Молчать, чтобы выжить

— Маргарита Павловна, если вы не готовы сейчас говорить, я могу зайти в другой раз, — сразу же сказал Турецкий, едва усевшись в предложенное кресло.

— Нет-нет… — Она вытерла платком глаза. — Поговорим сейчас.

— Тогда начнем с самого начала. Как вы думаете, у кого могла найтись причина, для того чтобы… — Турецкий замялся.

— Нет, — сказал Костюрина. — У Валерия Аркадьевича не было врагов, если вы об этом. Представить себе не могу, чтобы кто-то мог его настолько ненавидеть… — Маргарита Павловна снова всхлипнула и ткнулась носом в платок.

— Да, я понимаю, — тихо сказал Александр Борисович. — И все же кому-то он помешал.

— Это все его работа, — приглушенно произнесла Костюрина. — Никогда не хотела, чтобы Валерий Аркадьевич занимал ответственные посты. У большого человека обычно и враги большие, так ведь? Правда, о работе Валериной я ничего не знаю. Он никогда со мной об этом не говорил.

— Маргарита Павловна, — мягко начал Турецкий, — иногда по долгу службы мне приходится задавать людям нелицеприятные вопросы. Вы уж не обессудьте.

— Нет-нет, ничего, — печально закатив красивые темные глаза, кивнула Костюрина. — Я ведь понимаю, это ваша работа.

— Тогда расскажите мне о Борисе.

— О… к-ком? — открыв от изумления рот, переспросила Маргарита Павловна.

— О Борисе, вашем друге, — спокойно повторил Турецкий. — По изможденному лицу Костюриной разлилась бледность. Не в силах скрыть волнение, она приложила ладони к высокой груди и заговорила дрожащим голосом:

— Я не понимаю, о чем вы. Я не знаю никакого…

— Высокий, импозантный, с длинными, каштановыми волосами и ямочкой на подбородке. — Александр Борисович добавил в голос холодка. — Маргарита Павловна, если вы и в самом деле хотите помочь следствию, вы не должны ничего скрывать.

Костюрина возмущенно вскинула лицо, но вдруг плечи ее обмякли, подбородок опустился на грудь, и она горько зарыдала.

— О господи… — говорила она сквозь рыдания. — Я не хотела… Видит Бог, не хотела… Он сам… сам…

Александр Борисович терпеливо дожидался, пока Костюрина успокоится. Наконец слезы перестали литься из ее глаз. Она тщательно высморкалась в платок и подняла на Турецкого слегка припухшее, красивое лицо. На этот раз глаза ее смотрели твердо и как будто даже с вызовом. Губы подрагивали, но скорее не от горести, а от гнева.

— Значит, вы знаете про Бориса, — сухо сказала она.

— Знаем, — в тон ей ответил Турецкий.

— Откуда? А впрочем… неважно. Почему я должна вам о нем рассказывать? Какое отношение это имеет к… — Голос женщины вновь дрогнул. — К убийству моего мужа?

— Может быть, имеет. А может, нет. Важна каждая деталь.

Не выдержав спокойного, холодного взгляда Турецкого, Маргарита Павловна вновь опустила глаза.

— Ну хорошо. Три месяца назад, — медленно заговорила она, — я узнала, что у моего мужа есть любовница. Я никогда не была ревнива, поверьте. В нашей паре ревнивцем всегда был Валерий. А тут… Все началось с того, что моя… подруга застукала его с этой шлюхой в ресторане. Мне-то он сказал, что задержится на совещании у мэра. Не знаю, о чем там он совещался с этой раскрашенной куклой, только из ресторана они вышли в обнимку. Сначала я была в ярости! Потом… потом на меня накатила тоска. Я позвонила своему старому школьному другу и попросила его приехать. Друга зовут Борис Покровский.

Маргарита Павловна посмотрела на Турецкого и откинула с бледного лба темную прядь.

— Боря — режиссер, — объяснила она. — Он ставит пьесы в Театре «Логос». Слышали о таком?

