Моляков - Федоров: опыт противостояния

Гособвинитель Юркин: Что — ни разу не проверяли…

Моляков: Нет, затем полностью приносились.

Гособвинитель Юркин: Финансовая документация?

Моляков: Да, финансовая документация. Есть специальная форма отчета для окружной комиссии. Там полностью идут, значит, указанные пункты, по которым надо отчитываться. Бухгалтер мне показывала бумаги, сообщала, что такого-то числа проплатила вот за такую выполненную работу.

Гособвинитель Юркин: А за какую работу, материалы?

Моляков: Просто написано — агитационные материалы. А какие агитационные материалы, я еще раз вам…

Гособвинитель Юркин: А почему там в разное время разные тиражи?

Моляков: А это уже было дело моей издательской группы. Не знаю, как они решали…

Гособвинитель Юркин: А как вы контролировали?

Моляков: А я и не собирался их контролировать. Моя задача состояла в том, чтобы совпадали суммы. Если тридцать тысяч напечатано, чтобы проплачено за тридцать тысяч.

Гособвинитель Юркин: А счет-фактура выписывалась на что…

Моляков: Ну, счет-фактура выписывается за предполагаемую работу. За конкретно проделанную работу.

Гособвинитель Юркин: И там деньги указывались, какие нужно проплатить…

Моляков: Вот мы садились трижды с бухгалтером, я уже это в третий раз повторяю, уважаемый суд! Счета-фактуры собирались вместе бухгалтером.

Гособвинитель Юркин: Количество экземпляров и сумма указана, там и материалы указаны, что вот, мол, Моляков…

Моляков: Я такого не видел… Покажите мне в материалах дела такие счета-фактуры, где указаны фамилия, названия. Там идут «агитационные материалы». Листовки, агитационные материалы и так далее и так далее. Я понимаю, к чему вы клоните, но я еще раз подчеркиваю, что проплачивал только, а агитационная группа… Абсолютно я с ней ничего не обсуждал.

Гособвинитель Юркин: Вы встречались?

Моляков: Нет, я встретился с ней один раз… Я давно его знаю. Познакомился я с Евгением Павловичем Мешалкиным и сказал Виктору, у которого печатался. Сказал ему: «Виктор, я буду достаточно занят, но во всей избирательной кампании должна быть или газета, или какая-либо листовочная поддержка. Вот работайте вместе, а что касается проплаты, то решайте вопросы с моим бухгалтером. Все. Больше каких-либо разговоров я на эти темы не вел.

Гособвинитель Юркин: У Лошакова кто листовки издавал?

Моляков: Понятия не имею. Не могу сказать. У него масса других заказов, он работает…

Гособвинитель Юркин: Ну, вот листовки он вам издавал…

Моляков: Нет, я не могу сказать. Я еще раз повторяю, один раз я с ним…

Гособвинитель Юркин: Ну, вы можете сказать!

Моляков: Нет, я не могу сказать!

Гособвинитель Юркин: Во время избирательной кампании вы не знакомились?

Моляков: Конечно, после избирательной кампании. Во время избирательной кампании вычитывать, знакомиться, перечеркивать, исправлять, что-то сочинять у меня не было времени.

Гособвинитель Юркин: А откуда материал брался?

Моляков: Была информационная группа. Это Евгений Павлович Мешалкин, достаточно опытный журналист, он много писал в «Чебоксарской правде», и Альберт Васильевич Имендаев, который смотрел, чтобы там не было каких-то особых перегибов. Не знаю, потому что по своей натуре Евгений Павлович — человек достаточно горячий, порывистый. Вот они работали.

Гособвинитель Юркин: А в статье была информация, соответствующая действительности?

Моляков: Нет, мы выяснили, что она не соответствует действительности. Если в приговоре суда от 1972 года виновным признан только отец, а мать не признана виновной, значит, она не виновна.

Гособвинитель Юркин: Вот эта информация соответствует действительности.

Моляков: Нет, не соответствует действительности.

Гособвинитель Юркин: Вы это сознаете?

Моляков: Я это сознаю, потому что я не писал этого.

Гособвинитель Юркин: А почему вы не писали опровержение?

Моляков: Откуда я буду писать опровержение, из тюрьмы, что ли, я буду писать опровержение. Да и не считал я этого нужным делать.

Гособвинитель Юркин: Но вы же раньше узнали.

Адвокат Глухов: Он только 16 февраля первый раз о деле узнал.

Гособвинитель Юркин: Ну вы же 16 декабря прочли.

Моляков: Я же сказал, что извиняться я за какие-то вещи не намерен. Я ответил на ваш вопрос понятно? И писать опровержений я не намерен!

Гособвинитель Юркин: Я правильно вас понял, что вы не намерены этого делать?

Моляков: Я не посчитал нужным это делать.

Гособвинитель Юркин: Т. е. не посчитали нужным это сделать? Да или нет?

Моляков: Я ответил на ваш вопрос. Я не посчитал нужным это делать. Ну, прочитал и прочитал.

Адвокат Коток: Т. е. можно понимать, что вы согласились?

Моляков: Нет, нельзя так понимать, что я согласился. Я имею другую точку зрения.

Гособвинитель Юркин: А как вы допустили данную статью, информацию? Как кандидат, все выходные данные — ваши.

Моляков: Если бы я был автором статьи, я бы ее подписал. Все свои статьи я подписываю.

Гособвинитель Юркин: Но ведь «Информационный лист Молякова».

Моляков: Там же не сказано «Статья Игоря Юрьевича Молякова». Там сказано «Информационный листок…»

Гособвинитель Юркин: Но — Молякова.

Моляков: Ну и что? «Информационный листок Молякова» может быть любого объема, и в нем может сообщаться любая информация разными авторами. Сами же пытаетесь доказать, что это средство массовой информации…

Гособвинитель Юркин: Но вот я же читаю, здесь всюду Моляков!

Моляков: А вы не обратили внимания, уважаемый прокурор, что это просто-напросто листовки? Это уже потом «притянули за уши», чтобы представить их как средство массовой информации.

А вы не обратили внимания на то, что каждый раз листовка называлась по-другому: «Взгляд в упор», «Прямой взгляд» и так далее, и так далее — это стиль, принятый моей издательской группой, которая работала, к работе которой я не имел никакого отношения. А вот что они написали, они могли написать «Информационный листок Молякова», «В поддержку Молякова», «Голосуем за Молякова» и т. д.

Гособвинитель Юркин: Из вашего предвыборного фонда. Значит, вы знали, что такой листок существует?

Моляков: Я знал, что такая группа работает, потому что сам попросил… А вот о том, что они пишут? Еще раз вам повторяю, я в эти дела не вмешивался и никаких указаний не давал. Что писать, как писать, сам ничего не писал.