Монарх lll

— Будет исполнено! — улыбаясь, девушки спешно покинули комнату принцессы. Они, наверняка, радовались, что смогут облачить свою любимую хозяйку в поистине королевский наряд! Ведь Настя предпочитала обычный повседневный стиль… Да родись она мужчиной, только в «спортивках» бы и ходила!

Напевая веселую песенку под нос, девушка подошла к книжному шкафу и решила отыскать свои любимые стихи. Она редко читала лирику и больше предпочитала прозу, но сегодня ей хотелось побыть обычной влюбленной девчонкой, что сидит на подоконнике и зачитывается амурными виршами покойных поэтов.

Но не успела она найти нужный том, как дверь в ее комнату робко открылась, и на пороге появился отец. Он, как и всегда, был облачен в парадный белоснежный мундир с пышными золотыми эполетами. За его спиной свисал алый плащ с гербом дома Годуновых. Обычно суровое лицо боевого мага и мудрого правителя сейчас выражало крайнюю степень смятения и страха… Даже шрамы не предавали ему мужественности и строгости в этот момент…

— Папа? Как неожиданно. — улыбнулась девушка и направилась к отцу, чтобы поцеловать его в шершавую щёку.

— Доченька… — Николай Годунов был сам не свой, но с невероятной нежностью обнял Настю и улыбнулся.

— Ты просто? Или, как и всегда, по делу?

— К сожалению, государственный деятель всегда приходит только по делу. — грустно усмехнулся император. — Присядем?

— Да, конечно!

Отец и дочь уселись на софе, и неловкое молчание повисло в воздухе. Все же Николай был крайне строг со своими детьми и редко баловал их своим обыкновенным родственным вниманием…

— Доченька… Я очень люблю тебя.

— Так… — напряглась принцесса. — Значит, сейчас последует какая-то просьба или невероятно тяжелый приказ!

— Ну… гм… — замялся самодержец…

— Не тяни, пап. Говори прямо. Чего ты хочешь?

— И всё же… Я, правда, очень люблю тебя. Я стал отцом слишком поздно, чтобы насладиться обыкновенными родительскими радостями. Не было дня, что бы я не корил себя за вынужденное безразличие и неоправданную холодность по отношению к близким…

— Пап, ты государь! Ты давно принадлежишь только империи! — с пониманием вздохнула Настя и с грустью в глазах посмотрела на отца.

— Рад, что ты это осознаешь, моя принцесса… — Николай Годунов с силой сжал костяшки пальцев. — Но ты также неразрывно связана с нашим наследием, с нашим троном, с нашей страной… И у тебя тоже есть долг, как и любой незамужней девушки…

Настя, догадавшись, что сейчас последует, резко вскочила с дивана и строго посмотрела на отца:

— Что ты предлагаешь?

— Ты должна выйти замуж за турецкого султана… — самодержец низко, будто придавленный весом нескольких тонн, склонил голову и пустым взглядом уставился в пол.

— Ты продаешь меня туркам? И какова цена?! Несколько батальонов и какая-нибудь артефактная пушка?!

— Это твой долг, Настя…Мы воюем с Западом. Нам нужны союзники.

— Ты продаешь меня тем, кому нельзя доверять! Ты продаешь меня, как какую-то вещь! К чему все эти слова о любви, отец!? — принцесса была в гневе. Все ее мечты и чаяния на великую любовь вот-вот могли пойти прахом. — Ты отдаешь меня за иноверца!

— Помолвка через месяц… — мертвым голосом произнес Николай.

— Ненавижу! Как же я ненавижу тебя! Предатель! — с этими словами Настя заплакала и упала на кровать.

— Это твой долг… — повторял отец, закрывая за собой дверь… — Это твой долг…И мой — тоже.

* * *

Путь из Москвы до столицы не занял много времени. Личный самолет отлично справился с нашим маршрутом, и мы с Марком вышли на трап, по которому барабанил типичный Пулковский ливень.

— Ненавижу погоду в Питере. — хмуро бросил мне Мидлер. — Тут редко бывают солнечные дни.

— Скоро их станет еще меньше. — пробурчал я, намекая на предстоящие военные действия.

Внизу нас ждали бронированные лимузины и джипы с мигалками. Гвардейцы вытянулись по струнке и стоически выдерживали бомбардировку дождем. Из одной машины неторопливо вышел Андрей Годунов и с лисьей ухмылкой уставился на наши хмурые лица.

— Рад приветствовать друзей императорского рода! — пафосно изрек принц и указал рукой на дверь машины. — Присаживайтесь. Отец велел вас сопроводить.

— Премного-премного… — заворчал Марк, и мы плюхнулись на заднее сидение.

— Мы с вами так и не сыграли в шахматы на Рождественском балу, Глеб. — донеслось до меня с переднего сидения. — Хотелось бы реванша.

— Это можно… — улыбнулся я. — Хотя предпочитаю с недавних пор играть живыми фигурами.

— Я заметил. — оскалился в ответ принц. — Это видно по Москве и вашей новой фамилии. Лихо вы играете!

— Спасибо!

— От Нарышкиных на фронте действительно будет больше пользы, чем в Москве. — продолжал принц. — А что с их отпрысками и женами?

— Устроил их в чудесные апартаменты до лучших времен… — признался я. И в этом не были и тени лукавства. В Златоглавой была дворянская тюрьма, которая внешне больше походила на имение какого-нибудь богатого графа. Там были и сады, и слуги, и библиотеки, и школы, — в общем, все удобства для людей, привыкших жить на широкую ногу.

— Идете по стопам Годуновых?

— Вы про Голицыных, которых когда-то простил ваш предок? — поинтересовался я и улыбнулся. — Конечно, с кого мне брать пример, как не с Годуновых!?

— А вы льстец, однако…

— С лисой водиться — по-лисьи биться. — завуалированным комплиментом вернул я любезность принцу.

Марк всю дорогу равнодушно молчал, а мы с принцем наслаждались политической беседой. Я вновь обнажил на виске свою метку Десницы и чувствовал себя отлично! Так плотник радуется, когда стругает что-то по-настоящему прекрасное. Так свободолюбивый капитан искрится от счастья, когда его длительный отпуск на суше подходит к концу. Но моей подлинной страстью было не море и не дерево… Я откровенно наслаждался властью, любыми ее проявлениями…

На территорию Петергофа мы въехали через двадцать минут, — мигалки очень помогли на дорогах. Парковая зона дворца светилась лоском барокко, сочная зелень жирно блестела в лучах редкого солнца, — все же продолжало моросить… Фонтаны разбрасывали серебряные струи воды, распространяя повсюду прохладу и свежесть.

Каждый гвардеец считал своим долгом склонить голову, завидев меня и принца. Торопливым шагом мы направились к парадным дверям, где нас уже ожидала императрица со старшим сыном. Марк откровенно пялился на всё великолепие, что нас окружало. Он видел это не раз, но только одним глазом.