Молчите рефери!
Шрифт:
– Как можно быть таким уверенным в другом человеке?
– Можно.
– То, что это «можно» - понятно, но что дает тебе такое основание?
– Кое-что дает… - туманный ответ и полуулыбка.
– И откуда уверенность?
Алек хмыкнул, спустился с двух ступенек террасы, и теперь его лицо было напротив моего. Появилось стойкое желание потереть глаза, ущипнуть себя за руку, прикусить губу и поправить волосы и все это одновременно. Что происходит? Мне и убежать хочется и очень хочется остаться. Но ведь это Алек, старший сын Богдана Петровича. Почему я должна от него бежать? Он всего
– Отсюда.
Наклонился, обдав меня запахом шампанского, и очень медленно поцеловал уголок губ. Легкое дежавю накрыло с головой. Вспомнилось, как Серега забрал меня из универа пьяной, расцеловал лицо и на таком же моменте остановился. Вот только сейчас своевременного звонка на телефон целующего не поступило.
А ведь до этого он от трубки почти не отрывался, большую часть застолья с кем-то говорил. Выключил телефон, ради меня? Или я опять создаю иллюзию? Подумав об этом, я не решилась взбунтоваться и воспротивиться, что-то остановило. И Алек со знанием дела продолжил медленное наступление.
Из-за него мороз прошелся по коже от скул до самых пяточек. Глаза распахнуты, ладони вспотевшие, и меня бросает, то в жар, то в холод. Простыла, наверняка. Ведь это не может быть реакция на его «недопоцелуй», не может!
– Глаза закрой. – Прошептал у самых моих губ.
– За-чем?
– Закрой без вопросов.
– А поговорить нельзя? – спросила еле слышно. – Обсудить твою чрезмерную уверенность...
– Не сейчас. – Медленно, очень нежно он взял в ладони мое лицо.
– Олененок, я не передумаю.
– А, может…?
– Уже решил.
В следующее мгновение я перестала помнить: кто я и где нахожусь. Если раньше он целовал, выпрашивая приглашения, то теперь ставил перед фактом: «своего добьюсь независимо от твоего мнения». Это было медленно, горячо и страстно, хотя участвовали только губы. От такого напора можно было без стеснения капитулировать, что я и сделала…
Почти сделала, и он вдруг отпрянул.
– Хорошего понемногу… - тихо оповестил Алек, прикоснувшись губами по моему виску.
– Этого хватит, чтобы ты передумала и осталась во Львове?
Так хотелось спросить: зачем? Кем он меня видит и что себе представляет? Ведь мы мало знакомы. Да что там, я почти не знаю его. Он знает меня еще хуже. А ждать и надеяться я больше не намерена.
– Нет.
Алек хотел было отстраниться, а потом со вздохом опять потянулся ко мне.
Зачем? Неужели так важно, чтобы я осталась во Львове в следующем году? И для кого важно? Для Богдана Петровича, для Селози, для него, но он же, работает. Из-за стола его раз десять вытаскивал чей-нибудь звонок на телефон. И он, извинившись, мчался отвечать партнерам или заказчикам. Какая глупость! Нет. Это не правда. Мне все кажется. Просто шампанское в крови бушует и ничего больше. Это всего лишь действие пузырьков игривого…
Через минуту я уже смотрела вслед быстро уезжающему «агрессору» через окно гостиной. Наступление Алека прервал Богдан Петрович, выйдя на крыльцо, он пригласил нас на сладкий стол.
– Пойдем? – нерешительно спросила я.
– Олененок, сладкого мне на сегодня хватит, - загадочно ответил он. –
Пиджак не снимай, завтра заберу.С этими словами я была передана его отцу.
Мы не виделись вплоть до моего отъезда, когда он, сжав мою руку, пожелал счастливого пути. И все… никаких поцелуев, объятий, признаний и предложений.
Ничего.
21.
– И с тех пор вы следили за ней? – игриво поинтересовалась Ева. – Были незримым наблюдателем?
Удивительно, услышала ее вопрос и пожалела, что я не героиня зарубежного любовного романа. Где главный герой стойко выдерживает капризы и истерики возлюбленной и исполняет все ее романтические бредни. Но вот, как представила метания и терзания благоверного, так и расстроилась - их у него не было.
И ответ Леши подтвердил простую истину, лишние переживания – прерогатива женщин.
– Нет. Зачем? Она училась, я работал.
– Вы ею не интересовались? – удивилась Ева.
Пришлось пояснить мне:
– Он и без этого был в курсе моих дел. А сам не интересовался. Только приветы передавал «Олененку». Три пять раз в год на праздники я приезжала к маме в Днепропетровск и к Богдану Петровичу во Львов.
– А в промежутках между приездами Оля писала отцу, - добавил Леша, - часто звонила и посылала свои фотографии.
– Фотографии? – заинтересовалась Ева. – Это были снимки из путешествий по Европе?
– Да. И на большей части из них я была в окружении красивых парней спортсменов или физиотерапевтов.
– Стояла среди пациентов. – Отмахнулся Леша.
– Почему сразу же – среди пациентов?
– Действительно, - ведущая с укоризной обратилась к моему благоверному.
– Ольга вполне мола встречаться.
– С одним из них или с несколькими, - поддакнула я. А у меня были такие намерения, более того, в Германии я позволила себе раскрепоститься чуть-чуть, но все-таки.
– Вас это не смущало? – вопрос Евы адресованный к Леше, и я задавала в первый месяц супружества, но так и не получила ответа. Что же он скажет сейчас?
После недолгих раздумий ответил:
– Ее никто не обнимал, как следовало. Понимаете, вялые пальцы на талии или плече Оли никак не соответствовали статусу ухажера.
Не удержалась поддела мужа: - Но, как следовало, их обнимала я.
– Без нужного блеска в глазах. – Отмел он мое заявление и подмигнул.
– То есть, чтобы ты ревновать начал, мне помимо широкой улыбки, моих крепких объятий, еще и блеск нужен был?
– Да.
Своим ответом он выбил меня из колеи. Повисло молчание.
– Алексей, вы на основе фото уверились в том, что Ольга не встречалась с другими?
– Абсолютно. Язык ее тела я знал уже очень хорошо.
– Поэтому нормально не говорил со мной все это время. – Насупилась я и пожаловалась ведущей.
– Настолько уверовал в свою осведомленность на мой счет, что не появлялся рядом три года. Я видела его мельком.
– Мы сталкивались на семейных праздниках. – Напомнил он тихо.
– Да, буквально на несколько минут.
Даже передать не могу, как обижала это невнимание. Все наше общение с его стороны было сведено к следующему: «Привет», «Как дела?», «Живешь хорошо?», «Я тоже» и обязательное «Удачи тебе, Олененок».