Молох (сборник)
Шрифт:
Жизнь — это нагромождение сложностей, причем касающихся не только строения многоклеточных, но проявляющихся также у симбионтов и социальных насекомых, и это нагромождение всегда имеет свои границы. Палеонтология, благодаря которой нам стали известны самые большие ископаемые пресмыкающиеся, достигавшие весом ста тонн, открыла тем самым предел соматического роста, который допускает Земля. Во все еще ведущиеся споры — были ли эти пресмыкающиеся теплокровными — я вступать не намерен. Дело в том, что хотя теоретически эволюцию земными методами можно начать еще раз и повторить, я не вижу в этом ни смысла, ни необходимости, тем более что для такого повторения не хватит нам этих нескольких миллиардов лет, которые отделяют нас от сгорания последних резервов водорода в нашей материнской звезде, каковой является Солнце. Возможных выгод, которые таит в себе будущее инженерии клонирования, я вовсе не отвергаю. Вероятно, основные возможности будут использованы уже в XXI веке. Я же хотел бы заняться поиском ответа на вопрос, что наступит после этого.
Иная эволюция [314]
Понятие эволюции может охватывать радикально отличающиеся друг от друга явления. Если, например, в книге «Сумма технологии» я когда-то писал о двух разных эволюциях, то я имел в виду эволюции биологическую и технологическую. Для биологической характерна непрерывность, ибо согласно максиме из девятнадцатого века всегда omne vivum ex vivo. [315] Появившись однажды из бесчисленного океана попыток, земная жизнь сформировалась таким образом, что протекает в миллионах видов, причем многие из них могут погибать, но какая-то часть всегда продолжает существовать в
314
Inna ewolucja, 2000. © Перевод. Язневич В.И., 2002
315
все живое рождается от живого (лат.).
316
Следует отметить, что идеи Станислава Лема о двух эволюциях нашли свое продолжение. Приведем цитату из книги-интервью «Так говорит… Лем» («Tako rzecze… Lem. Ze Stanisіawem Lemem rozmawia Stanisіaw Bere's». — Krak'ow, Wydawnictwo literackie, 2002, s. 548–549). Отвечая на вопрос о том, в чем его творчество недооценили, среди прочих Станислав Лем приводит такой пример: «Вы помните раздел „Две эволюции“ из книги „Сумма технологии“ о параллелизме между естественной эволюцией биологических систем и машинами? Недавно из США я получил книгу Джорджа Дайсона под названием „Darwin Among the Machines. The Evolution of Global Intelligence“ („Дарвин среди машин. Эволюция земного интеллекта“), которую написал сын известного физика Фримена Дж. Дайсона. Это солидный труд, но опубликовал он его через тридцать лет после меня! Но хотя бы один хромой пес знает об этом? Что, я должен был ему написать: „Господин профессор, но я был первым!“ Но я даже не ответил. Должен ли я все время назло кому-либо напоминать, что они должны были отметить, что это я до них придумал? Меня очень удивляет, что никто на Западе (кроме Германии) не осмелился перевести эту книгу. Ни в Америке, ни во Франции». Конец цитаты. Книга «Сумма технологии» выдержала несколько изданий на русском (1968, 1996, 2002 гг.) и немецком языках, но можно утверждать, что мир очень многое потерял из-за того, что эта книга в свое время не была переведена на английский язык.
Действительно, в сущности многие творения человеческой инженерии если не строением и видом, то по меньшей мере функционально уподобляются биологическим прообразам. Самолет или вертолет — это не плагиат строения птицы, но они похожи на нее тем, что могут летать. Во второй половине нашего подходящего к концу столетия некоторое одностороннее сходство с прототипом приобрели также вычислительные устройства, воспроизводящие умения нашего мозга. (Здесь я не намерен вступать в ведущийся полвека спор между глашатаями компьютерного искусственного интеллекта и защитниками противоположного тезиса, собирающими аргументы в пользу того, что техническими методами никогда не удастся создать интеллект.) Можно было бы и далее перечислять доводы в пользу существования обеих названных эволюций: первой, непрерывной, и второй, дискретной.
