Мои странные мысли

– Но шеф поставил меня туда для того, чтобы я знал, что происходит, – ответил Мевлют, и он был прав. – Шеф – человек Вуралов… Нельзя, чтобы они потом сказали про меня, что я дурень, который под своим носом воровства не заметил!

– Мевлют, знаешь, они все заодно. Если ты донесешь хозяину, они объединятся против тебя и докажут твоему работодателю, что ты сам обманываешь его в одиночку, а он им поверит, потому что их много. И тогда именно ты потеряешь работу, да еще и перед Вуралами опозоришься.

Я видела, как Мевлют паниковал каждый раз, как я это говорила, и мне становилось грустно.

18. Последние дни в кафе «Бинбом» Двадцать тысяч овец

Ночью 14 ноября 1991 года ливанское торговое судно и корабль с Филиппин, перевозивший кукурузу, столкнулись перед древней Анатолийской крепостью, в самом узком месте Босфора. Ливанский корабль затонул, и пятеро из его команды погибли. По телевизору, который Мевлют смотрел со всеми остальными в кафе «Бинбом», сказали, что ливанский корабль перевозил двадцать тысяч овец.

Жители Стамбула узнали об этом происшествии, когда овец начало выносить к причалам вдоль Босфора, на берег около Румелийской крепости, в Кандилли, Бебеке, Ваникёе и Арнавуткёе. Оставшиеся в живых овцы пробирались на городские улицы через лодочные гаражи старинных прибрежных особняков-ялы, которые еще не успели сжечь, и через пристани современных ресторанов, сменивших рыбацкие кофейни. Овцы были измученными. Их кремово-белые шкуры были покрыты грязью и испачканы в нефти, их усталые тощие ноги, которые они с трудом передвигали, пропитались ржавой жидкостью, напоминавшей бузу, а их глаза были полны вечной жалобы. Мевлют был потрясен этими овечьими глазами, смотревшими на него во весь экран телевизора, и он ощутил всю силу этой жалобы в своей душе.

Некоторые из овец были спасены – люди, услышав о происшествии, поплыли прямо во тьму ночи им на помощь, – но большинство животных погибло. Частные доки, парки и чайные дома, выстроившиеся вдоль Босфора, были запружены тушами утонувших овец.

Мевлют слышал истории о том, как некоторые овцы, сумев выбраться на улицы города, необъяснимо нападали на людей, а потом ни с того ни с сего падали замертво; о том, как они забредали на дворы мечетей, священных гробниц и на кладбища, или о том, что они были на самом деле предвестниками апокалипсиса, который случится в 2000 году и явится прямым доказательством того, что пророчества покойного журналиста Джеляля Салика, который был застрелен за свои взгляды, были воистину правдивы. В этом происшествии Мевлюту виделся знак чего-то более сокровенного – как и тем рыбакам, которые продолжали каждый день находить мертвых овец, запутавшихся в их сетях, раздувшихся, как огромные пузыри, и видели в них предвестники несчастья.

Еще хуже оказались ставшие городским ночным кошмаром сообщения о том, что б'oльшая часть из двадцати тысяч овец осталась запертой в трюме, что они все еще живы и ожидают спасения. Мевлют читал интервью с аквалангистами, которых посылали к затонувшему судну, но он просто не мог вообразить, каково было овцам, сидевшим в темноте в недрах корабля. Было ли там темно, воняло ли там, или же все напоминало мир сновидений? Участь овец напомнила ему Пророка Юнуса во чреве кита [62] . Какой грех совершили эти овцы, чтобы закончить жизнь в таком мрачном месте? Что оттуда ближе – рай или ад? Всемогущий Господь послал овцу Пророку Ибрагиму, чтобы уберечь его от жертвоприношения собственного сына. Зачем тогда Он отправил двадцать тысяч овец в Стамбул?

62

Библейская история о Пророке Ионе, проведшем три дня и три ночи во чреве кита, имеет место и в Коране.

Говядина и баранина были редкой роскошью в доме Мевлюта. А теперь Мевлют еще и перестал на некоторое время есть сэндвичи с кебабом. Он скрывал возникшее отвращение к мясу от окружающих; это отвращение осталось его тайной, не превратившись в серьезную моральную установку, и было полностью забыто в тот день, когда работники «Бинбома» решили поделить остатки хрустящего кебаба.

Мевлют чувствовал, как быстро бежит время; он ощущал, что стареет с каждым днем, проведенным в попытках смириться с воровством в кафе, до тех пор, пока постепенно не понял, что меняется сам. Наконец зимой 1993 года, на третий год работы управляющим, Мевлют осознал, что предупреждать хозяина о хитростях его работников уже слишком поздно. Он попробовал объяснить свое моральное затруднение Святому Наставнику, но не получил ответа, который облегчил бы его тревогу.

