Молодость века

Мунши, пожилой человек, с крашеной бородой и желтым пергаментным лицом, в черном строгом халате, великий знаток арабского и персидского языков, больше всего заботился о том, чтобы в переговорах с чужеземцами соблюдались все классические правила, принятые с давних времен при газнийском дворе. Одно из главнейших правил заключалось в том, чтобы в бесконечном потоке витиеватых любезностей утопить любой вопрос, если его возбуждала другая сторона.

К наместнику и его секретарю я еще вернусь, но в эти первые дни моей задачей являлось получение достаточно обширного помещения для генерального консульства.

После того как мы выпили с мунши не менее десяти чашек зеленого чая и окончательно убедились, что наши родственники находятся в добром здравии, я попытался заговорить о деле. Но каждый раз, когда уже казалось, что мы добрались до сути, мунши с необыкновенной легкостью переходил к описанию красот окружающей природы или начинал восхвалять непревзойденное совершенство персидской поэзии.

Так мы высидели часа три. Лицо секретаря по внешним сношениям порозовело, а на лбу появились капли пота, но сила его красноречия была неисчерпаемой. Откланявшись, я уехал.

На другое утро я застал наместника Мухаммед Сервар-хана в саду, сидящим в тени большого тутового дерева и пробующим дыни, лежавшие на огромном серебряном подносе. Михмандар с величайшей почтительностью вырезал из каждой кусочек и передавал на блюдечке его высочеству.

Увидев меня, Мухаммед Сервар-хан рассмеялся радостным смешком, показав все ямочки на пухлом лице и великолепно сделанную искусственную челюсть, и, усадив рядом с собой, принялся угощать дынями.

— Как здоровье? Нравится ли другу здешний воздух и питьевая вода, как он себя чувствует?..

Вопросы сыпались один за другим, и переводчик едва успевал их переводить.

— Вот об этом-то я и приехал поговорить. Дело в том, что мое здоровье требует жизни за городом. Вчера, катаясь верхом, я заметил, что в стороне от Кандагарской дороги имеется пустой загородный дворец «Баги-Шахи» с прекрасным парком. Если бы его высочество нашло возможным сдать его в аренду, определив за это соответствующую плату, это явилось бы свидетельством истинно дружеского к нам расположения.

В те годы я по своему возрасту годился Мухаммед Сервару во внуки и здоровье мое не внушало никаких опасений.

Мухаммед Сервар перестал прожевывать дыню, пристально посмотрел на меня и замолчал. Потом глаза его сузились, он откинул голову и начал смеяться. Он смеялся до слез, хлопая себя по бедрам и повторяя:

— Бесиар хуп, бесиар хуп… [10]

Потом положил руку на мое плечо.

— Для друга я на все готов… — и хлопнул в ладоши.

Мгновенно, как из-под земли, появился мунши. Мухаммед Сервар отдал ему короткое приказание.

На следующий день мы переехали в «Баги-Шахи».

10

Очень хорошо, здорово!

На территории большого и удобного дворца «Баги-Шахи», помимо основного здания, находились еще маленькие домики, помещения для обслуги, караульных команд, кухни, чайханы, конюшни, бани, склады.

Из Кабула приехал назначенный секретарем генерального консульства Лев Вениаминович Никулин, из Ташкента и Москвы — комбат Петров 2-й (бывший полковник генерального штаба Петров 1-й прибыл ранее), назначенный комендантом; А. Гузовский (после Великой Отечественной войны — советский генеральный консул в Париже); Ю. Очаковский, Аванес Баратов, брат ранее прибывшего Аркадия Баратова (впоследствии оба — полковники Советской Армии), А. Юлусов, И. Нежельский, несколько опытных драгоманов. Доктор Д. Горовиц приехал из полпредства с большим запасом медикаментов и полным оборудованием амбулатории.

Наконец, из Ташкента приехал официальный представитель Внешторга.

Внутреннюю охрану несли красноармейцы, присланные из Кушки, и часть матросов из отряда, сопровождавшего полпреда. Наружную охрану составляли афганские солдаты под командой риссальдара Худабаш-хана.

Условия службы были трудные — непривычный климат, полная изоляция от внешнего мира. Связь с Кушкой и Кабулом поддерживалась только дипкурьерами, которые подбирались из хороших кавалеристов и сопровождались вооруженной охраной.

Все эти обстоятельства вынуждали установить особый распорядок дня. В нем были предусмотрены профилактические медицинские мероприятия, обязательные занятия спортом — езда верхом и стрельба в цель, точно устанавливалось время для приема пищи, работы, подъема и отхода ко сну. В сущности, это был суровый военный режим.

Довольно большой коллектив в течение полутора лет, до смены его новым составом, работал и жил очень дружно, а оставшиеся в живых члены его и до сих пор сохранили между собой добрые отношения.

БОРЬБА С АНГЛИЙСКОЙ АГЕНТУРОЙ

Обстановка в тот период была довольно сложной, несмотря на самые дружеские отношения с афганским правительством и его представителями.

По всей границе, особенно между Восточной Бухарой и Мазари-Шерифским районом, не прекращалась борьба с басмачами. Многие племена, составлявшие басмаческие шайки, жили по обе стороны границы. Англичан, как официальных представителей (кроме миссии, находившейся в Кабуле), на территории Северного и Восточного Афганистана не было. Но агенты их имелись всюду. Собственно говоря, не было ни одного каравана, приходившего из Индии или Персии в Герат, Мазар-и-Шериф или Меймене, с которым не прибывал бы их агент или связной. О масштабах подрывной работы англичан на восточных границах Советской республики можно судить хотя бы по такому примеру.

Численность басмаческих шаек в Бухаре, Фергане, Хиве и в других районах Средней Азии достигала нескольких десятков тысяч человек. Большинство шаек имело на вооружении английские одиннадцатизарядные карабины Дисермента с необходимым запасом патронов. К наиболее крупным руководителям басмаческого движения, таким, как Джунаид-хан, Ибрагим-бек, Данияр-бек, Мулла Абдул Кагар, Ишан-Султан, ханы киргизских кочевых племен Джаны-бек и Муэтдин-бек (из рода Омузоглы и рода Ичкили), а также к локайским ханам были посланы опытные английские офицеры-инструкторы. Английской агентуре удалось завербовать буржуазных националистов, пробравшихся на крупные посты в руководящих органах Советской власти в Средней Азии, например, бывшего заместителя председателя ТурЦИКа Тюракула Джаназакова, председателя Андижанского ревкома Султанбека Тахтабекова, Нурмухамеда Малаева, З. Валидова, Мурин Ильдархана, военного назира Бухарской республики Арифова и других.

Однако усилия англичан превратить басмаческое движение во всеобщее, массовое движение «борьбы за ислам» и утопить в нем Советскую власть пропадали даром, не помогали ни опыт, ни золото, которое непрерывным потоком текло в карманы курбашей. Основных причин было две.

Во-первых, мусульманская беднота сочувствовала Советской власти, а, во-вторых, части Красной Армии проявляли в борьбе с басмачами, несмотря на тяжелые условия действий в пустынях и высокогорных местностях, такое мужество, какого до сих пор не знала история.