Это эссе я хотел бы, однако, посвятить третьей эволюции, трансбиологической, о которой в 1980 году для Польской Академии наук написал реферат, «утонувший» в мощном подъеме борьбы «Солидарности» с просоветскими властями. В некоторой мере я снова буду повторять то, что изложил тогда, но мне придает смелости та частота, с какой изобретатели и сторонники радикально новых идей являются миру. Как пример я могу привести ряд книг Роджера Пенроуза, который является очередным генератором идей, пытающимся философскую загадку нашего сознания поместить туда, куда ее еще никто никогда не помещал, а именно — в микротрубочки ( tubuli),которые можно обнаружить в так называемых цитоскелетах мозговых клеток.
Пенроуз является известным математиком, внесшим значительный вклад в теоретическую физику, особенно квантовую, и, кроме того, он не только сведущ в фундаментальной математической структуре Вселенной в ее наибольших и наименьших измерениях, но также expliciteявляется платоником. Он считает, что человек не конструирует и не создает никакие структуры, обосновывающие Вселенную математически, а только открывает уже существующие. Философия математики выделяет множество интерпретаций (способов), в каких могут существовать математические структуры, я же, например, являюсь конструктивистом, то есть человеком, считающим, что мы ничего не находим в некоем существовании Тайного (по Платону), но мы конструируем только то, что можно сконструировать математически. Допускаю, что мои убеждения в значительной мере сформировались благодаря контактам с великими российскими математиками, среди которых конструктивистский подход был, пожалуй, типичным. Я все-таки недостаточно сведущ в математике, чтобы категорически приписывать особую истинность вышеприведенному признанию моей математической веры. Мой подход скорее, осмелюсь сказать, — здравомыслящий. Если все, что могут доказать математики, дано им, как платоникам, сверху, то я не вижу причины, по которой вообще все, что удалось создать человеку, а может, даже все, чем является и что создает природа, также не должно быть дано сверху, как изображения на еще не проявленных фотографиях. Это означало бы, по крайней мере в моем понимании, удивительную предопределенность всего. Но я совершенно не стремлюсь, из-за отсутствия полномочий и возможностей, то есть математических талантов, вступать в спор с платонизмом математической философии. Это отдельная область, которой присущи очень разные интерпретации и толкования, и похоже, что никто никогда ничего не сможет ни математически, ни не математически обнаружить или доказать, поскольку все эти пути уже существуют, и мы можем только лучше или хуже их находить. Признаю, что это положение для меня столь удивительно в основном потому, что, как известно, история развития математики насчитывает многие сотни лет, из чего должно следовать, что все фазы и этапы прогресса математических исследований были запрограммированы, в результате чего напоминали, образно говоря, восхождение на верхние этажи некой платонической вавилонской башни. Однако я считаю, что эту мою наивную и поспешную критику развивать не следует, тем более что не о ней здесь идет речь.
Историческая непрерывность жизненных процессов несомненно следует из того, что биогенез является редким, исключительным явлением, требующим стечения целого ряда благоприятных обстоятельств. Иначе невозможно объяснить то, что до сих пор никогда еще в результате опытов экспериментаторам не удавалось привести в движение жизненные процессы с самоподдерживающимся течением. И тем самым вся история земной жизни должна быть только производным того, что возникло почти четыре миллиарда лет назад и что затем претерпевало биохимические усовершенствования. Вариативность, заметная на всех ветвях древа Линнея, зависела от тех и только от тех возможностей, которые могли передаваться наследственным генным каналом. Можно поражаться огромному разнообразию форм, процессов, способов и сред жизни, которые рождались из этого одного канала информационных и вместе с тем проектносозидательно-проектнопередающих посланий. Поскольку в этом контексте нам следует избегать антропоморфического толкования, то мы должны удивляться разнообразию продуктов, творцом которых смог стать процесс информационных передач, создавая как организмы, способные к непосредственной переработке радиационной солнечной энергии в процессы, поддерживающие их жизнь (фотосинтез), так и образуя оболочку эмали на зубах, которая по твердости уступает только алмазу.