Еще больше его загоняло в тупик следующее обстоятельство – даже если работники уходили из кафе на военную службу или на лучшую работу, те, кого нанимали взамен, продолжали воровать без всякого страха, отягощая совесть Мевлюта.

Человек по имени Мухаррем, который был известен среди персонала как Толстяк и которого Мевлют должен был разоблачить перед шефом, и был создателем всей схемы. Работа Толстяка заключалась в том, что он жарил денер-кебаб прямо в витрине кафе, поворачивая кебаб на вертеле, следил, чтобы не подгорел, и отрезал части для покупателей. Он орудовал длинным ножом, как разносчики знаменитого турецкого мороженого «Мараш» [63] – ложкой, вертя им с ловкостью, которая должна была привлекать с улицы покупателей, особенно туристов. Мевлют совсем не обращал внимания на это представление. Все равно вряд ли какой-нибудь турист забрел бы в такой глухой переулок.

63

Турецкое мороженое готовят из молока, сахара и салепа (напиток растительного происхождения). Считается, что родиной рецепта является турецкий город Кахраманмараш, поэтому мороженое часто называют «марашским».

Мевлют подозревал, что Толстяк Мухаррем прилагает все усилия, чтобы не зарабатывать много, для того, чтобы скрыть от него и от всех остальных свою роль главного мошенника. Редко встречавший в своей работе чудаков с подлинными моральными принципами, Мевлют гадал, не может ли скромность Толстяка означать, что тот – главный организатор всех махинаций, и пришел к выводу, что может. В свою очередь Толстяк раскрыл, что Мевлют знает о схеме, и объяснил ему, что рассматривает все это как способ для малооплачиваемых и лишенных всех доходов работников обеспечить себе заработок, не тревожа хозяина. Мевлют был поражен силой его левацких аргументов, что зародило в нем уважение к Толстяку.

В июле, когда исламисты напали на алевитов в Сивасе и тридцать пять человек – включая писателей и поэтов – сгорели заживо в отеле «Мадимак», Мевлют начал снова скучать по своему школьному другу и жаждать поговорить с ним о политике. Райиха узнала, что Ферхат занимается проверкой электрических счетчиков для муниципальной службы, сохранил свою работу после приватизации сетей и зарабатывает много денег. Мевлюту не хотелось верить, что Ферхат устроился так хорошо, но, когда он с завистью сознавал правду, он успокаивал себя, вспоминая, что единственный способ заработать деньги быстро – нечестный (подобным образом деньги делались в кафе «Бинбом»), и соответственно осуждал Ферхата. Мевлют повидал уже много молодых коммунистов, превратившихся в капиталистов после женитьбы. Они обычно становились намного более ушлыми, чем столь проклинаемые ими раньше дельцы.

Когда наступила осень, Вахит начал посвящать Мевлюта в детали схемы. Сам он настаивал на своей невиновности. Мевлют не должен выдавать его хозяину, но, если он это сделает, у Вахита не будет иного выбора, как сделать то же самое в ответ. Высказав это напрямую, Вахит посмотрел на Мевлюта, как бы говоря: «Это жизнь, парень!» – именно так он смотрел на управляющего недавно во время самых пронзительных сцен в телевизионных репортажах о разрушении моста Мостар в Боснии. Вахит хотел жениться, что было еще одной причиной, почему ему были нужны деньги. Его эксплуатировал не только хозяин, но и Толстяк с остальными. Доля его в схеме с краденым была маленькой. Фактически Толстяк, настоящий шеф кафе, был намного хуже, чем капитан. Если Вахит перестанет получать положенное, он пойдет к хозяину и сам расскажет ему о всех махинациях Толстяка.

Все это было неожиданностью для Мевлюта. По сути, Вахит грозил ударить его в наиболее уязвимое место – ведь Мевлют был с Вуралами невольно связан. Неумеренные похвалы капитана, которые тот расточал своему новому управляющему, чтобы запугать других служащих и показать, что его, хозяина, человек неподкупен, мучили несчастного торговца бузой. Нередко по вечерам, закрыв кассу, хозяин хвалил Мевлюта перед всеми, твердя: Мевлют из Коньи – это честный, нравственный и воистину достойный гражданин. Ему присущи чистота и искренность людей Центральной Турции. Хозяин говорил о коренных турках, как будто он был первым, кто открыл их в Стамбуле.