Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Я никогда не забуду маленький домик в городе Колумбия (Южная Каролина), где я сидел и наблюдал, как Робертсон Мак-Квилкин кормит жену домашним супом. Он подносил к ее рту ложку за ложкой, смеялся, разговаривал с ней, поглаживал по щеке, вытирая пролившиеся капли. Она могла поднять одну руку и помахать ею, но не произносила ни звука и не подавала никаких знаков, что она узнает мужа, с которым прожила сорок лет. Мак-Квилкин отказался от должности президента христианского колледжа, чтобы иметь возможность ухаживать за Мьюриэл, которая была преподавателем и журналисткой, пока не заболела болезнью Альцгеймера. В течение двадцати лет Робертсон заботился о ней. Ему пришлось отказаться от большей части публичных выступлений и свернуть собственные проекты, чтобы всегда быть рядом с женой. Почему он пошел на это? «Я дал обет перед Богом быть с ней в здоровье и в болезни, — сказал он мне. — Разве не это называется любовью?»

Женщина из Онтарио передала мне семейный дневник, где была описана семилетняя история болезни ее мужа и ухода за ним. Муж страдал боковым амиотрофическим склерозом (БАС, другие названия — «болезнь Шарко», а в англоязычных

странах — «болезнь Лу Герига»). Он хорошо знал, что его ожидает, потому что его брат, мать, бабушка, тетя и двоюродная сестра умерли от этой болезни, которая характеризуется прогрессирующим поражением двигательных нейронов, что приводит к параличу конечностей и атрофии мышц. В конце концов больные умирают от отказа дыхательной мускулатуры. Он также знал, что неизвестно ни одного случая исцеления от БАС.

«Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться», — было написано на листках бумаги, которые члены семьи раздавали пришедшим на похороны. А рядом они написали: «Боже мой! Боже мой! Для чего Ты оставил меня?» Эти слова из двух соседних псалмов — двадцать второго и двадцать первого — подвели итог семи годам преданной заботы.

Записи, которые делала в дневнике дочь, отражают развитие болезни. «Папа уже не может сам завязывать ботинки… Папа больше не может написать свое имя… Папа сломал ключицу и перестал ходить на работу… Папа падает на автомобильной стоянке и не может сам встать. Он так и лежит на земле, пока кто-нибудь его не поднимет… Папа больше не может есть на завтрак свой корнфлекс. Папа больше не может нас обнять… Папа с трудом проглатывает пюре из горошка… Папа больше не может держать голову».

В конце седьмого года — такая запись: «Лежу рядом со стулом, на котором, с трудом дыша, сидит папа. Молюсь о мире. Прочищаю ему нос. Растираю плечи. Вижу, как мама любит отца. Говорю: «До свидания!» Слышу слова отца о том, как он любит маму, и как хорошо они жили вместе. Вижу, как папа поднимает глаза к небу и ловлю его последний вздох… Господь — Пастырь наш».

Перед лицом жестоких мук, выпавших на долю любимого человека, под грузом страданий, эта семья смогла стать источником силы и утешения для больного, сумела помочь ему умереть в мире. «Бог всякого утешения» — одно из прекраснейших имен Господа. Апостол Павел употребляет его в Послании Коринфянам. «Бог дает минимум защиты и максимум поддержки», — заметил один служитель церкви без особой радости. Но апостол расставляет акценты по-иному. Он говорит о Боге, утешающем нас «во всякой скорби нашей, чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби тем утешением, которым Бог утешает нас самих. Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2 Кор 1:4–5).

Держаться за Бога

Жаклин

Кое-что о молитве я узнала во время депрессии, которая продолжалась шесть месяцев. Я совершенно не была готова к такой всепоглощающей боли. Тому, кто не пережил настоящую клиническую депрессию, покажется странным, что я говорю о боли. С одной стороны, в моем теле ничего не было повреждено. С другой — повреждено было все. Я чувствовала себя так, словно по мне проехал грузовик.

Я помню, как лежала на полу и умоляла Бога унять эту боль. И молитвы мои возносились не выше ворсинок ковра. Я с трудом могла общаться с людьми — как же мне было добраться до Бога? Большую часть времени я проводила в кровати, свернувшись калачиком.

