Молитва к звездам
Шрифт:
Как я говорила, их было семеро, и почти все они были бедны как церковные мыши. Я особенно тепло относилась к уже упомянутому Гарри-художнику. Он пропускал семинары в университете, чтобы ходить на пленэр с кучкой таких же, как он «не ограненных алмазов», как они себя именовали. Гарри всегда ходил в потертом сером костюме и всегда взъерошивал и без того лохматую копну темно-каштановых волос. Он был довольно красив, но слишком худощав, зато его карие глаза излучали невероятною доброту и сердечность. Не имея средств на существование и будучи в долгах как в шелках, он умудрялся принести на чай пирожные или кулек конфет. Нам с сестрой
Вторым моим любимчиком был Питер Гроу. Это был тучный мужчина лет сорока, который жил у тетушки дольше всех. Он был беден, но тем не менее, умудрялся элегантно и модно одеваться. Я восхищалась его знаниям! Он много путешествовал по свету, знал пять языков и учил меня точным наукам и итальянскому. Он был свободным переводчиком, бегал по конторам, где брал стопки документов, которые переводил на французский и немецкий языки.
Еще была миссис Оуэн. Высокая и миловидная леди, которая жила со своей дочерью Мерил, моей ровесницей. Мерил стала мне настоящей подругой, с которой я поддерживаю связь по сей день. Несмотря на отсутствие средств, она обладала невероятным вкусом во всем: в манере одеваться, в выборе книг и окружения.
К остальным постояльцам, например, к мистеру Боулу или вдовушке миссис Финиган, я относилась менее тепло, потому как они не отличались ни интеллектом, ни интересами, которые можно было обсудить, ни, тем более, каким-либо призванием. За чаем они, как правило, переговаривались с моей тетушкой и миссис Оуэн, на замечания молодежи мистер Боул бросал странные реплики невпопад, лишенные всякого смысла и совершенно не относящиеся к предмету разговора.
Как раз в тот день, когда Лиззи надулась на меня, я читала что-то из Шекспира. Ко мне постучались. Мы с Элизабет жили в необычайно уютной комнате: стены бежевого цвета, очаровательный письменный стол для занятий, который вмещал нас обеих (хотя Лиззи не была охотницей до знаний), ширма, высокое трюмо и большое окно с видом на многолюдную улицу Сентбридж.
Когда раздался стук в дверь, я встрепенулась и подбежала к зеркалу, чтобы поправить волосы и платье. На пороге оказался Гарри.
– О, я и не ждала тебя! Входи, присядь.
Он кротко улыбнулся, вошел в комнату со стопкой книг и присел за стол, небрежно закинув ногу на ногу.
– Прости, что как гром. Но не мог ждать до чая. Смотри, – он протянул мне книги.
– Это что… коллекционные издания Вальтера Скотта? – у меня не на шутку перехватило дыхание.
Он кивал, испытывая неописуемое удовольствие от того, что угодил мне.
– Я знал, что ты оценишь! Здесь три тома.
– Но где ты их взял? – Я словно сокровища рассматривала столь ценные книги.
– Выменял на пару своих картин, – сказал он просто, махнув рукой, я подняла глаза.
– Гарри… и не жалко?
Я знала, как он ценил свои работы, они и вправду были отличные, но ему редко удавалось их продать. А когда удавалось, он тратил деньги на холсты и книги.
– Брось! Ради друга ничего не жалко. Они твои! – Все происходящее бесконечно радовало его.
– Шутишь? Я могу взять почитать, но принять столь дорогой подарок…
– Кэрри, я настаиваю. В конце концов, не так часто
я имею удовольствие дарить близким подарки, я и забыл, что такое – видеть на лице человека искренний восторг.– Но это такой дорогой подарок… – вновь повторяла я.
– По-моему вполне себе обычный, не забудь поделиться своими впечатлениями!
– Гарри, ты ходишь в старом костюме, но даришь мне такие редкие книги. Ты же мог продать их и… – мне стало неловко за свою прямолинейность.
– Я больше не хочу это слышать, – произнес он мягко. – Тебе они нравятся?
– Ну что за вопрос! Да! Спасибо тебе! Это чудесный подарок.
Мы с минуту помолчали.
– Значит, ты считаешь, что я плохо выгляжу? – рассмеялся он.
– Какая же я бестактная! – я закрыла лицо руками. – Прости мне это неуместное замечание.
– Кэрри, мне нравится твоя честность. Это одна из причин, почему мы с тобой друзья. Тебе незачем извиняться за правду.
– Мне очень приятно, – сказала я после некоторого молчания. – На какие картины ты выменял книги?
– Один пейзаж и портрет дамы в кафе.
– В желтом платье?
– Да.
– Мне нравится это картина. Уверена, что однажды увижу ее в одном из салонов.
Гарри снова улыбнулся, но теперь своей особенной, грустной улыбкой. Она появлялась на его лице, когда речь заходила о творчестве и его картинах.
– Я напишу еще сотню картин.
– И правильно! Ты очень талантливый, Гарри. Ты ходил на занятия сегодня?
Он покачал головой.
– Вот в чем твоя проблема. Ты хочешь завоевать мир своим искусством, но упускаешь из вида важный фактор – чтобы стать гением, нужно учиться. Получить образование… Знаешь, как это много значит? И к тому же, у тебя всегда будет профессия, если вдруг с живописью не заладится.
Он молчал, а я не унималась.
– Пойми, что у тебя есть огромная привилегия, и грех было бы ей не воспользоваться. Ты столько узнаешь в университете: и об истории искусств, и о техниках, обо всех математических тонкостях! Подумай, насколько это тебе поможет.
Гарри все еще молчал. Я говорила мягко, но все же испугалась, что обидела его.
– О чем ты думаешь? Снова я не к месту со своей правотой? Мне просто хочется помочь тебе понять…
– Ты должна идти учиться, – перебил он, словно не слыша, что я говорила до этого.
– Что? – оторопела я.
– Тебе нужно держать экзамен и учиться. У тебя прочный фундамент для того, чтобы совершенствовать свои знания. Я же – пропащий. Мне это не нужно. Я поступил, чтобы уважить отца. Я люблю учиться, но сам. Университет не для меня. А вот тебе он помог бы прорубить дорогу к успеху.
– Успеху в чем? – я улыбалась его горячности.
– Да в чем хочешь! – он придвинулся ко мне. – Кэрри – ты особенная. Ты не такая, как все, и это основная причина, почему тебе стоит попробовать.
Я задумалась, он увидел это.
– Ты же говорила, что у тебя были мысли на этот счет. Что же изменилось?
– Женщинам запрещено получать высшее образование, если ты забыл. Нам запрещено практически все, что разрешено вам.
– Но в Кембридже множество учебных заведений! Я знаю, что в Лонгвесте принимают женщин с 1880–го года. Тебе стоит попробовать. Ты ничего не потеряешь, если ничего не выйдет. Но зато сколько обретешь, если все получится!
Я всегда мечтала учиться наравне с мужчинами, эта мечта казалась мне такой несбыточной и далекой, но именно она давала мне надежду на то, что когда-нибудь не я, но другие девушки смогут удостоиться такой волшебной привилегии.