не переживайте, Петр Александрович.
Это все потому, что ноги у нас растут из головы…
— …Ладно. Я приду завтра.
А вы сегодня ничего не делайте и постарайтесь хорошенько выспаться.