Мои глаза открыты. Станция «Сибирская»

– Подойди, доча, – обратилась она виновато.

Невооруженным глазом можно было заметить, что она вот-вот прослезится. Опять. Я хотела ей закричать: «Прекрати!», но вместо этого подошла с опущенной головою и присела на голые, должно быть, ледяные колени унывающей женщины. Она без особых раздумий заключила меня в распростертые ласковые объятия, прильнув своими губами к моему уху.

– Я всегда говорила, что буду бороться за твои мечты, – сказала матушка жарким шепотом. – Чтобы отец не планировал твою жизнь от и до. У тебя есть шанс – нужно его использовать.

Я сжалась.

– Он просто любит нас и поэтому не хотел отпускать.

– Возможно, – отпрянув назад и стряхнув слезу со своей щеки, мама согласилась со мною. – Нет, в смысле, что любит то – это точно. Но знаешь, Лиза, когда мы были юными, мы грезили о полетах в космос, о создании музыкальной группы с романтичным названием,…а в итоге… в итоге мы вырастали и выбирали совсем иные пути. Бухгалтера, инженеры, филологи. Нужные обществу профессии, так сказать, – пожала она плечами и скорчила лицо безнадеги. – Кто-то даже собирался издать роман и сколотить на его популярности, а затем и экранизации, целое состояние. Но лишь крохотная часть осуществляла свои мечты. На это влияло множество факторов: возможности, истинное желание, мнение родителей…

– Мам!

– Нет, серьезно. Пойми, я очень хочу тебе помочь. А отец твой – прагматик. Нестандартные жизненные маршруты – точно не его страсть. Он только и делает, что твердит раз за разом: «Порядок должен соблюдаться во всем! Порядок в действиях, порядок в делах, порядок в голове, в конце то концов!» Понимаешь? И подход у него, соответственно, весьма и весьма скептический к твоему желанию стать великой спортсменкой.

Не помню, чтобы в словах мамы я когда-либо видела столько гнева по отношению к своему отцу. Я немного поерзала, спрыгнула и прошла в другой конец комнаты, после чего спросила:

– Вы будете разводиться, да?

Она переменилась в лице.

– Эм…

– Да или нет, мам?

С ее уст медленно пропадали губы. Глаза наливались водой и становились хрустальными. Мне стало тошно, постыдно за давление с моей стороны и я бросилась к ней, чтобы обнять, успокоить, утешить. Но поздно. Она взахлеб зарыдала, скрыв голову под, уже промокшим насквозь, халатом.

– Я не знаю, Лиз, – громко вырывалось оттуда.

Меня охватила паника. Я поняла, что необходимо выравнивать ситуацию, но боялась потянуть не за тот рычаг. Грустно. Противно. Совестно. Тут как бы самой не заплакать. Внезапно мама вырывается из объятий и падает на кровать, сворачиваясь в клубочек. Я ложусь рядом и прижимаюсь губами к влажной ворсистой ткани, предположительно в области ее уха.

– А представь, – произнесла я с живым позитивом. – Если я возьму и утру всем нос? Выиграю золотую медаль, и такая подойду к камере, которая вещает на всю страну, покажу язык и скажу: «Это ему, мам!» Круто?

Она убрала халат со своего отстрадавшегося лица, вытирая им сопли, и гласно расхохоталась, хрюкая как поросенок.

– Очень, – сказала она, не переставая хихикать. – Я думаю, ему будет поделом.

– Я тоже.

Мы смотрели друг на друга любящими глазами.

– Ты моя умница, – прозвучал ее сладкий шепот, а пальцы нежно коснулись моих бровей, поднимаясь выше и раздвигая, словно кулисы, упавшую челку. – Александр Валерьевич сказал тебе, когда, ориентировочно, выезжаем?

– В конце месяца. Он решил, что этого будет достаточно, чтобы мы успели собраться и попрощаться с родными и близкими. Ну, разумеется, на какое-то время. А я даже успею сыграть, перенесенную на следующие выходные, игру.

– Ну и здорово.

Мы искренне улыбались. В комнате стало заметно тише. Мама, кажется, окончательно прекратила перманентное швырканье и слезопускание. Быть может, пару раз еще жмакнула, в свой голубой домашний прикид, но на этом посторонние звуки уж точно себя изжили. Я молча наблюдала, как светлеет и высыхает ее лицо. Мне было отрадно, что удалось найти способ развеселить, поддержать, а самое главное – вернуть такое желаемое любвеобильное настроение. Мама снова прикусила губу. Однако, в этот раз, уж точно от удовольствия. Я в этом была уверена, как никогда.

