Молитва о любви. Том III

Всё это было. В прошлой жизни. Было и ушло. Всё оказалось совсем не так. Её любовь к Жене гораздо прозаичней, проще и безысходнее. Ей стали не нужны гастроли, восхищение публики и поездки по миру. Ей не нужен известный на весь мир музыкант. Ей нужен он, Женя. Из плоти и крови. Просто мужчина, от которого трепещут её тело и душа. Мужчина, ради которого она готова изменить всю свою жизнь. Мужчина, которому она готова играть вечно. Только ему. Одному. Быть рядом с ним. Вдали от всех. В самом уединённом месте. И видеть его глаза: глаза раненного зверя.

– Женя, хочешь, я тебе сегодня сыграю? Тебе одному, – спросила Даша, когда они вышли из театра.

– А где ты мне сыграешь? На улице?

– Могу на улице. Могу и дома. Родители на дачу уехали. Я сегодня одна, – сказала, и смутилась двойственности ситуации.

– Да? Славно. И чего молчала? Пойдём. Покормишь меня чем-нибудь?

– Конечно, – ответила Даша, и задохнулась от нахлынувших на неё чувств.

Женя ходил по квартире и внимательно разглядывал каждую мелочь.

– А вы хорошо устроились, – небрежно высказывался он. – Квартирка большая. А почему мебель такая старая?

– Она не старая. Старинная. Антиквариат, – отвечала Дашенька. – Мы ничего не меняли. Мама говорит, что ей цены нет.

– А папа что говорит?

– Папа ничего не говорит. Как мама решит, так и будет.

– Под каблуком, значит. Понятно. Книг у вас много. И кто их читает?

– Все мы читаем.

– И кто твой любимый писатель? Говори, не думая. Считаю до трёх: раз, два, три.

– Чехов. Золя. Мопассан. Их много. Тургенев, Пушкин.

– А у меня один. Шекспир, – с гордостью произнёс Женя. – Что? Не ожидала? Ну, и частично, Пушкин.

– Признаться не ожидала. И почему?

– Великие знатоки человеческих душ и пороков. Великие учителя жизни. Я некоторые вещи наизусть знаю.

– Пушкина и Шекспира наизусть?

– Да, крошка, да. И Шекспира. В библиотеках брал, а потом не возвращал. А как по-другому в этой стране жить? Везде дефицит. А вы где книги берёте?

– Мама достаёт книги через знакомых. Нам их приносят.

– Вам их даже приносят, – в голосе Жени слышалась насмешка. – Им тоже цены нет? Значит, интеллигенция снисходит до торгашей исключительно для достижения своих целей. А на публике, в театре, например, пройдёт мимо и не поздоровается. Так?

– В твоих устах слово «интеллигенция» звучит, как оскорбление. Ты будущий инженер. И это, тоже, интеллигентный человек.

– «В твоих устах»! – передразнил её Женя. – Какой я интеллигент? Мать гулящая, отец – простой рабочий, пьяница. Да и не помню я его. Высшее образование даёт знания и стабильную работу. А культура и интеллигентность были придуманы для оправдания собственной трусости.

– Ты хочешь сказать, что мои родители и я трусливы? – возмутилась Даша и вспомнила их с мамой компромисс.

– Культура поведения загоняет человека в определённые рамки, интеллигентность не позволяет совершать правдивые поступки. У них так не принято, видишь ли. Я человек свободный. Хочу – ем руками, захочу – буду ходить в мятой рубашке, захочу – на весь мир скажу то, что думаю обо всём: о стране, о живописи, о музыке. Если захочу унизить человека – унижу, а если он слаб – воспользуюсь этим. А почему нет? Свобода – это единственное, ради чего стоит жить.

– А тебе кто-то мешает? Жить свободно.

– Отчасти. Нас загнали в определённые рамки, которые состоят из четырёх слов: можно, нельзя, плохо и хорошо. Для меня существует только тот мир, где всё можно и всё льзя. Нет «плохо и хорошо». Есть «нравится – не нравится». Мне сложно помешать.

– Бабушка говорит, что интеллигентность в крови. С ней рождаются.

– С ней рождаются и ненавидят рабочий класс.

– Неправда. Только один пример, можно? Композитор Глинка всю жизнь воспевал в своих операх рабочий класс, вернее, мужиков. Считал, что в нашей стране удивительно талантливый народ. Во всём: в музыке, в науке, в творчестве. К сожалению, народу не дают раскрыться. Начиная с крепостного права.

– А это кто говорит? Мама? Папа?

– Папа. Но я с ним согласна. В нашей стране нужно быть очень сильной личностью, чтобы добиться своей цели.

– Или подлой личностью. Что гораздо проще. А отец твой, видимо, слабая личность. Только и может, что рассуждать, – подытожил Женя.

– Мой отец – интеллигентный человек. Интеллигенция никогда не отличалась бойцовскими качествами. Не думаю, что он способен на безумный поступок или на плохой. Он очень добрый и всех всегда жалеет.

– Так это что, мать тебя на скрипке заставила учиться?

– Я же тебе говорила, что я сама захотела. Давай я тебе сыграю Брамса?

– Сейчас не хочу. В этом красном платье ты вполне достойна звания королевы. Иди ко мне, крошка. Ты, наверное, вся горишь от желания обнять меня. Так вот он я. Я весь твой. Я хочу тебя поцеловать.

От Жениных слов у Даши сжалось сердце, потемнело в глазах, и она, подчиняясь его мужской силе и обаянию, сделала шаг вперёд.

Женя был нежен. Очень нежен и ласков. Даша упивалась каждым его движением, задыхалась от поцелуев и объятий, вздрагивала от смелых прикосновений и новых ощущений, пьянящих тело и душу. Его ласки были подобны музыке, которую она хотела для него сыграть. Она отдавалась своей любви, желая слышать эту музыку бесконечно, тонуть в ней, захлебнуться, умирать и возрождаться.

– А ты хорошая любовница, детка. Вижу, что я у тебя не первый.

– Женя, о чём ты? Ты единственный мужчина.

– Так не бывает. Тебе что, и больно не было?

– Нет, – смущённо сказала Даша, – Что-то не так?

– Ты маленькая хитрая бестия. А кажешься такой невинной. Всё, забыли, – Женя сладко потянулся, взъерошил Дашины волосы и, глядя в её глаза своим испепеляющим душу взглядом, спокойно сказал. – Что ты хотела мне сыграть? Неси скрипку на кухню. Я пока что-нибудь поесть приготовлю.

Даша встала с кровати, накинула халатик, подошла к футляру и достала скрипку из мешочка, в котором она хранилась. От того, что она увидела, невольно сжалось сердце, как от предчувствия беды. Весь корпус скрипки был покрыт серыми пятнами, которые образовались от потрескавшегося лака. Она осторожно, лёгкими движениями, провела по инструменту кончиками пальцев.

– Девочка моя, что с тобой? – тихо спросила Даша, и услышала в ответ слабый стон. – Я тебя чем-то расстроила? Прости, прости, прости. Но я так счастлива. Завтра пойдём к мастеру. Я всё исправлю. Сегодня помоги мне, сыграй для него. Сыграй так, чтобы он полюбил меня. Мне без него не жить, поверь.