В настоящее время уже известно, что кроме двух больших ветвей жизненных видовых преобразований, растительной и животной, существует третья ветвь недавно открытых бескислородных бактерий, типа archeae, и при этом мы видим, что жизнь не может
существовать ни при температурах значительно ниже нуля градусов по Цельсию, ни при выходящих за пределы температуры кипения воды. Силы, которые мы смогли бы технически высвободить из отдельных субстанций природы, например, в процессе сгорания, или расщепления ядра, или термоядерного синтеза, действительно в сотни тысяч раз превышают шкалу температур, благоприятных для жизни. Это одна предпосылка. Другую можно сформулировать следующим образом: если некие, точно неизвестные нам, пересечения и переплетения условий возникли в среде благоприятных для жизни жидких растворов, поскольку жидкая фаза давала биогенезу в некоторой степени наиболее благоприятное многомерное экспериментальное пространство, и если то, что тогда возникло, было единственным зерном, из которого выросло многомиллионное дерево видов, то можно представить, что если бы нам удалось сконструировать и благодаря этому привести в движение синтетическую эволюцию, внебелковую и вненуклеотидную, то разнообразие ее плодов могло бы оказаться неизмеримо большим, чем в пределах древа Линнея. Кратко проблему можно изложить следующим образом. Группа производных единственного в истории события, каковым было появление прокариот, сумевших в течение эонов превратиться в эукариоты, должна быть меньшей, чем группа потенциальных плодов синтетической эволюции, которую уже не должны сдерживать, как первую группу, никакие ограничения. Пока я не вижу ни одного физико-химического кандидата, производные которого оказались бы способны начать эту третью, существующую пока только в мыслях, эволюционную дорогу. Со своей идеей я нахожусь приблизительно на том этапе, на котором находился Дедал, мечтая о полете в небо. Он по крайней мере располагал воском и перьями, я же не имею под рукой ничего, кроме таблицы элементов Менделеева. Только воображение позволяет придумывать третью эволюцию, которая была бы не стохастическим блужданием мутационно спаянных геномов, но могла бы идти под контролем телеологических замыслов. Очевидно, что пока все это — ни на чем не основанные фантазии, без тени практического применения. Однако множество неожиданностей, которыми нашпигована история нашей цивилизации, предостерегает от преждевременного отбрасывания предложений и идей, имеющих для обоснования только то, что они не нарушают основные законы Природы. Мне даже кажется, что начать третью эволюцию может быть окажется легче, чем дать лабораторный старт биохимически начатой жизни.Проблемы [317]
Основные проблемы возникают из-за того, что в так называемых точных науках все меняется в бешеном темпе. Сейчас на страницах специализированных журналов появилась как самая свежая информация, что в очень далеком прошлом в конце кембрийской эры климат Земли подвергся беспрецедентному потеплению, и это оказало сильную поддержку начинавшемуся тогда многонаправленному развитию живых видов. Как уже всем, включая детей, известно, на стыке мелового и третичного периодов большой метеорит, рухнувший на Землю там, где сейчас находится Юкатанский пролив, вызвал катаклизм, охвативший всю планету и ставший началом конца динозавров. Однако же значительно раньше, а именно в пермскую эпоху, также происходил зооцид, который не столь известен и моден среди кинематографистов, поскольку гигантов из рода пресмыкающихся тогда еще на нашей планете не было. Впрочем, наша планета пережила еще больше катастроф в древнейшие времена; сегодня есть сторонники теории, согласно которой ось вращения земного шара не была, как сейчас, наклонена на 23 градуса к поверхности эклиптики, а лежала в этой эклиптике горизонтально. Ясное дело, изменение наклона земной оси должно было вызвать примерно в протерозое еще одну брешь в развивающейся уже первобытной биосфере.
317
Kіopoty, 2000. © Перевод. Язневич В.И., 2002
Я пишу об этих мощных ударах, которые испытывала Земля как из космоса, так и из собственных недр, не для того, чтобы сбить читателей с толку. Цель скорее двоякая. Во-первых, напомнить, что история нашей планеты с самого ее зарождения была полна катастрофических встрясок (свидетельством самой поразительной является Луна — результат столкновения Земли с другим космическим телом, возможно, с тем, остатки которого составляют сейчас так называемый пояс астероидов). Во-вторых, уже появились все смелее высказываемые теории, касающиеся истории Марса. Уже определяются факторы, которые превратили эту планету в пустынное, безводное и почти безвоздушное небесное тело. Согласно этим расчетам, Марс, будучи планетой меньшей, чем Земля, утратил металлическое ядро, наличие которого у Земли обуславливает существование ее собственного магнитного поля. Благодаря этому полю Земля окружена сферой ван Аллена, защищающей ее от солнечного ветра. Когда же недра Марса остыли, его магнитосфера практически исчезла, и одновременно он потерял значительную часть углекислого газа, удерживающего тепло в атмосфере. До этого углекислый газ создал с поверхностными минералами этого небесного тела множество карбонатов. Вероятнее всего задолго до возникновения на Земле гоминоидов на Марсе существовал океан, в который впадали реки. Сейчас от этих рек остались только русла, прорезавшие пустыни. Однако поскольку сейчас мы знаем, что возникшие еще в нашей археозоике прокариоты являются земными созданиями, наиболее стойкими к космическим и сейсмическим ударам, то отсюда появляется надежда, что на Марсе будут найдены по меньшей мере какие-то следы жизни, и потому аппетиты жаждущих оказаться там исследователей постоянно растут. Понятно, что ни с земными, ни с марсианскими бактериями, если бы их удалось открыть, не о чем разговаривать. Однако же сам факт открытия даже наиболее примитивной жизни на Марсе произвел бы огромное впечатление на ксенобиологов, которые с помощью астрофизиков в течение нескольких десятилетий напрасно пытаются найти какие-либо биологические явления во Вселенной. Все это должно показать судьбы земной жизни в собственной перспективе и масштабе.
