Молчаливый полковник Брэмбл

Преподобный Макайвор, старый армейский священник, с лицом, донельзя загоревшим под колониальным солнцем, относился к этой боевой и горестной жизни с прямо-таки детской восторженностью. Когда солдаты находились в окопах, он каждое утро навещал их, раздавал сборники песнопений и пачки сигарет, которыми были набиты его карманы. В ближнем тылу он упражнялся в метании гранат и горько сожалел, что сан запрещает ему поражать человеческие мишени.

Майор Паркер внезапно прервал свой труд и начал на чем свет стоит проклинать штабное офицерье с его золочеными козырьками и несуразными вопросниками.

— Однажды, когда я служил в Гималаях, в Читрале [13] , — сказал он, — какой-то большой чин, находившийся от нас далеко в тылу, поставил перед нами совершенно бредовую учебную задачу, согласно которой в числе прочего наша артиллерия должна была преодолеть горную теснину между известковыми скалами, где с трудом мог бы протиснуться только очень тощий человек. Я дал ответную телеграмму: «Задание получено, немедленно вышлите сто бочонков уксуса». Из штаба мне вежливо ответили: «Просьба показаться начальнику медицинской службы для проверки ваших умственных способностей». Я им вторую телеграмму: «Перечитайте историю походов Ганнибала» [14] .

13

…служил в Гималаях, в Читрале— ныне в Пакистане, Северо-Западная пограничная провинция.

14

Перечитайте историю походов Ганнибала, —Известный полководец древнего Карфагена Ганнибал (247–183 гг. до н. э.), совершая переход через Альпы из Галлии в Италию, раскалял мешавшие продвижению его войск узкие расщелины в скалах и затем поливал их уксусом. Скалистые породы трескались и рассыпались на мелкие частички, после чего воины Ганнибала легко разгребали их, открывая путь пехоте и боевым слонам.

— Вы в самом деле послали такую телеграмму? — спросил Орель. — Во французской армии вы предстали бы перед военным трибуналом.

— Все дело в том, — ответил майор, — что оба наши народа по-разному представляют себе свободу… Для нас право на юмор, право на занятия спортом и право первородства считаются «неотъемлемыми правами человека».

— В штабе бригады, — сказал падре, — есть капитан, которому, вероятно, именно вы преподали урок по части военной переписки. Недавно, не имея сведений об одном из моих молодых капелланов, покинувшем нас месяц с лишним тому, я обратился в бригаду со следующей запиской: «Священник Карлейль был эвакуирован 12 сентября; хотелось бы знать, поправился ли он и получил ли новое назначение». Ответ из госпиталя гласил: «1) На стационарном излечении. 2) Последующее назначение неизвестно». Офицер из штаба бригады сделал следующую приписку: «Неясно, подразумевает ли второй пункт воинскую часть, куда, возможно, будет направлен преподобный отец Карлейль, или же место его вечного покоя».

Итальянская ария завершилась триумфальными руладами.

— Какой голос! — вымолвил полковник и нехотя приоткрыл веки. — А теперь, месье, я вам сыграю вальс «Судьба».

Где-то невдалеке угадывались вспышки мгновенно взлетающих и медленно опускающихся осветительных ракет. Падре и доктор все еще толковали о трупах и осторожно переставляли маленькие шахматные фигурки из слоновой кости; грохот орудий и стрекот пулеметов, нарушая сладострастный ритм вальса, сливались с ним в некую фантастическую симфонию, и Орель увлеченно вслушивался в нее. Он продолжал писать письмо, составленное из легких стихов.

Смерть проходит, Судьба поет свою песню: «Поскорей, поскорей забывай!..» Твои черные платья и вправду чудесны — Их шесть месяцев надевай. Не хочу, чтобы здесь ты роняла слезы, Чтоб цветы на могилу клала,— Для живых сохрани и улыбки, и розы, И все прочее, чем ты мила.

«Не корите меня, подруженька, если я впадаю в романтизм самого плоского свойства. Около меня сидят священник и медик. Они упорно разыгрывают из себя гамлетовских могильщиков…»

Не плачь обо мне: буду крепко спать — Без баркарол усну я, И долго я телом своим питать Буду траву густую… Но если однажды, в часы темноты, Осенним вечером длинным, Свой лик мадонны захочешь ты Тронуть легчайшим гримом Той смутной тоски, меланхолии той, Которую так любил я, Тогда хоть на миг погрузись в покой — Забудь, что меня забыла [15] .

