Монах и кошка

На ночь путешественники остановились на постоялом дворе, а Бэнкея оставили в повозке, укрыв его потеплее. До Хэйана было уже недалеко. Прекрасная столица была выстроена в окруженной горами долине - и там уже начиналась весна. Так что здоровью Бэнкея ничего не угрожало.

Он лежал в темноте и читал про себя священные сутры, когда услышал странный шум на крыше повозки.

Монах прикинул - час Крысы, пожалуй, уже кончился и наступает час Быка, прескверный час, весьма подходящий для всякой нечисти.

Нечего было долго гадать, что это такое - Рокуро-Куби, дождавшись, пока все заснут, прислали сюда свои кусачие головы. У них хватило бы злобной глупости загрызть связанного человека, лежащего без движения в повозке. А о том, как объяснить это жуткое происшествие утром, никто из них, скорее всего, и не задумается.

На крыше повозки шла какая-то странная возня. Возможно, четыре летающие головы проводили последнее совещание. А может, кто-то пробегал поблизости, мог их ненароком заметить, и они затаились.

Бэнкей вспомнил, как тот из Рокуро-Куби, что был погонщиком быков, уговаривал свиту Фудзивара Нарихира поставить обе повозки вместе и подальше от жилого дома. Уголок он, видите ли, усмотрел там вполне безопасный - ворам, если они задумают поживиться богатыми циновками, будет не добраться до повозок, чем-то таким тяжелым загороженных. Чем монах - не видел и не понял.

Слушая шорох, он усмехнулся - проникнуть в повозку, не имея рук, им было трудновато, вот разве что боднуть с разлета тяжелые циновки, которыми настоящий, служивший Фудзивара Нарихира погонщик быков тщательно занавесил вход.

Монах поерзал, устраиваясь удобнее, и подтянул колени к животу. Он мог сейчас встретить первую пробившуюся в повозку летучую голову резким ударом обеих ног. И заорать во всю глотку.

Если Рокуро-Куби, будучи хозяевами уединенной усадьбы, исхитрились попотчевать сонным зельем своих гостей, то на постоялом дворе доступа к горшкам и мискам никто из них не имел. Возможно, они, готовясь к ночному вылету, добавили чего-то этакого в пищу своим сотрапезникам - Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари. Но усыпить всех прочих постояльцев они не могли - разве что знали какие-то особенно сильные заклинания. Так что на вопль монаха вполне мог сбежаться народ. И найти сбитую голову кого-то из Рокуро-Куби! В дополнение к отвратительной желтобровой роже фальшивого гадальщика...

Разумеется, голова быстро очухается от удара, но если разбить ее злобное лицо в кровь, если нанести еще один удар - возможно, она утратит зрение и, подскочив, начнет метаться по тесной повозке, тычась в стены. Это было бы неплохо - лишь бы не ткнулась сослепу в живое тело. Хотя Кэнске старательно, со знанием дела забинтовал монаху укушенную руку, на зубах Рокуро-Куби, очевидно, был какой-то особый яд - рука подозрительно горела.

Циновка с одного края приподнялась. Монах удивился - не зубами же вцепились в край три головы, чтобы пропустить вовнутрь четвертую. И перекатился на бок - потому, что, лежа на спине, мог нанести удар в середину циновки, а никак не в нижний угол.

Он не столько увидел, сколько почувствовал проникшую в повозку голову. Казалось бы, он услышал лишь шорох, ощутил лишь прохладный воздух - и все же он знал, что находится в повозке не один.

Голова молчала, не дыша. Молчал и Бэнкей, ожидая.

И тут циновка опять зашуршала.

Вся компания Рокуро-Куби была тут сейчас Бэнкею ни к чему. Помог бы Дзидзо-сама справиться связанному монаху не оберегаемому девятиполосной решеткой, хоть с одной головой!

Не дожидаясь, пока к нему пожалуют другие летучие гости, Бэнкей резко распрямился - и с такой силой, что подпрыгнул на дне повозки и пролетел чуть ли не целый сяку ногами вперед.

– Ты что же это брыкаешься, старый разбойник?
– услышал он знакомый, исполненный веселой обиды голос.
– Этак и без носа остаться недолго! Кто же меня без носа в стаю пустит?

Бэнкей усмехнулся.

– Развяжи-ка меня, - попросил он.
– И никакой я тебе не разбойник.

– Твое благочестие вне сомнений, - сказал тэнгу, окончательно забравшись в повозку.
– Только вот как сражался ты с красавицей Рокуро-Куби? Ты же вынужден был смотреть ей в лицо! Не дергайся, а то порежу... Ого, вот это украшение! На память, что ли, подарили?

Щелкнув по носу мертвую голову, откуда-то из перьев он достал нож и осторожно перепилил мохнатый узел между запястьями монаха.

– Где кошка?
– первым делом спросил Бэнкей.

– Из-за кошки-то я и задержался, - буркнул Остронос.
– Отец-настоятель был так занят всякими церемониями, что я просто не мог до него добраться. Пришлось мне ее кормить-поить, пока не выдался случай застать его одного в келье. Тогда я и поскребся в окошко.

– Что велел передать мне отец-настоятель?
– сразу же оставив всякое беспокойство о кошке, поинтересовался монах.

– Отец-настоятель-то и сказал мне, что ты схлестнулся с Рокуро-Куби... и тут тэнгу призадумался.
– Передать он тебе велел три слова, но сказал их так, что поди разбери!

– А повторить ты их можешь?
– растирая запястья, спросил наполовину освобожденный монах.

– Я попробую сказать их так, как сказал он сам, - тэнгу помолчал и действительно произнес три слова, отделяя одно от другого выразительными паузами: - Отступить - нельзя - преследовать.

– Это очень любопытно...
– пробормотал монах.
– А ну-ка, вспомни, может, отец настоятель высказался чуточку иначе?

И монах изменил паузы между словами, так что получилось: "Отступить нельзя - преследовать".

– Нет, - твердо возразил тэнгу, возясь с веревкой на ногах Бэнкея. Этого смысла он в слова не вкладывал.

– Может быть, "Отступить - нельзя преследовать"?
– монах попытался в темноте поймать взгляд тэнгу, но круглые черные глаза в золотистых птичьих ободках как бы растворились во мраке.

Тогда Бэнкей задумался.

Он попросился в монастырь к старенькому настоятелю потому, что тот, как говорили, мог каждого человека направить по его Пути. Он дал обет повиновения. Но, позвольте, чему же тут повиноваться?

– Ну что, Бэнкей, собираешься ты вылезать из повозки, или тебе тут жить полюбилось?
– осведомился тэнгу.
– Я весь день крался за тобой следом и проклинал этих быков! Медленнее только улитка ползает.

Бэнкей ощупал свои ноги.

– Похоже, что меня усердно обдирали чьи-то острые когти, - удивленно сказал он.
– Что бы это такое могло быть?

– Я побывал там, где ты воевал с Рокуро-Куби. Это просто колючки, успокоил его Остронос.
– Ты ослаб?

В голосе насмешника-тэнгу было неожиданное сочувствие.