* * *

Над рельсами красуется надпись: «Сибирская». Видимо, я в метро. Ступни, в неказистых черных балетках, разглаживают совсем свежую наклейку лимонного цвета с изображением стрелок. Здесь, по задумке, открываются двери вновь прибывшего вагона поезда. На мне пальто из молочного шоколада. Оттенок приятный, но вижу его впервые. И эта обувь…В левой руке чувствую телефон. Поднимаю его к груди. Какой-то жутко тяжелый. Большой палец прикладываю к центральной, единственной кнопке. Блокировка снята с помощью отпечатка. Так… «вам пришло сообщение». Sms что ли? Ни фига не видно. У меня что, дальнозоркость? Мэссэдж от…

Кто-то хлопнул ладонью мне по плечу. Я обернулась.

– Девушка, простите, вежливо раскланялся передо мной незнакомый парень. Длинные прямые черные волосы и выразительные голубые глаза. Пухлые губы и родинка на щеке. Одет по-простому: легкая куртка, потертые джинсы и кеды. – У вас, кажется, что-то выпало из кармана, – обратился он с нарочитым изяществом.

Я бросаю взгляд на пол и обнаруживаю маленькую алую розу, брошенную между балетками. В мгновение, оценив по достоинству оригинальный способ знакомства, возвращаю взор в исходное положение. Парень исчез. Куда он делся? Мои зубы напористо застучали от неожиданного мороза по коже. Станция будто превратилась в коварный бункер для заморозки. Я взяла себя в руки в буквальном смысле и панически заметалась глазами по всей платформе. Кроме меня, здесь, наверное, человек пятнадцать, но их поведение в высшей степени носило дежурный характер. Так ведут себя все и всегда, ожидая прибытия поезда. Напевают от скуки мелодичные попсовые треки, лазают в телефонах, приплясывают, нервно посматривают в сторону электронного таймера и вздыхают. Воспитанного юноши как небывало. Из рупора громко, но совершенно невнятно, доносится женская речь. Я снова озираюсь по сторонам. Тоннель постепенно стал наливаться яркой снежной лавиной, освещая каждую железяку, блеклые стены и рельсы. «Очевидно, объявляла о прибытии поезда», – мотнула я в голове причинно-следственную цепочку и вновь уместила обе ноги на желтой наклейке. «Сибирская» – замерцало в камне перед моим волнительным взором. Сердце застучало быстрее.

– Хей! – звучит знакомый голос из-за спины.

Я разворачиваюсь и вижу его. С улыбкой и снова тонущего в поклонах.

– Кто ты такой?! – захрипела я, надрывая связки.

Он улыбнулся еще сильнее.

– Люди лгут и убивают, разоряют и заставляют страдать. Прячутся, чтобы не принимать участия. Трусы! Так кто же твой главный враг на пути к идиллии?

Парень изменился в лице на суровый лад. Мне стало невыносимо боязно. В голове кавардак. В душе караул. Я облокотилась на невидимый поручень и скованно слушала, как за моей спиной нарастает гул приходящего поезда. Он молчал, хмурился, затем снова широко улыбнулся, а я смотрела на него с неистовым подозрением, пытаясь осознать суть каждого его слова.

– Что тебе нужно?! – вскрикнула я от бессилия. – Я не понимаю!

– Скоро ты все поймешь, Лиза, – ответил он с хладнокровием законченного серийника и толкнул меня прямо на рельсы.

Невидимый поручень больше не создавал опоры. Я чувствовала, как из-под ног уходит земля. Замираю в воздухе. Гул поезда стал необъятен, свет непрогляден, а этот парень глядел сверху вниз на то, как сокрушается моя жизнь. Я падала прямо на рельсы. Напряженные дребезжащие рельсы…

* * *

Моя голова взлетела над мокрой подушкой, оставив на ней несколько волосинок. Я никак не могла отдышаться. Роняю затылок обратно и чувствую, как пропитанная моим потом подушка, мгновенно замерзла. Перед глазами был потолок. Обычный, белый, еще не истершийся потолок. Я снова оторвала от мятого подголовника свою шею и влажный затылок, скинула одеяло и села на самый краешек, свесив ноги, закрыв глаза и прижав к вискам горячие подушечки своих пальцев. «Это всего лишь сон, Лиза. Просто сон», – вторила я себе едва ли разборчивым шепотом.

В течение последующих двух часов мое сознание без умолку твердило об этом. Я умылась, оделась, покушала, собрала сумку и вспомнила, что телефон остался под одеялом, в то время как затягивала бантик на левом ботинке. Воспользовавшись ситуацией, что дома никого нет, громко и нецензурно два раза посетовала вслух о случившемся и добралась до комнаты на карачках. Когда гаджет оказался в моей руке, я взглянула на текущие часы и минуты. «Кажется, мне пора», – подумала я и отправилась в путь.

* * *