Молодой Сталин

Вернувшись из очередной безумной поездки по Кавказу, Сталин “был сильно удручен случившимся”, – вспоминает Монаселидзе. Он “настаивал на том, что должен повидать Като”, поэтому Сашико отправилась к жене пристава и “заявила ей, что из деревни приехал наш двоюродный брат, который желает повидать Като… Пристав дал это разрешение… Мы взяли Сосо на квартиру пристава ночью и устроили ему свидание с Като. На наше счастье, ни пристав, ни его жена не знали Сосо в лицо. Затем… жена пристава добилась для Като ежедневного отпуска на два часа по вечерам на нашу квартиру, где Сосо и Като виделись друг с другом”. Через два месяца Като отпустили.

Вскоре после освобождения, 18 марта 1907 года, Като родила сына Якова [102] . По словам родственницы Като Кетеван Геловани, Сосо и его мать присутствовали при родах. Кеке и “девчушка” Като отлично ладили. Сталин был вне себя от радости. Монаселидзе пишет, что после рождения сына Сосо стал в десять раз сильнее любить жену и ребенка. Он называл мальчика “пацаном”. Впрочем, “если ребенок начинал плакать в то время, когда он работал”, Сталин, день и ночь писавший, “нервничал и жаловался, что ребенок мешает ему работать; но, когда накормят, бывало, ребенка и он успокоится, Сосо целовал его, играл с ним и щелкал его по носику”.

102

Яков, которого в семье называли Яшей, был крещен лишь через несколько месяцев, а документы получил лишь через несколько лет – отсюда путаница с его датой рождения. Вероятно, Сталин назвал сына в честь своего защитника Якова Эгнаташвили.

У Сосо было много планов. В марте 1907 года дружина спланировала ограбление почтовой кареты в Кутаисе, но накануне намеченного дня ответственный за налет Цинцадзе был арестован. Сталин назначил вместо него Камо. Ручной психопат Сталина, безусловно, годился на роль главаря бандитской шайки – он всегда был преисполнен энтузиазма и готов убивать. Однажды, услышав, как большевик – вероятно, Сталин – вел теоретический спор с меньшевиком, Камо воскликнул: “Что ты с ним ругаешься? Давай я его зарежу!” Вместе с бандитками Аннетой, Пацией и Александрой Камо остановил карету, но казаки начали стрелять. Завязалась ожесточенная перестрелка, в самый разгар которой девушки сумели подкрасться к карете и схватить мешки с деньгами. Добычу они провезли в Тифлис в нижнем белье. “Мы с Аннетой были обложены деньгами”, – вспоминала Александра Дарахвелидзе. Камо спрятал деньги в винных бурдюках и отправил Ленину в Финляндию.

Между тем сталинские “кроты” в банке известили дружину, что в Тифлис едет очень крупная сумма денег – возможно, до миллиона рублей; Ленину этого хватило бы на много лет. Сталин и Камо начали готовиться к грандиозному ограблению.

Примерно через месяц Сталин, избранный делегатом без права голоса на V съезд РСДРП, оставил Като и Якова в Тифлисе и под псевдонимом Иванович отправился в долгое путешествие через Баку, Санкт-Петербург, Стокгольм и Копенгаген. Конечной остановкой был Лондон ³ .

Около 24 апреля Сталин сел в Дании на поезд, чтобы отправиться в Берлин на встречу с Лениным. Мы точно знаем, что они тайно виделись и что Сталин был в Берлине. Тема для разговора у них была одна: грядущая тифлисская экспроприация. Если Ленин приезжал в Берлин, то, как пишет Троцкий, “уж во всяком случае не ради теоретических “бесед”. Свидание… почти несомненно посвящено было предстоящей экспроприации, способам доставки денег и пр.”. Все это сохранялось в тайне не только от охранки, но и от собственных товарищей: партия, в которой теперь задавали тон меньшевики, запретила разбой.

После этого Ленин и Сталин по отдельности прибыли в Лондон ⁴ .

Глава 19 Сталин в Лондоне

10 мая 1907 года (27 апреля по старому стилю) после утомительного путешествия Сталин и его спутники Цхакая и Шаумян высадились в английском порту Харвич. Здесь они сели на поезд до лондонской станции Ливерпуль-стрит [103] . Англия встретила их сенсационными заголовками в газетах. Англичанам нравилось, что по их столице разгуливают экзотические “анархисты” – как и сегодня, Лондон был известным прибежищем кровавых экстремистов [104] .

103

Съезд изначально планировалось проводить не в Лондоне, а в Копенгагене, поэтому Сталин отправился в Петербург, затем в Финляндию и далее в шведский город Мальме, откуда вместе с остальными делегатами паромом отплыл в Копенгаген. Но датчане экстрадировали социалистов в Швецию, шведы – обратно в Данию; наконец датчане отправили их в порт Эсбьерга, где делегаты сели на пароход, идущий в Англию.

104

В те же дни на первых полосах газет были сообщения о заговоре против царя и фотография трехлетнего царевича Алексея (с подзаголовком “Царевич впервые надел штанишки”). Кроме того, сообщалось о женитьбе дяди царя, великого князя Николая, на принцессе Черногорской и о том, что у испанской королевы, англичанки по происхождению, родился сын (заголовок: “Английский младенец”).

