Моё сердце в тебе бьётся
Шрифт:
Но время чересчур скоротечно и долбанная пара пролетела как фанера над Парижем. Вот только и я решил идти в решительное наступление, не давая Княжиной вновь упорхнуть от меня без единого сказанного слова.
– Алёна, – нежно потянул я ее за рукав.
Девчонка дернулась, но глаз на меня не подняла, и я понял, что придется мне несладко.
– Давай поговорим, пожалуйста, – попытался поймать ее взгляд, но наткнулся на ледяное безразличие.
Айсберг. Само равнодушие во плоти.
– Алёна?
– О чем нам с тобой говорить, Соболевский? – вдруг резко выдернула она свою руку из моего
– О нас, – выдохнул я и в груди тут же протяжно заныло.
И про себя умоляю – только не разбивай эту надежду. Прошу!
Но она не услышала.
– Никаких нас нет. И никогда не было. Так что, не о чем нам с тобой разговаривать, – режет словами, как острым тесаком, а сама дышит так часто. Захлебывается. Знать бы только чем. Ненавистью?
Похоже на то.
Ибо жестко рубит. Решительно. Так, как я и заслужил, но…больно же! Потому что не убиваемая надежда еще подавала признаки жизни, корчилась, повизгивала от мучительной агонии, но подталкивала меня в спину. К ней!
И я пытаюсь. Как раньше пёр против ветра, так и сейчас, но уже в обратную сторону. И сколько бы я не пробовал пробиться и достучаться до нее, но все буксовал и оставался там, где и был – вдалеке от Алёны. На дне.
Но все пыжусь всплыть, хоть меня и топит без конца и края суровая действительность.
Гортензии.
Я скупил для нее абсолютно все!
Решетов смотрел на это, по его словам, безобразие и пытался шутить:
– Как трусы-неделька, Соболь, ну честное слово.
Я же только фыркал и слал его в дальние дали.
– Отвали, Решето, и без тебя тошно.
И снова заказывал для Княжиной очередной пышный букет.
Среда – кремовые. Четверг – синие. Пятница – розовые. Суббота – красные. Воскресенье – сиреневые. Понедельник – желтые. Вторник – гребаный микс.
Вот только никакой отдачи. Пару раз курьера с букетами вообще развернули, а в остальные разы цветы принимала Нечаева вместо моей, обиженной на все и вся, зазнобы.
Как узнал? Так Лидка мне сама написала. Сдала контору по полной.
«Ник, спасибо! Цветы красивые, но Алёнка всё порывается их выбросить. Я пока как верный страж стою на их защите, но знай – трехлитровые банки в общаге давно закончились и ставить твои букетищи уже некуда».
Звездец!
«Как она?» – с минуту пожевав губу, все-таки спросил я у Лидки.
И спустя мгновение получил вообще никак не обнадеживающий ответ:
«Ну, если честно, то не знаю. Молчит, хмурится, что-то бурчит себе под нос. Со мной категорически отказывается говорить, кроме того, что вы, слава Богам, расстались и она более видеть тебя не желает».
Засада…
Но отступать я не планировал.
Вторую неделю я слал гортензии уже в корзинах, раз с банками в общежитии напряженка.
Все без толку.
И в стенах института Алёнка технично от меня гасилась. Вообще одну не поймаешь, а если и удавалось, то всего на секунду, где она мне и слова не давала вымолвить. Зараза белобрысая!
Пришлось на третью неделю от цветов переходить к чему-то существенному.
Понедельник – большущий плюшевый белый медведь.
Вторник – звезда в небе. Да, вы все верно прочитали – отправил Алёнке официальный документ
о том, что она является владелицей одной из миллиардов звезд во вселенной.Среда – сертификат на полет над Москвой на вертолете. На двоих! В надежде, что она не решится лететь без меня.
Четверг – авторский торт ручной работы.
Пятница – пятикилограммовая бочка с клубничным мороженым.
Суббота – билеты в Большой театр на «Историю Кая и Герды».
Воскресенье – огромная корзина с экзотическими фруктами.
И абсолютное ничто мне в ответ.
Спасибо, любимая!!!
Нечаева писала, что Алёнка на мои подкаты только злится с каждым днем все сильнее и сильнее. Бухтит. Просит больше не принимать от ее лица курьера. Грозится, что вообще перестанет разговаривать с подругой, если она будет и дальше в том же духе прислуживать мне и моим прихотям.
А потом, в начале ноября, и вовсе оставила меня с носом и укатила к бабе Вере в деревню, заставляя меня одного маяться в тоске по ней.
И вот где-то тут я от отчаяния совсем психанул. Ну, как так-то? Месяц прошел, а я с места не сдвинулся! Вообще никаких подвижек нет и поговорить с ней, ну вот совсем не получается.
И пришлось мне идти на совсем крайние меры – сговор. И не с кем-нибудь, а с лучшей подругой моей Алёнки. Хорошо, что хоть знал как к ней подступиться, выучил девчонку за тот месяц, что был в теле Княжиной.
Достал визитку, что мне однажды дал отец того самого мажора, что раздолбал мне фару и позвонил в автосервис. Обрисовал ситуацию и уже к вечеру загнал свою ласточку на замену фары и покраску переднего бампера, где все-таки обнаружилась небольшая царапина. А спустя минуту уже звонил Решетову.
– Занят? – спросил сразу в лоб.
– Нет. Нужен тебе?
– Да, – улыбнулся я нашему почти стопроцентному пониманию.
– Скоро буду.
И пока Кирилл ехал ко мне, я собирал те вещи, что однажды накупил Алёнке – куртки, сапожки, кофточки, штанишки, новый телефон и даже некоторую косметику, к которой она даже не притронулась. Но это было уже не важно. Важно, чтобы сейчас мне на контакт пошла Нечаева и согласилась сотрудничать.
Набрал номер и затаил дыхание.
– Алло, – ответила девчонка.
– Привет, Лид, – поприветствовал я.
– Ну привет, горемычный, – хохотнула в трубку одногруппница, правда без видимого веселья.
– Я тут Алёнке вещи завезти хочу, что она у меня оставила, – плавно перешел я к делу.
– Ну так завози. В чем вопрос?
– В том, что время уже позднее, а я бы хотел с ней в комнате поговорить наедине. Смекаешь?
– О, как! Наедине, х-м-м…
– Именно!
– Чтобы она меня потом придушила ночью за такое предательство? – пробурчала девчонка.
– Ну, Лидка, ну что ты как неродная? Ну я ей всего два слова скажу и обратно. Зуб тебе даю и вообще…
– И вообще что?
– И вообще, честное пионерское, – отрапортовал я.
Вздохнула в трубку, покрякала между делом, а потом все же согласилась.
– Ладно, пионер. Но у тебя будет минут пятнадцать, не более.
– Мне хватит.
А я про себя подумал, что где пятнадцать, там и тридцать. Особенно, если рядом с ней в машине будет сидеть Решетов.
Кто молодец? Я молодец!