15

Здесь и далее стихи в переводе С. Северцева.

— Месье, — сказал полковник, — нравится вам мой вальс?

— Бесконечно нравится, сэр, — искренне ответил Орель.

Полковник признательно улыбнулся ему.

— Тогда я снова сыграю его для вас, месье… Доктор, отрегулируйте граммофон потоньше, сделайте скорость пятьдесят девять. И не поцарапайте пластинку!.. На сей раз, месье, специально для вас.

III

Босуэлл.Но зачем же, сэр, он выразился именно так?

Джонсон.А затем, сэр, чтобы вы ему ответили именно так, как вы это сделали. [16]

16

…чтобы вы ему ответили именно так, как вы это сделали, —Цитата из книги Джеймса Босуэлла (1740–1795) «Жизнь Сэмюэла Джонсона», посвященной английскому писателю и литературному критику С. Джонсону (1709–1784).

Батареи засыпают, майор Паркер заполняет вопросники штаба бригады; ординарцы приносят ром, сахар и кипяток; полковник ставит граммофон на скорость 61, а доктор О’Грэйди толкует про русскую революцию.

— Это просто беспримерно! Чтобы революция оставила у власти тех, кто ее сделал. Значит, есть еще революционеры! Это лишний раз доказывает, как плохо у нас поставлено преподавание истории.

— Паркер, — говорит полковник, — прикажите подать портвейну.

— И все же, — замечает Орель, — честолюбие не единственная причина, побуждающая людей действовать. Революционером можно стать из ненависти к тирану, из зависти и даже из любви к человечеству.

Майор Паркер оторвался от своих бумаг.

— Я искренне восхищаюсь Францией, Орель, особенно в эту войну. Но есть одна подробность, которая шокирует меня в вашей стране. Позвольте быть откровенным: я имею в виду вашу страсть к уравнительности, ко всеобщему равенству. Когда я читаю историю вашей революции, то сожалею, что мне не довелось жить в то время. Уж поверьте, я бы как следует отдубасил Робеспьера, а заодно и этого мерзкого типа Эбера [17] . А эти ваши санкюлоты [18] !.. Господи, так и хочется вырядиться в пурпуровый сатин, расшитый золотом, и пощеголять в таком виде на пляс де ля Конкорд! [19]

17

ЭберЖак (1757–1794) — деятель Великой французской революции, выступал против якобинской диктатуры; осужден Революционным трибуналом, казнен.

18

Санкюлоты— термин времен Великой французской революции (от франц. sans — без и culotte — короткие штаны); аристократы называли так представителей городской бедноты, носивших в отличие от дворян не короткие, а длинные штаны.

19

…пляс де ля Конкорд! — Площадь Согласия, одна из главных площадей Парижа.

Доктор терпеливо переждал особенно замысловатую, спетую на грани какого-то исступления фиоритуру миссис Финци-Магрини, и заявил:

— Любовь к человечеству — это патологическое состояние сексуального происхождения. Оно часто проявляется у робких юных интеллектуалов в период полового созревания, ибо избыток фосфора в молодом организме должен так или иначе найти себе выход. Ну а ненависть к тирану — чувство более человечное. Оно расцветает именно в военное время, когда понятия силы и толпы совпадают. Чтобы объявить такую войну, тот или другой император должен впасть в состояние буйного помешательства, и тогда вместо его привычной преторианской гвардии появляется вооруженный народ. Допустив эту глупость, деспотизм неизбежно вызывает революцию, за которой следует террор, перерастающий в реакцию.

— Следовательно, доктор, вы обрекаете нас на непрерывные метания между мятежом и государственным переворотом?

— Нет, — сказал доктор, — ибо английский народ, уже подаривший миру сыр стилтон и комфортабельные кресла, заодно изобрел ради нашего всеобщего спасения парламентский клапан. И теперь избранные нами поборники народных интересов будут совершать за нас и мятежи, и государственные перевороты прямо в палате депутатов, что позволит остальной части нации преспокойно играть на досуге в крикет. Пресса довершает эту систему: она дает нам возможность переживать подобные треволнения как бы по доверенности. Все это — составная часть современного комфорта, и через какую-нибудь сотню лет любой белый, желтый, черный или краснокожий человек ни за что не согласится жить в квартире без водопровода или в стране без парламента.