Мое прекрасное искупление

Я надела на себя просторную майку и длинную юбку. Томас натянул белую футболку с V-образным вырезом и шорты карго цвета хаки.

– Черт подери, тут холодно. – Он потер ладони и набросил ветровку. – Но я не хочу прилипнуть задницей к сиденью, когда мы приземлимся в Шарлотте-Амалии.

– Я подумала о том же, – сказала я, надевая свитер.

– Возможно, у меня тут есть… – Томас открыл шкаф и достал что-то с вешалки, бросая в меня.

Я поймала серую толстовку с капюшоном с синей надписью «ESU WILDCATS». Она была среднего размера.

– Когда ты носил ее? Младенцем?

– Первокурсником. Можешь оставить себе.

Я сняла свитер и надела через голову толстовку, испытывая совершенно нелепую эйфорию.

Мы упаковали те немногочисленные вещи, которыми пользовались, и Томас отнес наш багаж вниз, пока я причесывала спутанные после секса волосы. Я заправила постель и собрала грязное белье, но перед уходом окинула взглядом комнату. Все началось здесь, не важно, что за этим последует.

Я спустилась по лестнице, с широкой улыбкой глядя на Томаса, который стоял за плитой, а его отец протягивал ему соль и перец.

Джим пожал плечами:

– Никто, кроме Томми, не может приготовить омлет Дианы, поэтому я всегда пользуюсь случаем.

– Надо как-нибудь попробовать, – сказала я. Моя улыбка стала еще шире, когда Томас повернулся и подмигнул мне. – А где у вас корзина для белья?

Джим поставил специи на столешницу и с распахнутыми руками направился ко мне.

– Давай сюда.

Мне было неловко отдавать Джиму наши полотенца, в основном потому, что перед лучшим сексом в моей жизни мы с Томасом были облачены именно в них, но я не хотела спорить или что-либо объяснять, поэтому просто передала их.

Я подошла к Томасу и обхватила его руками за талию.

– Если бы я знала, что ты умеешь готовить, то провела бы больше времени наверху.

– Мы все умеем. Мама научила меня, а я мальчиков.

На сковороде заскворчало масло, попадая мне на руку. Я отдернула ее и потрясла:

– Ай!

Томас бросил лопатку на столешницу, обхватил мою руку ладонями и внимательно посмотрел.

– Ты в порядке? – спросил он.

Я кивнула.

Он поднес мою ладонь к губам и с трепетом поцеловал. Я следила за Томасом, поражаясь тому, насколько его поведение отличалось от офисного. Никто бы глазам не поверил, увидев Мэддокса на кухне, занятого стряпней и целующего мою покалеченную руку.

– Ты тоже один из мальчиков, – сказала я, когда Томас вернулся к приготовлению омлета.

– Я уже не один год пытаюсь ему это втолковать, – сказал Джим, вернувшись из коридора. – Видела бы ты, как он одевал Трентона в его первый день в детском садике. Томас старался позаботиться о каждой мелочи, как сделала бы мама.

– Накануне вечером я искупал его, а проснулся он опять грязным. – Томас нахмурился. – Мне пришлось четыре раза умывать его перед тем, как посадить в автобус.

– Ты всегда о них заботился. Не думай, что я этого не замечал, – с ноткой сожаления проговорил Джим.

– Знаю, пап, – ответил Томас, очевидно испытывая неловкость из-за такого разговора.

Джим скрестил руки на своем выступающем животике, ткнул пальцем в сторону Томаса, а потом накрыл ладонью рот.

– Помнишь первый день Трэва? Вы все вместе вышибли дух из Джонни Банконича за то, что он довел Шепли до слез.

Томас весело хмыкнул:

– Помню. Слишком много детей получили свои первые фингалы от кого-то из братьев Мэддокс.

На лице Джима появилась гордая улыбка.

– Потому что вы, мальчики, всегда друг друга защищали.

– Это точно, – сказал Томас, переворачивая омлет на сковороде.

– Не было ничего, с чем бы вы не справились вместе, – сказал Джим. – Сначала вы могли задать взбучку своему брату, а потом кому-то другому за то, что вздумал посмеяться, как вы надираете зад брату. Ничто не способно изменить то, как много вы значите друг для друга. Помни об этом, сынок.

Томас долгое время смотрел на отца, потом прокашлялся:

– Спасибо, пап.

– С тобой тут очень симпатичная девушка, и явно поумнее тебя. Об этом тоже не забывай.

Томас положил омлет на тарелку, передавая отцу.

Джим похлопал сына по плечу и переместился в столовую.

– Тебе приготовить? – спросил Томас.

– Пожалуй, я выпью кофе в аэропорту, – сказала я.

Томас усмехнулся:

– Уверена? Я готовлю потрясающий омлет. Ты не любишь яйца?

– Люблю. Просто сейчас слишком рано для завтрака.

– Ну и хорошо. Значит, как-нибудь я тебе его приготовлю. Камилла ненавидела яйца… – сказал Томас и осекся, тут же пожалев о своих словах. – Не знаю, почему я это сказал, черт побери.

– Может, потому, что думал о ней?

– Просто пришло в голову. – Томас осмотрелся по сторонам. – Возвращение сюда творит со мной странные вещи. Я будто два разных человека. Ты чувствуешь себя иначе, навещая родительский дом?

Я покачала головой:

– Я чувствую себя одинаково, куда бы ни поехала.

Томас обдумал мои слова и кивнул, опуская взгляд.

– Наверное, пора выдвигаться. Проверю, как там Тэйлор.

Томас поцеловал меня в щеку и повернул налево, выходя в коридор. Я поплелась в столовую, выдвигая стул рядом с Джимом. Стены здесь были украшены игральными фишками и изображениями собак и людей, играющих в покер.

Джим молча наслаждался своим омлетом, на его лице застыла легкая грусть.

– Даже странно, как еда может напомнить мне о жене. Она чертовски хорошо готовила. Чертовски хорошо! Когда Томас готовит мне ее фирменный омлет, такое чувство, что она все еще здесь.

– Вы, должно быть, сильно тоскуете по ней, особенно в такие дни, как этот. Когда отправляется ваш рейс?

– Я вылетаю позже, милая. Вместе с Трентом и Кэми. И Тайлером. Мы летим одним рейсом.

Кэми…

Интересно, почему Томас не называл ее так.

– Хорошо, что мы сможем доехать до аэропорта в одной машине.

Томас и Тэйлор появились возле входной двери.

– Ты едешь, детка? – позвал меня Томас.

Я поднялась:

– Увидимся вечером, Джим.

Он подмигнул мне, и я заторопилась к двери. Томас придержал ее для нас с Тэйлором, а потом мы пошли к машине Трэвиса.

До рассвета оставалось два часа, и весь городок Икинс еще пребывал во сне. Тишину нарушал лишь хруст нашей обуви по заиндевевшей траве.

Я сунула руки в карманы толстовки и поежилась.