Молчание
Шрифт:
— Оля, давай шевелись! — приказал он ей.
Пространство шахты внезапно разорвало громкое «вжи-жить». Сергей интуитивно схватил Олю за плечо и подтянул ее к себе. В нескольких сантиметрах от них пролетел с быстро вращающимися пилами «ногогрыз».
Сергей проводил его падение взглядом и поднял кверху голову.
Металлическая балка, на которой сидело только что восемь «ногогрызов», была вся заполнена ими до отказа. И балка, что чуть выше, тоже вся кишела ползучими тварями с пилами.
Два «ногогрыза» с ближайшей металлической балки
Игоревич специально расположился на кухне спиной к столу, лицом к входным дверям. Он сидел на шатающемся стуле и чистил картошку, бросая почищенную в кастрюлю с водой, которая стояла на полу рядом с мусорным ведром.
Открылись входные двери, и на кухню вошел Хмельницкий.
— Молодцы, ужин вышел на славу, — похвалил он. — Люди даже повеселели после него.
— Мы старались, — сказал Игоревич.
Хмельницкий шагнул в его сторону.
— Кидай ты это дурное дело, что затеял, и иди отдыхай. Лучше завтра пораньше встанешь…
За спиной главврача с железной трубой в руках появился начальник мастерской. Хмельницкий, не поворачивая головы, спокойно спросил у него:
— Николаич, ты чего это задумал? — а затем приказал. — А ну брось дурное!
Начальник мастерской размахнулся, как следует, и произнес:
— Ага, сейчас брошу.
Хмельницкий ловко увернулся от летящей на его голову железной трубы и нанес удар кулаком по печени нападающего. Николаич охнул, согнулся пополам и схватился руками за живот. Глаза у него чуть не вылезли из орбит.
— Ох! Ох! — застонал он.
Игоревич резко вскочил со своего места, сделал два быстрых шага вперед и бросил нож в Хмельницкого. Главврач увернулся от него и закричал:
— Мужики, вы что, сдурели? Чего вы на меня так обозлились?
Игоревич остановился и с перепугу стал чесать затылок.
— В самом то деле, чего это мы? — вслух удивился он.
Хмельницкий всплеснул руками.
— Так и я об этом… Может, сначала давайте объяснимся… друг с другом, если что не так… за кружкой чая.
Игоревич кивнул, одобряя сказанное главврачом. В этот же момент за спиной Хмельницкого распрямился Николаич и нанес ему сильный удар по голове. Рука с железной трубой с быстротой пули отскочила от головы и полетела в обратном направлении, словно ее отпружинило. Причем «отпружинило» настолько сильно, что Николаич вместе с этой трубой вылетел за двери, и оттуда раздался грохот его падения.
Николаич лежал на спине и смотрел на железную трубу, валяющуюся в пару метрах от него. Он даже не попытался подняться.
Открылись двери, и в коридор из кухни вышел Хмельницкий с перекошенным от злобы лицом.
Николаич оттолкнулся рукой от пола и присел, облокотившись об стену.
— Так что, может, все-таки попьем чайку? — предложил он.
Хмельницкий кивнул,
переступил ноги Николаича и, обернувшись, взглянул в его глаза.— Хорошо, — произнес он, — я только сейчас за конфетами схожу.
— Ага… давай… — прошептал Николаич, — мы тебя тут подождем.
Главврач неприятно улыбнулся ему и пошел по коридору очень спокойным и уверенным шагом.
— Так чего же мы сидим?! — удивился Петр Алексеевич. — Пошлите уничтожать этих гадов. Одного за другим.
— Погодин, ты же не дурак, — сказал Николаев, который сидел в кожаном кресле напротив завхоза, — и должен понимать, что голыми руками мы их просто так не возьмем.
— Ну хорошо! Я так понимаю, у вас есть план.
Николаев кивнул.
— Да, есть! И тебе в нем отводится очень серьезная роль.
— Я польщен, — произнес Погодин.
— Задача перед тобой стоит нелегкая. Тебе необходимо провести хорошую агитацию насчет меня и к десяти вечера здесь у ординаторской собрать всех, оставшихся в живых здоровых людей для того, чтобы дать отпор тварям, которые без спроса хозяйничают в больнице. Нас должно быть очень много. В большом количестве людей будет сосредоточена сила. То, что не могут сделать один-два человека, вполне может быть по силам целой толпе людей.
— Нашли мне задачу нелегкую, — пробормотал Петр Алексеевич. — Я за полчаса справлюсь с вашей задачей.
Николаев, не соглашаясь с Погодиным, завертел головой.
— Погодин, ты недооцениваешь свою задачу. Она очень опасная. Я бы сам пошел, но мне никак нельзя. Если я пойду, наши планы вмиг раскусят.
— Не волнуйтесь за меня, — произнес Петр Алексеевич. — Все сделаю, как надо. А вам, и, правда, нечего рисковать, вы у них в черном списке — это однозначно.
Круглова забилась в самый угол. Такого безграничного страха Елена Степановна не ощущала уже очень давно. Звериное, по-другому не назовешь, отношение одних людей к другим всегда поражало ее. Она положила голову Ваньки на свои колени. Синее, с кровоподтеками, его лицо распухло.
Глаза у Ваньки были закрыты. Грудь, живот и ноги находились еще в худшем состоянии, чем лицо. Он тяжело дышал и часто вздрагивал, сильнейшая дрожь колотила его изнутри.
Остальные несчастные смотрели в сторону открытых дверей. Все, кроме Казика, худого и от природы очень слабого мужчины. Он все еще стоял на коленях и молился.
В «душевую» зашел Мирон.
— Значит так, быдлятина, через десять минут по моей команде выходите один за другим, — приказал он, — с промежутком по времени в минуту. И не дай бог, кто-то начнет здесь тормозить.
Мирон развернулся и вышел из душевой. Круглова, чтоб спрятать свой страх, стала гладить Ваньку. Крупные слезы закапали из ее глаз.
— Ваня… Ванечка, — зашептала она. — Ты молодец, ты герой… В тебе мужества больше, чем во всех нас, вместе взятых.
Голос Кругловой сорвался на крик: