Молитесь за меня
Шрифт:
– Мне это трудно понять, - вздохнула матушка. ЕщJ пять минут назад она радовалась тому, что всJ так хорошо закончилось, а сейчас уже искренне скорбела, думая о таксистке.
– Вы меня простите, - обратилась монахиня к женщине, - как вас зовут?
– Анна.
– А по отчеству?
– Да какое там отчество, мы же шоферня. Начальника гаража по - отчеству зовJм, остальных по именам.
– И что, с вами одни мужчины работают?
– Почему? Диспетчеры, бухгалтерия, - начала перечислять Анна, но потом, словно поняв подтекст вопроса, засмеялась:
– Нет, ребята меня
– А вот вы в брюках, - матушка пыталась быть тактичнее.
– И выражения всякие допускаете. Наверное, курите? Это всJ не спасительно.
– Курю, - вопреки опасениям матушки, Анна спокойно отреагировала на еJ слова. Кстати, а как к вам полагается обращаться? Сестра?
– Нет, я настоятельница. Мать настоятельница.
– Вы думаете, мать настоятельница, я о своих грехах не знаю?
– она махнула безнадJжно рукой.
– Только ведь это в рекламе по телевизору дура какая-то под машину в мини-юбке лезет. Не видели?
– Я не смотрю телевизор.
Ну да, я забыла. А выражаюсь ... бывает, но не подумайте, что я сквернословка какая ...
Если матернусь ненароком, то по делу.
– А в Бога веруете?
– матушка уже овладела ситуацией.
– А как же без этого?
– В церковь на исповедь ходите?
– В великий четверг ходила. Когда ещJ? Да, получается раз в год.
Надо чаще. И каяться, каяться надо в грехах. Их мало знать, надо с ними бороться. На
вашей работе для женщины столько искушений. Наступило молчание. Анна о чем-то задумалась. Матушка уже не сомневалась, что Господь свJл еJ с этой женщиной не случайно. Вот и ворота монастыря. Когда Анна сказала, что денег брать с матери настоятельницы
не будет, матушка Евгения обрадовалась, но уже не удивилась. И только в душе возблагодарила Господа, что она, грешная, своими словами тронула эту женщину. На прощанье пригласила Анну приходить в монастырь:
У нас служит на литургии отец Лонгин. Вот увидите: придете раз, захочется придти
ещJ. И исповедник он замечательный.
– И добавила:
– А я буду всегда молиться о вас.
Прошло несколько дней. В их быстротекущей череде постепенно забыла матушка Евгения таксистку Анну. Работы в монастыре было непочатый край, в город приходилось
ездить по-прежнему часто, но пути женщин не пересекались. А однажды, во время короткого
ночного сна, было матушке видение, Она и ещJ две женщины поднимаются на гору. Одна - прежняя еJ знакомая ещJ по той, до монастырской жизни, а во второй матушка Евгения узнала таксистку Анну. Окрестности
горы очень живописны, вершины не видно. Идут они легко, дружно. Вдруг городская еJ приятельница говорит: "Не могу больше. Не идут ноги." Матушка удивлена, ведь идти так
легко, так приятно. Дальше они идут вдвоJм - матушка Евгения и Анна. ВсJ круче подъем,
всJ больше камней на пути. Вот уже и она чувствует, как деревенеют ноги, как усталость
сковывает их своими цепями. ЕJ покидают силы. А что же Анна? Она по-прежнему идJт легко, бодро. Только обернулась на прощанье, улыбнулась сочувственно - и пошла дальше. Наверх. Одна. Проснулась мать настоятельница с тяжелым сердцем. Она пыталась себя убедить,
что сон из разряда пустых, ничего не значащих. Или это искушение дьявольское. Но сон "не отпускал". А где-то через месяц, в самый канун еJ именин, сон повторился. В мельчайших подробностях. Да и сон ли этобыл? Матушка сидела в своей келье и, казалось, на минуту задремала... И она поехала в город, искать Анну. Нашла быстро. Та узнала еJ, обрадовалась.
Давайте ещJ раз прокатимся? С ветерком!
– у Анны было хорошее настроение.
– В
соседний райцентр через два часа поезд из Москвы приходит, я обычно туда за пассажирами еду. Вас довезти - крюк небольшой. Чтобы поговорить обстоятельнее, матушка Евгения согласилась. На этот раз она решила
подробнее расспросить таксистку о еJ работе. Ибо себе она уже расшифровала сон: гора
это путь на Небо, к Богу. Анна поднялась выше неJ, ради Бога бросившую налаженную жизнь, надежды на создание семьи. Почему? Анна рассказывала охотно, ей явно льстило внимание матушки. Как живJт? Да как все сейчас. Трудно. Раньше у них в парке было четырнадцать машин, осталось четыре. Считается, что шофJр
берJт у руководства машину в аренду. Есть клиент, нет, а в конце месяца выложи положенные деньги. Запчасти, ремонт - тоже из своего кармана. Но ничего, выкручиваемся. Муж шахтJр, грех жаловаться - пьJт в меру, детей любит, целыми днями на даче возится. Впрочем, что ему ещJ делать - работает два дня в неделю, а деньги и за них не платят. Получается, всю семью
кормлю.
– Да, - вспомнив, обернулась к матушке Анна.
– А я ведь у вас в монастыре на службе была. Причаститься не получилось, а батюшка в самом деле понравился. Хорошо служит.
– Что же меня не нашла?
– По сторонам посмотрела - не увидела, а специально спрашивать как-то неудобно было.
И тогда матушка решила спросить напрямую.
– Когда мы виделись ... в тот раз ... я тебе о грехах говорила. Ты на меня не обиделась?
А на что обижаться? Вы же правду говорили. Вот, - и она показала на пачку сигарет,
лежащую под лобовым стеклом, - сколько раз обещания себе давала: брошу. А ни черта не получается. Ой, простите, - и она опять засмеялась своим смехом, который уже
не раздражал матушку. Анна смеялась, откидывая назад голову, очень громко. Вырвалось.
А правду говорят, что ... нечистого лучше не вспоминать?
– Скажи, - словно не слыша еJ вопроса, вновь обратилась к Анне монахиня, скажи, ты, наверное, в жизни ни на кого не обижаешься? Не осуждаешь никого, да?
Куда вы хватили! Чего-чего, а косточки мы бабы другим людям помыть любим. Я что,
особенная? А обижаться, по-моему, тоже с умом надо.
– Как это с умом?
– Обидит меня человек несправедливо, а потом извиниться - мол, с горяча, - что же обиду в сердце держать? Бывает, и сама наорJшь на человека, потом отойдJшь, остынешь...
Последние слова Анна оборвала, не докончив фразы. Машина встала.
– Что-то случилось?
– спросила матушка.
Чуть не проскочила за разговорами, - и Анна головой указала направо. Чуть сзади из
маленькой деревушки на большак выходила полевая дорога. По ней почти бежали две