Мне было стыдно, потому что я знала, что моя боль — ничто в сравнении с болью женщины, чей ребенок умирает от голода, или со страданиями неизлечимо больного человека. Но я поняла, что любая боль — это боль. Ее нельзя измерить. Невозможно оценить, чего она стоит.

Редкие моменты облегчения приходили как посланцы благодати. Как-то раз ночью я подошла к холодильнику, чтобы взять апельсин, и внезапно, стоя в странном свете, который лился из открытой дверцы, я почувствовала мир и покой. Боль прошла. А на следующий день я снова лежала в кровати в позе эмбриона. Иногда в воскресенье я, крадучись, приходила на задний двор церкви, закрывала глаза и слушала, а потом уходила так же тихо, чтобы никто меня не заметил. Облегчение, которое я там получала, обычно иссякало к понедельнику, и я перестала доверять передышкам, зная, что они недолги.

Я включала компьютер и заходила на сайты самоубийц, чтобы посмотреть, чувствуют ли другие люди что-нибудь похожее. Теперь я понимала, отчего люди убивают себя: самоубийство — это просто способ прекратить боль. «Господь, удержи Жаклин от самоубийства, — молился мой муж. — Дай ей увидеть, что ты по-прежнему любишь ее». Но его молитва казалась мне абсолютно бесполезной. Я и сама могла произнести слова: «Господи, помоги мне увидеть, что Ты любишь меня», но просить об этом казалось мне столь же бессмысленным, как просить о выигрыше в лотерею.

Тогда я была слепа, но сейчас, оглядываясь назад я вижу, как Бог отвечал на мои молитвы. Моя сестра взяла билет на ближайший самолет и пробыла со мной целую неделю. Она сидела около моей кровати, то тихонько напевая христианские гимны, то молясь без слов, то просто гладя мои волосы.

«Жаклин, что ты видишь, когда смотришь в зеркало?» — спрашивала она. «Ничтожество, неудачницу, духовный нуль», — отвечала я. «Жаклин, можно, я скажу, что видит Бог? Он обожает тебя». Я не могла ощутить Божью любовь непосредственно, но временами я чувствовала ее через сестру.

Я верю, что врач тоже был послан мне в ответ на молитву, не говоря о лекарствах, которые он мне прописал. Бог часто совершает исцеление через людей. Раз в неделю я получала от кого-то из братьев или сестер во Христе открытку с ободряющими стихами из Библии и с припиской: «Мы за тебя молимся». Я до сих пор не знаю, кто писал эти открытки, но в библейских стихах каждый раз было именно то, в чем я нуждалась

сегодня.

Я вышла из депрессии, но она меня полностью изменила. Исчезла всякая самонадеянность, всякое ощущение, что я чего-то могу добиться сама. Сейчас я думаю о себе как о человеке, полностью несостоятельном духовно, — каждый день и каждую минуту я должна полагаться на Бога. Я не могу рассчитывать на себя, потому что я себя подвела. Раньше молитва была для меня способом попробовать заставить Господа сделать то, чего хочу я. Теперь это способ участвовать в том, что делает Бог, и просто изо всех сил держаться за Него.

ГЛАВА 19. О ЧЕМ МОЛИТЬСЯ?

Нам не хочется быть новичками в молитве. Но давайте поймем, что здесь мы всю жизнь будем только новичками!

Томас Мертон

Оставшиеся без ответа молитвы, как и вопросы, связанные с физическим исцелением, нередко приводят нас в замешательство. «Правильно ли мы молились? — думаем мы. — О чем конкретно надо молиться?»

Я много говорил об этом с разными людьми — со здоровыми и тяжелобольными, с теми, кто заботится о больных или оказывает людям другую помощь, с капелланами и с приходскими священниками. В результате у меня сложилось некое представление, которое подсказывает мне, какой должна быть молитва. Мои размышления могут оказаться полезными не только тем, кто страдает от физических недугов, но и всем нам, когда мы взываем к Богу в минуту нужды. Надеюсь, что эти подсказки помогут вам молиться с верой, уверенностью и доверием.

Искреннее желание

Я научился точно говорить Богу о том, чего я хочу, каким бы невозможным мое желание ни казалось. Я молюсь о мире на Ближнем Востоке и о торжестве правосудия в Африке, о свободе вероисповедания в Китае и в других странах, о решении проблемы жилья для бездомных и о преодолении расизма в Соединенных Штатах. Молюсь, потому что горячо желаю этого-и верю, что того же хочет Бог.