Делегатов встретила крайне пестрая толпа: английские репортеры и фотографы, двенадцать детективов Особой службы и двое агентов охранки, а также сочувствующие – английские социалисты или русские эмигранты.

“История делается в Лондоне!” – провозглашала “Дейли миррор”; кажется, больше всего автора статьи поразило то, что среди революционеров были “женщины, с пылом служащие своему делу”, – и то, что в век больших путешествий у них не было с собой багажа. “Среди них нет никого старше сорока, а многим лишь недавно исполнилось двадцать” – Сталину было двадцать девять, Ленину – тридцать семь (но впоследствии Сталин говорил, что революционеры всегда называли Ленина Стариком). “Сборище самое колоритное!” – заключала “Дейли миррор”.

Подобно республикам Советского Союза, делегаты в теории были равны – но некоторые оказывались равнее других. Как передавала “Миррор”, Максим Горький, “знаменитый романист”, “находится в Лондоне, но где он остановился, знают только его ближайшие друзья”. Горький вместе с любовницей-актрисой проживал в комфортабельном отеле “Империал” на Рассел-сквер. Вскоре ему составили компанию Ленин и Крупская. На улице было сыро и холодно. Ленин по обыкновению взял на себя роль хозяина положения, проверил, не сыры ли простыни у Горького, и велел зажечь огонь, чтобы просушить мокрое белье.

“Здесь будет большая драчка”, – пообещал Ленин Горькому, пока сохли ленинские носки. Делегаты с частным доходом останавливались в небольших гостиницах в Блумсбери, но Ленин и Крупская сняли комнаты на Кенсингтон-сквер. Оттуда Ленин каждое утро ходил за излюбленным лакомством – рыбой с жареной картошкой; ее продавали у вокзала Кингс-Кросс. Но бедным делегатам, таким как Сталин, денег не хватало категорически.

Считается, что первые ночи Сталин делил кров с Литвиновым, которого здесь впервые встретил, в дешевой гостинице “Тауэр-хаус” на Филдгейт-стрит в районе Степни. Джек Лондон назвал это место “чудовищной ночлежкой”: две недели пребывания здесь обходились в шесть пенсов. Условия были настолько ужасными, что Сталин, как сообщают, поднял бунт и добился того, чтобы всех переселили. Он устроился в тесной комнатушке на втором этаже в доме 77 по Джубили-стрит все в том же Степни. Комнату он снял у сапожника, русского еврея, на троих с Цхакаей и Шаумяном.

Туманный и сырой Лондон пугал путешественника-грузина. “На первых порах Лондон оглушил и подавил меня… – писал другой русский коммунист, Иван Майский, позднее сталинский посол в Лондоне. – Я чувствовал себя потерянным и одиноким в этом исполинском каменном океане”. Лондон – город “со скучными рядами однообразных маленьких домов, вечно окутанный черным туманом”.

Если Лондон был чужом миром, то район Уайтчепел, где многие говорили по-русски, казался приветливей. Здесь, в Ист-Энде, жило 120 000 еврейских беженцев, спасшихся от погромов; среди них были и бандиты, и социалисты. Ленин побывал в Клубе анархистов Рудольфа Рокера (недалеко от квартиры Сталина в Степни) и ел там гефилте фиш по-еврейски. Вероятно, угощался этим блюдом и Сталин. Едва ли Сосо прошел мимо дикой войны славяно-иудейских преступных группировок. Банды Ист-Энда, где все были выходцами из Российской империи, контролировали притоны, “бачкистов” (воров, специализировавшихся по золотым часам) и “щипачей” (карманников). Эти банды сражались за господство: “Бессарабские тигры” воевали с “Одесситами”, а те – с “Олдгейтской братвой” под предводительством Дарки-Енота (смуглого бандита-еврея по имени Богард).

По прибытии Сталин и остальные зарегистрировались в Польском клубе социалистов на Фелборн-стрит, возле Уайтчепел-роуд, напротив Лондонского госпиталя [105] . Под наблюдением Особой службы и разбушевавшихся репортеров делегаты получили скудные суточные – два шиллинга на день, разъяснения, как найти место съезда, и тайные пароли, чтобы избежать проникновения на съезд охранки.

Встретившись на верхнем этаже “в скромной обстановке социалистического клуба, где было мало мебели (столы и стулья), а на стенах висели автографы зарубежных гостей”, большевики начали с того, что провели заседание собственной фракции и избрали секретный комитет – а также как уважающие себя делегаты “изучили карту города”. Но “Дейли миррор” было не до таких прозаических деталей. “Женщин-революционеров легко распознать: они бесстрашны, у них железные нервы, – восхищался репортер. – Каждый день они упражняются в стрельбе из револьвера. Они ежедневно стоят у зеркала, перед ним учатся целиться и нажимать на курок… Большинство из них – молодые девушки, одной только восемнадцать лет. Ее длинные светлые волосы собраны в косу”.

105

Теперь в этом здании мебельный склад, магазины фототехники и мужской одежды.