Перемены [318]
До сих пор говорили, что ничто так не меняется, как будущее, рассматриваемое через призму футурологии. Стоит, наверное, добавить, что теперь изменения претерпевает также и прошлое. На основе палеогеологических и палеомагнитных исследований многие ученые сделали вывод о совершенно иной по сравнению с традиционными описаниями истории нашей планеты. Если вкратце, то новая летопись Земли свидетельствует о том, что когда около 3,7 миллиарда лет тому назад в океане возникла жизнь, Земля стала превращаться в снежно-ледяной шар, поскольку с обоих полюсов к экватору начали надвигаться ледовые шапки, пока наконец первобытный океан не оказался закован в ледовый панцирь. В те времена не было еще отдельных континентов, а существовал только один большой материк Пангея (впрочем, не все специалисты согласны с этим названием). Причин глобального оледенения было много. В частности, солнечное излучение было значительно слабее, чем сейчас, то есть можно сказать, что Солнце только разогревалось. Кроме того, атмосфера по составу сильно отличалась от сегодняшней, и поскольку в атмосфере не содержались ни двуокись углерода, ни метан, то есть газы, которые задерживают у Земли солнечное тепло, то не было и следа так называемого парникового эффекта. Эта ледяная эпоха растянулась более чем на два, а может, и на два с половиной миллиарда лет. Однако позднее, в кембрии, когда к северу и югу от экватора начали таять льды, а вся геосфера подверглась двойному подогреву: снаружи — разогревающимся Солнцем, и изнутри — сейсмическими возмущениями, рождающими вулканы, произошел эволюционный видосозидающий взрыв. Понятно, что речь идет о процессах, продолжавшихся не сотни тысяч, а миллионы лет. Согласно этой прагеологической гипотезе подобный этап сейчас переживает Европа (спутник Юпитера), которая так же, как когда-то Земля, покрыта растрескивающимся ледяным панцирем. Правда, причина появления этих бесчисленных трещин, видных на фотографиях, сделанных космическим зондом «Галилей», отличается от той, что была на Земле: разрушение ледяного покрова Европы в большой мере вызывается гравитационными воздействиями самой большой планеты нашей системы — Юпитера. Отсюда, впрочем, берут начало высказываемые в последнее время надежды, что, может быть, под раскалывающейся ледяной скорлупой Европы скрываются простейшие формы жизни.
318
Zmiany, 2000. © Перевод. Язневич В.И., 2002
Однако вернемся на Землю в кембрийскую эру. Удивительно, что согласно новейшим гипотезам первыми живыми организмами были одноклеточные, способные к фотосинтезу или приспособленные к таким изменениям, которых энергетически требует жизнь благодаря непосредственной трансформации квантов лучистой энергии для поддержания протоплазматической активности. Хотя мой Голем XIV и говорил что-то подобное, я не утверждаю, что он не ошибался. В любом случае жизнь, уже многоклеточная и еще существующая в океанах, так же как и на их дне, в кембрии выползла на сушу. Однако только позднее, быть может, из водорослей и синих мхов, появились растения, сперва голо-, затем — покрытосеменные и, наконец, — древесные, но не будучи осведомленным в палеоботанике, я не смогу все рождающиеся сегодня концепции растениесозидательных эпох диахронически и таксономически назвать.