Мой друг из Чикаго пригласил своих коллег по социальному служению принять участие в общей молитве о прекращении нищеты в городе. Почти все отказывались, говоря: «Зачем молиться, если это все равно недостижимо и невозможно?» Но мой друг придерживался другого мнения. В чем смысл молитвы, если не в том, чтобы раскрыть пред Богом желания сердца, особенно когда эти желания, скорее всего, совпадают с волей Божьей? Кто знает, что может случиться, если мы будем молиться о том, чего желает Бог? Вспомните молитвы миллионов христиан о свободе проповеди Евангелия за «железным занавесом» и о падении режима апартеида в Южной Африке. Исполнение этих просьб тоже казалось невозможным и недостижимым.

Бог предлагает нам просить о том, что нам нужно. Он нас не осудит — разве ругают ребенка, забравшегося на колени к отцу со списком подарков, которые он желает получить на Рождество? Вот что говорит ректор семинарии Верной Гра-ундс, написавший множество книг и статей на духовные темы: «Когда я слышу, что кто-то нуждается в исцелении, я молюсь так: "Господи, я знаю, что у тебя Свои планы. У Тебя, несомненно, есть замысел и об этом человеке, но позволь, я прямо скажу Тебе о том, чего хотел бы я"».

Если мне поставят неутешительный диагноз, я буду без лукавства просить о физическом исцелении. Молиться об исцелении — это Ббжья заповедь. Иисус ясно показал, что Бог желает для людей здоровья и исцеления. Множество научных исследований подтверждают, что молитва за больного способствует его излечению. Вера делает свое дело: она помогает организовать тело, душу и дух и пробуждает способности организма к восстановлению.

Иисус иногда спрашивал человека: «Хочешь ли быть здоров?» (Ин 5:6). Вопрос не праздный: по свидетельствам врачей, некоторые пациенты с трудом представляют себе жизнь без болезни. Кроме того, успех лечения во многом определяется желанием больного выздороветь. Итак, в молитвах об исцелении — так же, как и в любых молитвенных просьбах — необходимо честно описывать проблему и, не мудрствуя лукаво, открывать перед Богом желания своего сердца.

Плач

«Господи! Вот, кого Ты любишь, болен» (Ин 11:3), — словами этой молитвы Мария и Марфа сообщили Иисусу о болезни своего брата Лазаря. Проповедники любят подчеркивать разницу между двумя типажами — деятельной Марфой и ее задумчивой, склонной к созерцательности сестрой Марией. А меня в этой истории поражают похожие как две капли воды обращения сестер к Иисусу, Который, как им казалось, пришел слишком поздно. «Господи! Если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой» (Ин 11:21), — говорит выбежавшая навстречу Иисусу Марфа. Подошедшая чуть позже Мария произносит те же слова: «Господи! Если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой» (Ин 11:32). Горе и страдание стирают различия и заставляют всех рыдать одинаково. Порой мы не можем наполнить свои молитвы ничем, кроме жалоб.

Иисус не стал упрекать сестер, Он проникся сочувствием — «восскорбел духом и возмутился» (Ин 11:33). Сострадание Спасителя подчеркивает самый короткий стих Библии: «Иисус прослезился» (Ин 11:35).

Джон, один из священников большой церкви в Колорадо, отвечает за служение скорбящим. Он напомнил мне о ценности слез. Джон проводит много времени с больными и умирающими и почти каждую неделю совершает отпевание. Кроме того, двое его собственных детей страдают опасными для жизни наследственными заболеваниями. «Многие христиане любят истории со счастливым концом, — говорит Джон. — Но иногда счастливого конца не бывает, и мы погружаемся в горе. Когда я нахожусь рядом со страждущими, то вместе с ними, словно ныряльщик, опускаюсь в глубины горя. Всплывать слишком быстро нельзя — пострадаешь от резкой смены давления. Некоторое время надо пребывать в горе, прочувствовать его, дать ему излиться. Мне кажется, сквозь слезы человек видит то, чего невозможно увидеть сухими глазами».

Поделиться с друзьями: