Мои? чужои? король
Шрифт:
Улыбается редкой улыбкой.
— На то ты и колдунья.
— Уже нет, — возражаю легко. У меня было время примириться с потерей дара — как и у Ворона с его потерей. Первые лунные циклы мы, физически и душевно истощенные, только и держались что благодаря
Эгиль потерял свою Тьму с отказом принести меня в жертву, я свой Свет с отказом отпустить его к богам. Круг снова замкнут. И Ёрмунгадра нами доволен.
— Колду-унья… — тянет хрипло на ухо, — Мой собственный огонь, который согревает изнутри. Даже если ты не скажешь больше ни одного заклинания, ты уже привязала меня самыми крепкими путами и можешь приказывать — я повинуюсь.
— Так боишься признать, что женат на обычной женщине? — смеюсь тихонько.
— Ты — настоящая кюна Севера. Это признают даже те, кто отказывается видеть меня королем… Одна только мысль о том, что ты укоряющим шагом пойдешь навстречу и вынесешь на себе половину войска приводит твоих врагов в трепет…
— Ой да замолчи же! — хохочу.
И сама замолкаю, потому что Эгиль меня страстно целует.
И тут же окончательно стихают все звуки — кроме звуков моего сердца. И колдовство, совсем иное колдовство заставляет кровь разогнаться, а меня — стать частью своего мужа. И присвоить его полностью…
Мы еще долго не спим, как и наш настоящий дом. Погруженные друг в друга и видения собственного будущего.
И над крепостью всю ночь
тонко вьется слово…Быть может через годы, быть может через дни,
С тобой мы будем вместе, и будем мы одни.
И сердце сердцу скажет, что в смене дней и лет,
Есть вечный, негасимый, неуловимый свет.
Он был у нас во взорах, названья нет ему,
Он будет снова — знаю, не зная, почему.
Но мы, переменившись во внешностях своих,
Друг другу молча скажем, глазами, яркий стих.
Мы скажем: Вот, мы вместе. Где жизнь? Где мир? Где плен?
Мы — жизнь, и в переменах для сердца нет измен.
Еще, еще мы скажем, но что, не знаю я,
Лишь знаю, что бессмертна любовь и жизнь моя.
Лишь знаю — побледнею, и побледнеешь ты,
И в нас обоих вспыхнут, лишь нами, все черты.
(Стихотворение Константина Бальмонта)
Конец