Моё сердце в тебе бьётся
Шрифт:
– Только друзья, Егор, – пожала я плечами и пожалела о том, что вообще дала парню шанс.
– Окей, – грустно улыбнулся мне одногруппник и все-таки проводил меня до общежития.
И целые две недели ко мне еще несколько раз подкатывали ребята с потока. Куда-то звали. Мило улыбались. Вот только было одно «но» – я никуда с ними идти не желала. Абсолютно!
Я хотела прийти после пар в свою маленькую общажную комнатушку, завалиться на скрипучую койку и грустить. Слушать заунывные треки, гонять чаи и зубрить конспекты, с перерывом на тупую, ноющую боль за ребрами.
И с каждым днем я чувствовала себя все хуже и хуже, да и на учебу идти становилось уж совсем невыносимо. Потому что там был Он. И когда я смотрела на него или чувствовала его запах, то меня словно кипятком окатывало с ног до головы. Я скрежетала зубами, стискивала руки в кулаки и меня резко начинало бесить все вокруг. И хандра накатывала еще пуще прежнего, а вместе с ней становилось реально трудно дышать.
Я словно тонула в своей ненависти, злости и раздражении. Но выплеснуть все это никак не могла.
Пока однажды, в субботнее морозное утро на последней паре, Нечаева не прервала мои тухлые думы вопросом:
– Ну так ты как?
– Что? – обалдело подняла я на нее глаза.
– Ты вообще слышала, что я тебе только что говорила? – насупилась Лидка.
– Нет, – совершенно безжизненным голосом ответила я.
– Капец ты, Княжина, – фыркнула подруга, а я только пожала плечами.
Мне бы только последние сорок минут продержаться, а потом доползти до общаги, упасть лицом в подушку и закосить под умертвие.
Идеально, как по мне!
Но Лидка спустя минуту решила не злится на меня, а снова повторить свое приглашение.
– Лель? Ну поехали, а? На горке покатаемся, в баньку сходим, шашлыки пожарим. Здорово будет! Ну?
– Куда ехать надо? – устало посмотрела я на девчонку.
– В «Сосны и ели», Княжина! – зло пробурчала Нечаева, и я тут же оглянулась на Соболевского, чувствуя, что все мои внутренние органы моментально изошли на узлы.
– В «Сосны и ели»? – переспросила я, задохнулась, а потом задышала часто и тяжело. Так, будто бы пробежала на запредельной скорости марафон.
Боже!
– Да! Едут дружбаны Кирилла, а я там толком никого и не знаю. Алёнка, ну поехали, а?
– Поехали, – почти не раздумывая ответила я, а потом прикинула как безболезненно перенести вечернюю смену в закусочной на другой день.
И вот уже мы на машине Решетова мчимся в сторону загородного клуба, а я все украдкой смотрю на себя в зеркальце и поправляю волосы, что так некстати выбились из тугой косы. Пальцы нервно стискиваю. Губы так вообще все почти до крови искусала. За ребрами бушует ураган…
От чего? Да кто ж его знает!
А уж когда добрались до места назначения, так я вообще с трудом смогла совладать со своим волнением.
И в голове лишь и бьется нервно – Он будет здесь.
Будет…
Вот только, среди друзей Кирилла, я не увидела знакомые черные глаза. Их не было и тогда, когда мы катались на горке, а потом и на коньках. И тогда, когда мы жарили шашлыки, мылись в бане и плескались в здоровенном крытом бассейне. И позже, когда начались танцы в большом зале огромного дома, Никита Соболевский тоже
не появился.А уж когда часы пробили полночь, я окончательно поняла, что и он уже не появится.
И я ушла по-английски.
Поднялась в свою комнату, закрылась изнутри, сняла с себя одежду и нырнула под мягкое пуховое одеяло. А потом накрылась им с головой.
И разрыдалась…
Глава 45 – А-1. Ранен.
POV Алёна
Утром я ожидаемо проснулась разбитая и с разрывающейся от боли головой. Веки налились свинцовой тяжестью и опухли, а губы были искусаны в кровь. За ребрами тоскливо и протяжно ныло настолько сильно, что какое-то время я была неспособна даже встать с кровати. Просто тупо лежала и смотрела как падают за окном снежинки. И ни одного лучика солнца нет.
Ни одного…
Прикрыла глаза и протяжно вздохнула, под конец переходя на жалобный стон. И от самой себя стало противно. Ну вот чего я в хандру-то ударилась, глупая?
Отскоблила себя с кровати и потопала в душевую, отчетливо понимая, что еще весь дом спит. И там, под упругими теплыми каплями я снова утонула в тягучих, как кисель, воспоминаниях.
Никита и его тело под пальцами. Стальные кубики пресса. Пугающая сила бицепсов. Мощь сильных, тренированных ног. Жесткая щетина и, в противовес ей, такие мягкие и шелковистые волосы на голове. Густые. Как и ресницы. Любая девчонка бы завистью захлебнулась.
И его лицо…
Когда-то я ненавидела его и желала никогда больше в жизни своей не видеть. Забыть его навсегда и никогда не вспоминать. Навеки вечные вытравить его образ из своей памяти.
А сейчас?
А сейчас оно меня пугало. Потому что при взгляде на него мои внутренности совершали какие-то дикие кульбиты, а потом и вовсе поджимались трясущейся, мандражирующей кучкой. Но я не отворачивалась. А все смотрела и смотрела, пытаясь понять, от чего во мне все так звенит и гудит как в трансформаторной будке, стоит только глазам встретиться с его образом.
Вот только ответов у меня не было, кроме тех, что мне хотелось глядеть на него снова и снова, пока я наконец-то не разберусь в себе и в этих странных, иррациональных и даже абсурдных желаниях.
Из душа вылезла, словно ленивец. Заторможенная и пришибленная. Точно так же медленно оделась, периодически впадая в какой-то ступор. Зависала, потом вздрагивала с отчетливой душевной паникой и вновь продолжала неторопливо двигаться в пространстве и времени.
Мне было страшно, что если я чуть ускорюсь, то снова разревусь на ровном месте, не пойми от чего.
Глупая гусыня!
Оделась с горем пополам и спустилась вниз, а потом целенаправленно двинула к холодильнику, с намерением найти в его недрах ледяную минералку. И преуспела. Но налив ее в стакан и сделав глоток, я так и замерла со стаканом в руках, услышав из тамбура разговор каких-то ребят, которые, по всей видимости, возвращались с улицы.
– А Соболь, что не прикатил?
– Да, наверное, как обычно.
– Как обычно?
– Бабу шпилит, ну или только окучивает к этому делу.