Могикане Парижа

Петрюс, живший на Западной улице, простился с ними, пожелал другу побольше удовольствий, отвечая, несмотря на расстояние и потемки, на шумные слова приветствия, которые посылало ему веселое общество.

– Ну, хорошо, – спросил Людовик, – куда же мы отправляемся таким образом? Мне кажется, что мы едем в Версаль, а не в Ванвр?

– Если бы Рафаэль не покинул нас, король проказников, – отвечала Шант-Лиля, – он сказал бы: ваше величество, все дороги ведут в Рим.

– Я не понимаю, – сказал Людовик.

– Посмотри на Нанетту, прекрасную садовницу.

– Я смотрю на нее.

– Как ты ее находишь?

– Хорошенькой!.. Дальше?

– Ну, хорошо, она поехала с условием, что ее выпустят у ее двери.

– Ну ладно, бог с вами! – ответил Людовик. – Позволь мне сесть к твоим ногам, княгиня, и положить голову на твои колени: ты спасешь мне жизнь.

– Хорошо, – сказала девушка, – если бы я знала, что мы везем этого господина для того, чтоб он спал, то его бы следовало положить в телегу с зеленью. Ему было бы там так же хорошо, как и здесь.

– Ах, княгиня, – сказал сонный Людовик, – ты ко мне несправедлива: капуста не так сладка, а салат не так нежен, как ты.

– Боже мой! – произнесла Шант-Лиля тоном глубочайшего сострадания. – Как бывает глуп самый умный человек, когда ему хочется спать!

Пробило пять часов утра, когда они приехали в Бельвю. Мало-помалу звучный смех замолк, веселые крики затихли, вероятно, и холод, сопровождающий возвращение утра, особенно зимой, отзывался на полузаснувших участниках маскарада. Каждый желал поскорее вернуться в свою комнату, в свою постель.

Наконец повозка остановилась перед дверью дома, где жили Коломбо и Кармелита; Нанетта выскочила из нее, достала из кармана ключ и вошла в дом.

– Хорошо, – сказала она, увидев через оставленную открытой дверь коридора, выходившую в сад, огонь, который светился у Коломбо. – Молодой человек еще не спит и получит свое письмо.

– Прощайте, господа!

И она заперла дверь.

Несколько глухих ворчаний раздалось из глубины повозки, которая направилась к Ванвру.

Но только повозка отъехала пятьдесят шагов, как крики: «Помогите! Помогите!.. Г-н Людовик, г-н Людовик!» – раздались с того места, где высадили Нанетту.

Повозка остановилась.

– Что случилось? – спросил Людовик, внезапно проснувшийся.

– Я не знаю, но вас зовут, – ответила Шант-Лиля. – Я узнаю голос Нанетты. Случилось какое-нибудь несчастье.

Людовик выскочил из повозки и в самом деле увидел Нанетту, которая бежала испуганная и кричала:

– Помогите! Помогите!

IX. Задохнувшиеся

Он побежал к ней.

– О! Скорее, г-н Людовик! Идите скорее! Идите скорее все! Они умерли!

– Кто умер? – спросил Людовик.

– Мадемуазель Кармелита и г-н Коломбо!

– Коломбо? – вскричал Людовик. – Коломбо де Пеноель?

– Да, г-н Коломбо де Пеноель и мадемуазель Кармелита Жерье. Боже мой! Какое несчастье! Такие молодые, такие красивые, такие ласковые!

Людовик в ту же минуту бросился к дому и, найдя дверь открытой, одним скачком очутился в садовом флигеле.

Окно кабинета, плохо закрытое Коломбо, было распахнуто Нанеттой, которая после тщетных криков и стука осмелилась перешагнуть через подоконник, чтобы постучать в дверь комнаты.

Видя, что ей не отвечают, она отворила дверь, но в ту же минуту отступила назад и чуть не упала навзничь.

Ужасный чад углекислоты окружил ее смертоносным облаком.

В один миг она поняла все и, подумав, что она может догнать повозку, бросилась за нею.

Людовик ринулся во флигель через окно кабинета, но отступил из-за страшного угара.

В эту минуту прибежали все.

– Разбейте окна! Ломайте двери! – кричал Людовик. – Больше сквозняков! Они задохнулись!

Попытались открыть ставни, они были заперты изнутри. Выломали дверь.

Но стоявшие на пороге вынуждены были отступить.

– Приготовьте уксуса и соленой воды; разбудите аптекаря, если он есть в деревне, и возьмите у него английской соли и аммиака. Нанетта, разведите где-нибудь огонь и нагрейте салфетки.

Затем, как рудокоп спускается в бездну, как матрос бросается в море, Людовик бросился в комнату.

Веселая маска уступила место человеку науки; врач должен был пустить в ход все средства своего искусства. Людовик ощупью подошел к окну; свеча потухла, огонь в камине погас, в жаровне не было больше ни пламени, ни дыма. Занавески перед окнами были опущены и мешали найти задвижку. Людовик обернул руку носовым платком и двумя ударами кулака выбил два стекла.

Движение воздуха восстановилось. Однако Людовик сам уже шатался, он схватился за рояль.

Затем он сорвал занавеси с карниза и отворил окно. Угар уступал место свежему воздуху, который входил в комнату из других проемов.

– Входите! – закричал Людовик. – Входите, опасности больше нет!.. Войдите и осветите комнату.

Зажгли свечку, и каждый предмет стал виден ясно.

Молодые люди лежали в объятиях друг друга на постели, как будто уснули.

– Нет ли здесь доктора? – спросил Людовик. – Или хоть фельдшера, или цирюльника – все равно, какого-нибудь человека, который мог бы мне помочь?

– Тут живет г-н Пиллоу, старый хирург гвардии… Очень умный человек, – сказал какой-то голос.

– Бегите за г-ном Пиллоу и тащите его сюда.

Потом он бросился к постели.

– Ах! – сказал он, покачав головой. – Я думаю, что пришли очень поздно.

В самом деле, губы молодых людей почернели.

Людовик приподнял веки. Глаза Коломбо были точно стеклянные; глаза Кармелиты тусклы и влажны.

Не было слышно ни малейшего дыхания ни у одного, ни у другого.

– Слишком поздно! Слишком поздно! – повторял Людовик в отчаянии. – Но все равно, сделаем все, что можно. Сударыни, займитесь девушкой, – продолжал он, – а я займусь мужчиной.

– Что нужно делать? – спросила Шант-Лиля.

– Делай как можно усерднее то, что я тебе скажу, мое милое дитя. Прежде всего отнесите девушку к окну.

– Пойдемте, – сказала Шант-Лиля своим подругам.

– А нам что делать? – спросили мужчины.

– Постарайтесь развести огонь… хороший огонь; нагрейте салфетки; снимите с него сапоги… Я постараюсь пустить ему кровь из ноги… Ах! Слишком поздно! Слишком поздно!

Людовик проговорил это, перенося Коломбо с кровати к окну.

– Вот уксус и соленая вода, – сказала Нанетта.