— М-м… Вообще-то я не театрал.

— Понятно. Это очень хороший театр, но он пока не раскручен. Поверьте мне, когда-нибудь фамилия Бори будет греметь по всей Москве.

— Охотно верю. Итак, вы позвали Бориса.

Маргарита Павловна кивнула:

— Да. Мне нужна была поддержка, понимаете?

— И он приехал?

— Да, он приехал. Я хотела посоветоваться, что мне делать дальше. Я хотела тут же подать на развод, но Боря отговорил меня. Он сказал, что развод — это крайняя мера. И что ребенок не должен страдать из-за ошибок их родителей. У нас ведь с Валерием Аркадьевичем сын. Ему пять лет, он сейчас у бабушки… Бедняжка… что с ним будет, когда он обо всем узнает…

Веки Костюриной дрогнули, но на этот раз она удержалась от рыданий, лишь промокнула мокрые глаза платком.

— Что было дальше? — тихо спросил Турецкий.

— Дальше? — На губах Маргариты Павловны появилась горькая усмешка. — Дальше Боря утешал меня, и мы… Ну, в общем, в тот день мы с Борей… возобновили наши отношения. Вы понимаете, о каких отношениях я говорю?

— Надеюсь, что да.

— Ах, да что я все вокруг да около… Мы стали любовниками.

Турецкий смущенно кашлянул в кулак.

— Вы ничего не сказали мужу о ваших подозрениях?

Костюрина покачала головой:

— Нет. Я решила подождать. Думала, что это у него ненадолго. Ведь он уже немолод, а немолодому мужчине хочется иногда… ну как бы доказать свою состоятельность. Понимаете? Вы ведь тоже не мальчик. У вас наверняка такое бывает?

Турецкий дернул уголками губ.

— Весьма ценное наблюдение, — глухо проговорил он.

Маргарита Павловна манерно махнула на него платком:

— Ах, оставьте! Я вовсе не хочу вас задеть. Тем более вам с вашей внешностью жаловаться не на что. А Валера… Красавцем он никогда не был, даже в молодости. Да и решительностью характера не отличался. Возможно, для него эта любовная интрижка была… ну своего рода психотерапией, да? По крайней мере, я тогда так думала. А потом… потом я поняла, что мне абсолютно все равно, с кем он встречается. Потому что я поняла, что Боря… Ну, в общем, что он стал мне близким человеком. Гораздо более близким, чем муж. Тем более что связь Валеры с этой… женщиной оказалась совсем не мимолетной. Я решила, что у них там настоящий роман. Что он любит ее и все такое.

— И тогда вы решили все рассказать мужу?

Костюрина посмотрела Турецкому прямо в глаза.

— Да, решила. Это не могло так дальше продолжаться.

— Гм… — Турецкий машинально потянулся в карман пиджака за сигаретами.

— Здесь не курят, — тихо сказала Костюрина.

Александр Борисович кивнул и спрятал пачку обратно в карман.

— Что вы сказали мужу?

— Я сказала Валере, что знаю о его интрижке. Сказала, что ничего не имею против и что абсолютно не чувствую себя обиженной. Еще я сказала, что наш брак давно уже дал трещину и что нам незачем больше притворяться.

— Вы очень решительная женщина. И как он отреагировал на ваше признание?

Маргарита Павловна вздохнула:

— Плохо. Я-то думала, он обрадуется. Валера ведь был прямым человеком и абсолютно не умел врать и изворачиваться. Представляете, как он мучился? Я думала, он почувствует облегчение. Но вышло все совсем наоборот.

— Он не захотел разводиться?

— Да. Он кинулся на колени, стал кричать, что совершил ошибку и что не хочет меня терять… Закатил истерику. Я была поражена. Тогда я сказала Валере, что у меня есть любовник и что мы хотим быть вместе. Тут в Валеру как будто бес вселился. Он вскочил на ноги — весь растрепанный, красный… Хотел меня ударить и даже руку занес… но не смог. Он всегда был мягкотелым.