Могикане Парижа

Между тем Фафиу уже в течение пяти лет зарабатывал всего по пятнадцать франков в месяц, да и те получал так неисправно, что весь его заработок равнялся не больше чем пяти франкам ежемесячно.

Таким образом, свадьба Фафиу была отложена, употребляя ученое выражение дяди Галилея Коперника, «до греческих календ», а Фафиу приходил в отчаяние, бесился и, наконец, доходил до зверского желания, чтобы царицу Таматавы сожрали львы и тигры.

Этими несколькими чертами вполне выясняется и характеризуется отношение к Сальватору и делается понятной фраза, которую он всегда повторял ему:

– Господин Сальватор, клянусь вам честью Фафиу: если я могу вам на что-нибудь пригодиться, располагайте мною как своей собственностью.

Зато когда Сальватор, в течение трех месяцев постоянно отказывавшийся от его услуг, сказал ему: «Хорошо, может быть, я и поймаю тебя на слове», – Фафиу пришел в истинный восторг и радостно воскликнул:

– Тогда вы сделаете счастливым человека, мосье Сальватор, и счастливцем этим буду я.

– Я и так рассчитывал на твою добрую волю, Фафиу, – ответил Сальватор, улыбаясь, – особенно после нашего разговора насчет мадемуазель Мюзетты. И, по правде сказать, даже распорядился тобой заранее.

– Ах, так говорите, говорите скорее, господин Сальватор! – заторопил Фафиу, глубоко тронутый его доверием. – Ведь вы знаете, что я готов служить вам телом и душою.

– Знаю, Фафиу. Ну, так слушай же.

Одной из особенностей Фафиу была способность придавать своему носу и ушам, по крайней мере, сорок восемь различных форм и положений. Он тряхнул головой, непомерно расставил уши и проговорил:

– Я слушаю, господин Сальватор.

– В котором часу начнется у вас представление?

– Да ведь их бывает два.

– Ну, так в какие часы бывают они оба?

– Первое – в четыре часа дня, а второе – в восемь вечера.

– Гм! В четыре часа слишком рано, а в восемь слишком поздно.

– Экая досада! А переменить этого уж никак нельзя! У нас такое правило.

– Послушай, Фафиу, необходимо, чтобы сегодня первое представление началось никак не раньше шести. Видишь ли, несколько человек из моих друзей хотят видеть твой триумф, но они заняты до пяти, а потому и попросили меня передать тебе, чтобы ты оттянул представление до шести.

– Трудно это, черт возьми, господин Сальватор!

– Уж не хочешь ли ты сказать, что это невозможно?

– Этого я вам никогда не скажу, мосье Сальватор! Раз вы сказали, что представление должно быть в шесть, значит, оно так и будет.

– Ты придумал, как это устроить?

– Нет еще, но все-таки придумаю.

– Значит, я могу быть спокоен?

– Можете быть спокойны. Хотя бы меня на куски разрезали, я раньше шести часов на сцену не выйду.

– Спасибо, Фафиу. Но это еще только половина услуги, о которой я хочу тебя просить.

– Тем лучше! Потому что в этом и трудности никакой нет.

– Значит, ты согласен все для меня сделать?

– Все на свете, мосье Сальватор!.. Если бы вы даже захотели, чтобы я сожрал свою тещу, как жру горящую паклю, я пошел бы и проглотил ее.

– Ну, нет. Это значило бы обмануть бенгальского тигра и нубийского льва, которым ты ее предоставил, а слово свое следует держать всегда.

– Так в чем же дело, мосье Сальватор?

– А вот в чем: сегодня вечером ты должен отдать твоему хозяину то, что он дает тебе каждый день.

– Это господину Копернику-то?

– Да.

– То, что он дает мне каждый день?

– Да.

– Да он никогда и ничего не дает мне.

– Ошибаешься! Он после каждого представления дает тебе пинка и всегда в одно и то же место.

– Это ногой-то под зад?.. Это точно, мосье Сальватор.

– Ну, так вот, видишь ли, когда он даст тебе сегодня пинка, ты должен выждать, пока он повернется, и ответить ему тем же.

– Хе?! – вскричал Фафиу, думая, что он не совсем понял Сальватора.

– Да, да, отплати ему тем же! – подтвердил Сальватор.

– Господину Копернику?

– Ему самому.

– Вот это уж совсем невозможно, господин Сальватор! – вскричал Фафиу, бледнея.

– Почему же невозможно?

– Да потому, что он мой директор, да и на сцене всегда играет Кассандра, моего барина. А кроме того, и по контракту этого нельзя.

– Это что значит?

– В контракте у нас так и прописано, что я должен быть брадобреем для всей труппы, представлять шутов, дураков, чучел и получать пинки «коленкой под зад беспрекословно, никогда их не возвращая».

– Гм! Никогда не возвращая, – повторил Сальватор.

– Точно так! Да я вам контракт покажу. Он у меня здесь.

Фафиу вытащил из кармана грязную, засаленную бумагу и подал ее Сальватору Тот взял и осторожно развернул ее.

– Верно, – проговорил он. – «… никогда их не возвращая».

– Да, да, так там и прописано! Так вот-с, господин Сальватор, лучше прикажите мне умереть, только не нарушать мой контракт.

– Однако постой, – сказал Сальватор, – в контракте сказано, что Коперник должен уплачивать тебе по пятнадцати франков в месяц, а он, если не ошибаюсь, тебе их не платил?

– Это верно-с…

– А пинки тебе все-таки дает?

– Да-с. Который день по четыре, два – после первого представления, два – после второго.

– Ну, так вот, видишь ли: если он нарушает контракт, тогда и ты можешь сделать то же самое.

Фафиу с удивлением вытаращил глаза.

– Я об этом и не думал-с! – проговорил он.

Несколько минут он постоял в раздумье, потом покачал головой и сказал:

– Нет, а все-таки лучше прикажите мне умереть, чем нарушить контракт и дать господину Копернику пинка! Это просто невозможно!

– Да почему же, если он тебе не платит?

– А разве вы думаете, что после этого я имею право?..

– Думаю.

– А все-таки нет!.. Он нарушает контракт все-таки меньше, чем я, когда нарушу! Невозможно, господин Сальватор! Лучше уж мне умереть!

– Ну, постой, Фафиу. Давай рассуждать толком.

– Извольте, господин Сальватор.

– Ведь все сцены, которые у вас разыгрываются, вы импровизируете, причем ты, по-моему, проявляешь талант поразительный.

На щеках шута вспыхнул румянец скромного самодовольства.