Могильный червь

Любопытно.

– Тара, - сказал он.
– Почему бы тебе не присесть?

– Не могу, надо держаться на ногах. Покончим с этим. Потом я пойду спать.

– Послушай, детка, я люблю тебя, и ты это знаешь, но...
– сказал он ей.

Он улыбнулся. Еще одна их старая шутка. Я бы хотела, чтобы у тебя были усы, татуировка якоря на предплечье и выпуклость в штанах...

– Но что?

– Но, честно говоря, Тара, ты выглядишь ужасно. Ты сама себя загоняешь в тупик. Сядь, пока не упала.

Она покачала головой и отхлебнула кофе.

Вздохнув, он сделал то же самое. Боже правый. Кофе был достаточно крепким, чтобы волосы на груди встали дыбом. Может быть, две ложки подошли бы, но Тара, должно быть, решила, что пять лучше. Стив потягивал кофе, но не получал от него удовольствия. С запахом чистящих средств в носу и в горле это было все равно, что пить кофе, сваренный в ведре для мытья посуды.

Тара закурила сигарету. С трудом оторвалась от нее.

Стив ненавидел сигареты, ненавидел их зловоние, но даже горящий табак выбивал к чертовой матери этот запах "Лизола". Но это было и забавно. Тара никогда не курила рядом с ним, потому что знала, что он этого не одобряет.

Однако сегодня она была освобождена от этого.

Сигарета свисала с ее губы, она высыпала сосновую соль из бутылки в фиолетовое пластиковое ведерко, а остальное наполнила горячей водой из раковины. Потом она принялась за уборку. Широко раскрыв глаза, нижняя губа дрожала, из ноздрей валил дым, она чистила, чистила и снова чистила. В ней было столько всего, что беспокоило его, и он не знал, с чего начать. Что было хуже? Ее трупная бледность? Смертельная фиксация на ее глазах? Или все эти странности, гиперактивность в каждом ее движении, жесте и нюансе?

Пока он смотрел, она скребла раковину.

– Почему бы тебе не прилечь?
– сказал он.
– Я могу тебе помочь.

– Нет, пока нет.

Скраб-скраб-скраб.

Чертова раковина блестела, а она все еще возилась с ней губкой, снова и снова перебирая все это, как будто пыталась отскрести хромированную отделку. Уровень ее энергии был почти шокирующим. Но что действительно шокировало, так это ее непреодолимое желание мыть, мыть и снова мыть одно и то же место.

– Думаю, теперь у тебя чистая раковина, - сказал он.

– Да.

Затем она с не меньшим рвением двинулась к столам. И, опять же, тревожным было то, что они были абсолютно чистыми.

– Что ты сделала со своими пальцами?

– Моими пальцaми?

Он медленно кивнул.

– Да. Твои пальцы. Если ты не заметила, на них пластыри.

– О... мои кутикулы. Всякий раз, когда я так убираюсь, я накладываю пластырь на кончики пальцев. В противном случае химикаты их раздражают.

– А как насчет тех перчаток из латекса?

– Только что сняла.

Боже, это было не только сюрреалистично, но и абсурдно. Она явно лгала. Ее ответы на все вопросы были короткими, легкомысленными, почти раздраженными. Она не смотрела ему в глаза, а когда смотрела, ему почти хотелось, чтобы она отвела взгляд. Но зачем ей лгать о кончиках пальцев? О чем это может быть? Стив был бы первым, кто признал бы, что ничего не знает о психологии... но разве эта навязчивая уборка не свидетельствует о навязчивости? Своего рода принуждение, которое маскирует внутреннее смятение?

– Тара. Ты действуешь мне на нервы. Сядь. Перестань скрести. Это становится немного странным.

Но она не остановилась. Если уж на то пошло, она стала действовать усерднее.

– В этом нет ничего странного, Стив. Я привожу этот дом в порядок. Это все, что я делаю.

Довольно. Этого было достаточно.

– Господи Иисусе, Тара, остановись. Ты меня пугаешь.

Она по-прежнему не смотрела на него. Ее миром были губка, ведро, поверхности. Абсолютное туннельное зрение.

– Я не могу сбавить скорость, Стив. Видишь ли, я должна все исправить. Я должна быть в курсе всех дел. У нас нет времени, чтобы замедлить ход. Мои мама и папа умерли. Я воспитываю сестру-подростка, как родную дочь. Я не могу позволить себе ослабить бдительность, потому что есть вещи, которые нуждаются в моем внимании, как никогда раньше. Там большой, злой, голодный мир, Стив, который ждет, чтобы сожрать тебя, как только ты повернешь голову назад и то, как я вижу его, я единственное, что стоит между ним и нами. Так что нет, я не буду тормозить. Я буду драться до конца, а ты просто смотри на меня.

Это становилось пугающим.

И все же она была спокойна.

Слишком спокойна.

Тара была эмоциональным существом, когда была увлечена чем-то (например, своей младшей сестрой). Но сейчас она была не такой... а пугающе спокойной, почти как лицо, которое она надела, как хэллоуинскую маску. А под ним было что-то неописуемо уродливое, что-то напряженное, свернувшееся и ждущее, готовое ударить.

– Я только говорю, что тебе нужно успокоиться, - сказал он.
– Ты больна, и тебе нужно отдохнуть. Вот и все, что я хочу сказать.

Она перестала мыть посуду. Она посмотрела на него во все глаза, и в них было что-то дикое, от чего у него скрутило живот. В этих глазах кипела ярость, которая только и ждала своего часа.

– Расслабиться. Конечно. Хорошо. Но знаешь, в чем проблема, Стив?

– Нет.

– Проблема в том, что там, в мире, есть вещи, которые ждут, когда ты расслабишься. Вот тогда они подкрадываются к тебе и забирают все, что ты знаешь и любишь. Монстры, Стив. Гребаные монстры. Когда гаснет свет, появляются монстры. И ни полиция, ни Бог, ни президент долбаных Соединенных Штатов не смогут их остановить. Они там, прямо сейчас, наблюдают и ждут. Ты отвернешься – и они тебя достанут. Они не только хотят украсть у тебя, они хотят, чтобы ты понравился им. Они хотят вонзить в тебя свои клыки, высосать твою жизнь и твой свет и заменить их смертью и тьмой. И когда они сделают это, когда они сделают тебя монстром, тогда они будут счастливы. Потому что ты такой же, как они, просто ночная тварь, монстр, который крадется по теням в поисках жертв.

Стив сглотнул. Может быть, он сглотнул два или три раза, пока во рту не осталось слюны.

– Милая, - сказал он.
– О чем, ради бога, ты говоришь?

– Я говорю о реальном мире и о вещах, которые называют его домом.

Теперь не было никаких сомнений, что она была очень близка к полному психическому коллапсу. Быть одержимым – это одно, но это совсем другое. У него было очень тревожное чувство, что с ней происходит что-то абсолютно ужасное, что он только что получил истинное представление о боли внутри нее.

– Я просто устала, Стив. Я ничего не понимаю.

Он видел, что было в ее глазах, он даже мельком увидел боль в этих глазах.

– Почему ты не позволяешь мне помочь тебе, Тара?

– Никто не может мне помочь, Стив. Это джунгли. И там темно.

– Тара, черт возьми, ты несешь чушь.

Она снова посмотрела на него своими глазами. Они все еще были страшными, но в них была какая-то уязвимость, взывающая к нему. Она быстро сморгнула ее.

– Тебе лучше уйти, Стив.

– Полагаю, что так будет лучше.