Монах и кошка

Но если Рокуро-Куби выманят подряд двоих, троих, четверых?

Бэнкей с недостойной монаха ненавистью посмотрел на черный шар, уже собираясь бежать за надежным посохом. И тут он почувствовал взгляд, исполненный куда более яростной, тупой и зверской ненависти.

Глаза монаха и Рокуро-Куби встретились!

Теперь все решали мгновения.

Огромными прыжками Бэнкей бросился к усадьбе. Там у помоста торчал из снега его посох с заостренным концом, который не только помогал пробираться по горным тропинкам, но еще и служил оружием.

Голова, испустив пронзительный свист, понеслась наперерез.

Она летела как хищная птица, которая нацелила когти на бегущую по земле добычу. Она летела так, чтобы ударить монаха под колени, сбить с ног и вцепиться в горло. Бэнкей понял это - и, когда страшная голова погонщика быков, взъерошенная и с разинутым ртом, оказалась у самой земли, резко подскочил, поджав колени чуть ли не к подбородку. Одновременно он соединил на груди руки.

Священный Пылающий меч Фудо-ме рождался в груди Бэнкея, обретая рукоять, клинок и боевое пламя.

Голова врезалась в снег и пропахала его, вздымая веера белых брызгов.

Когда она, рыча и отплевываясь, взмыла ввысь, Бэнкей уже делал выпад вперед и рассекал правой рукой воздух слева направо. Следующим резким взмахом он прочертил воздух сверху вниз.

Серебристые полосы мгновенно образовали спасительную решетку Кудзи-Кири. Она повисла в воздухе между монахом и Рокуро-Куби, такая невесомая, что казалось сплетенной из тончайших паутинок.

– Фудо-ме!
– воскликнул Бэнкей. Его ладонь налилась пламенем. Священный меч был готов к бою.

Но на свирепой образине Рокуро-Куби не отразилось ни удивления, ни страха. Тупое чудовище попросту не видело Кудзи-Кири. И пока не ощущало силы решетки.

– Кудзи-госин-хо!
– разорвав ее руками, крикнул Бэнкей. Он был готов к бешеной схватке. Оставалось только добраться до посоха.

Чудовище ответило пронзительным свистом.

Очевидно, это был у Рокуро-Куби сигнал тревоги. Еще четыре черных шара повисли над головой Бэнкея. И, уразумев, что происходит, одновременно кинулись на монаха.

Они не знали, что бросаться ему в ноги не стоит. И не видели в воздухе серебристых тающих паутинок - остатков спасительной решетки.

На сей раз Бэнкей вытянул правую руку вперед и прыгнул, пропуская под собой четыре разъяренные головы. Он перевернулся в воздухе, перекатился боком через правое плечо и оказался в неожиданном для Рокуро-Куби месте. Вскочив на ноги и не дожидаясь, пока головы опомнятся, Бэнкей помчался за посохом.

Пять голов собрались вместе, перебросились словами и выстроились для новой атаки. Бэнкей, которому девятиполосная решетка обострила все чувства, услышал эти слова.

– Справа... слева... в горло...
– донеслось до него.

Но посох уже вращался в крепких пальцах монаха, готовый отбить нападение.

Четыре головы понеслись с четырех сторон. Пятая, женская, взмыла вверх. Длинные, черные, прямые волосы, распушившись на концах, неслись за ней, как шлейф.

Бэнкей легко отбил первыю и вторую атаку, но тут черная пелена, упав сверху, закрыла его лицо. Отвратительно скользкие волосы сами лезли в рот. Он рванулся в сторону, сбился с четкого ритма движений и ощутил боль в левой руке. Голова красавца-юноши впилась в нее зубами.

Бэнкей, ничего не видя, смаху ударил эту голову о свое колено. Она с воем отскочила.

Тогда Бэнкей изловчился и захватил чуть ли не все волосы в кулак. Отбивая нападение взъерошенной головы верзилы посохом, он начал раскручивать женскую голову, полагая, что и она может послужить в бою оружием.

Раздался тонкий пронзительный визг. Бэнкей, избавившись от застилавшей глаза черной пелены, быстро оглянулся.

В усадьбе, кажется, никто не проснулся. Но эти проклятые Рокуро-Куби поднимали столько шума, что лучше было бы убраться с ними подальше.

Летающие головы хотя и одурели от ярости, но чувствовали - Бэнкей сильный противник, и сила эта не обычного происхожения. Будучи лишь совращенными с пути и добровольно наложившими на себя злые чары людьми, они не понимали природы этой силы. Но если бы поблизости сейчас оказался обычный человек, а не владеющий тайными заклинаниями ямабуси монах, они от злости вполне могли загрызть его.

Бэнкей видывал среди людей и такое - обнаружив, что сильный противник не по зубам, в слепой ярости уничтожить слабого противника и испытать при этом удовлетворение.

Пятясь, монах отступал к саду и только отбивался, хотя Пылающий меч Фудо-ме дал бы ему силы и для атаки. Но впереди была еще вся ночь. Бэнкей не знал, как ему продержаться до рассвета. И не хотел рисковать людьми, которые спали в усадьбе.

Он решил, что всегда успеет позвать на помощь кэраев. В конце концов, у них есть мечи, луки и стрелы. Конечно, в темноте обычное оружие бессильно против нечисти. Но хоть удержать ее на расстоянии оно сможет. А еще кэраи зажгут факелы. Как знать - не справится ли с чудовищами обычный огонь?

И тут Бэнкея осенило.

– Эй, вы, злюки!
– позвал он.
– А ну, летите за мной! Я покажу вам кое-что занятное!

Ему нужно было привести Рокуро-Куби на полянку, где лежали в ряд их тела. Одного тела уже не было - и когда они поймут, что монах способен, сражаясь, отпихнуть ногой и укатить невесть куда другое тело, каждая из голов призадумается - а не пострадает ли именно она?

Размахивая посохом и визжащей головой красавицы, он повел Рокуро-Куби туда, где они так неосмотрительно оставили вблизи усадьбы свои тела.

Разъяренные головы все же оказались способны сосчитать до пяти.

– Мое тело!
– взвыл фальшивый гадальщик.
– Пропало мое тело!

– Мое на месте, - отвечал ему старик, - а это главное.

– Он трогал мое тело!
– зарычал погонщик быков.

– Посмотрите, пожалуйста, что с моим, я ничего не вижу!
– крайне любезно попросила голова женщины. Она описывала стремительные круги над головой Бэнкея - неудивительно, что не смогла разглядеть собственного тела.

– Я не смогу соединиться с моим телом! Я должен умереть!
– причитал между тем гадальщик.