Могильный червь

Дядя Олден просто сидел, выпятив челюсть, как манекен чревовещателя.

– Отрежет мне голову, говорит он! Ну, я слышал, у тебя это неплохо получается! Это ведь не в первый раз, правда?

Генри ударил его по голове, и дядя Олден упал лицом вниз. И все же, положив рот на стол, он продолжал бормотать. А на полу мама все хихикала и хихикала пронзительным писком, как непослушная маленькая девочка, которая знает страшную, ужасную тайну.

Потом они оба рассмеялись.

A Лили уставилась в пространство.

Смех стал таким громким, что Генри воткнул разделочный нож в стол и выбежал из комнаты, их непрерывное детское хихиканье пронзило его мозг и эхом отдалось в черепе.

Он подбежал к двери подвала и, спотыкаясь, спустился по лестнице в темноту.

(О, ты не сможешь убежать, жалкий маленький червяк)

(ты никогда не убежишь)

(ты никогда не убежишь от меня)

Котельная. Там было так темно и тихо. Так было там всегда. Он заполз за топку в маленькую тесную нишу для труб. С включенной печью, тикающими вентиляционными отверстиями и приторным мраком, окутывающим его, да, это было похоже на то, как будто он снова был в утробе матери. Так сладко и так утешительно.

Свернувшись калачиком, он спрятался от всего мира.

28

Когда Стив поднялся по лестнице на ее крыльцо, он действительно любил эту Тару Кумбс, как сумасшедший. Весь день он чувствовал себя странно из-за их вчерашнего разговора, но теперь, когда он собирался увидеть ее, он чувствовал себя намного лучше. Потому что он любил ее так же сильно, счастливо и безрассудно, как луна любит небо, а трава – землю. Он любил ее так же, как его кости и мускулы любили кожу, покрывавшую их. Его любовь к ней была почти глупой и щенячьей в своей преданности. Он так сильно любил ее, что пожалел, что у него нет роз, чтобы подарить ей. Он пожалел, что не написал ей романтическое стихотворение. Он хотел плыть в глубокой синеве ее глаз и мчаться по ее кровеносной системе, как кровяное тельце.

Блин, как же он любил эту девчонку!

И это можно было видеть на его лице... легкомысленная нервная улыбка ребенка, идущего в гости к своей школьной любви. Он не смог бы смыть эту ухмылку кислотой, она была слишком глубоко врезана.

Но тут дверь открылась.

И там стояла Тара.

Улыбка сменилась хмурым взглядом, и свет исчез из его глаз, потому что на секунду ему показалось, что он ошибся домом. Там, глядя сквозь приоткрытую дверь, словно крот, почуявший уродливый солнечный свет, стояла какая-то дама, высокая и худая, с бледным лицом, двумя голубыми глазами, блестевшими, как мокрый хром, и кривым, опущенным вниз ртом, она не была хмурой, но и не улыбалась.

Это она?– задумался он тогда.
– Это та девушка, которую я люблю?

Так оно и было, только казалось, что какая-то ужасная перемена настигла ее и заменила сияние внутри чем-то низким и почти оскверненным. У ее рта залегли морщинки, а под глазами залегли желтовато-коричневые тени, придавая им такую напряженность, что у Белы Лугоши подкосились бы ноги.

– Тара?
– сказал он.
– Тара?

Она смотрела на него целых тридцать секунд, пока он повторял ее имя, словно магическое заклинание, которое могло вырвать ее из этого состояния. Только один раз она моргнула.

– Стив, - сказала она.

– С тобой все в порядке?

Она снова моргнула, и это выглядело так, будто ей потребовалось усилие.

– У меня грипп или что-то в этом роде, и я чувствую себя дерьмово.

– Ты выглядишь дерьмово.

– Я не сомневаюсь в этом.

Это была шутка между ними, старая шутка. Как я выгляжу? Ты выглядишь дерьмово. Так плохо? Ну, ты выглядишь как дерьмо, но ты выглядишь как дерьмо моего типа. Только она ничего не понимала. Он пролетел прямо над ее головой, как будто у него были крылья.

Стив знал, что ее объяснение было вполне обоснованным... но почему он не верил в это?

– Тара... милая, можно мне войти? Я беспокоюсь о тебе.

Она склонила голову набок, как сбитая с толку собака, а потом пожала плечами.

– А почему бы и нет?

Как только он вошел туда, его чуть не сбил с ног запах: чистящие средства. Передозировка соснового очистителя. Как будто дом был главным Пайн-Солом, вырезанным с помощью Мистера чистого Пайн-экшена. Пахло там, как в вечнозеленом лесу, но так, как будто его окунули в ведро с нашатырным спиртом. Его глаза чуть не наполнились слезами.

– Ух ты... какой аромат, - сказал он.

Она развернулась, как будто хотела задушить его.

– Аромат? Я плохо пахну? Чем я пахну? Скажи мне, что ты чувствуешь, Стив. Я хочу знать, чем я пахну.

О'кей. Теперь Тара стала страстной, упрямой женщиной с такой интенсивностью, что у него подкашивались колени, когда она прибавляла громкость. Но это было еще хуже. Что бы это ни было, оно было чертовски суровым и чертовски подавляющим. Стив не был уверен, что это не было немного пугающим.

– Я чувствую запах чистящих средств, Тара. Очень сильный, - oн помахал рукой перед своим лицом.
– Я имею в виду, черт возьми, теперь я знаю, каково это – быть уборщиком.

Тара просто смотрела на него какое-то мгновение, а потом расхохоталась, и это был не очень хороший смех, а что-то отрывистое, как пулеметная очередь. И когда она это сделала, он увидел, что все ее тело мелко дрожало, как будто она изо всех сил пыталась удержать что-то, что хотело вырваться из каждой поры.

– Все тот же старый Стив. Все тот же старый Стив.

– Что ты здесь делаешь? Убираешь весь дом по кругу? Разве ты не должна быть в постели?

– Ты же меня знаешь, Стив. Я маниакальная. У меня ОКР^[3]. Я перегибаю палку. Разве не так ты всегда говоришь? Одни дают пятьдесят процентов, другие – сто, а тут еще я?

– Конечно, но...

– Пойдем на кухню. Выпьем кофе, - oна убежала без него, и ее походка была почти рывковой и неистовой, как будто она приняла немного кокаина.
– Лизы нет в городе до выходных. Я тебе это говорила? Я больна, как собака, но я не позволю этому шансу ускользнуть от меня. Я приведу это место в порядок, прежде чем она вернется. Я хочу, чтобы все было чисто.

Он сел за кухонный стол, и вонь от соснового чистящего средства стала еще сильнее.

– Хочешь, чтобы все было чисто для чего?

– Для всего.

Она налила чашку и поставила перед ним, ее рука так сильно дрожала, что большая его часть выплеснулась через край. Прежде чем он успел достать салфетку из держателя, она ворвалась с тряпкой и вытерла разлившуюся жидкость. И снова с лихорадочным движением.

Тут он заметил, что кончики всех ее пальцев покрыты пластырем.