Монарх от Бога

Знал молодой табунщик, что госпожа Данилида была любительницей конных скачек и из его сотоварищей-табунщиков каждый год по осени отбирали кого-то в наездники. Ах, как он жаждал хоть раз показать себя на скачках! Но те, кто приезжал в табуны от Данилиды отбирать наездников, не хотели замечать Василия, хотя мимо него нельзя было пройти, не заметив. Он был наездником от Бога. Тем не менее управляющий хозяйством Данилиды, приезжавший отбирать наездников, сказал ему однажды, когда Василий дерзнул попросить взять его на скачки:

–  Ты, дикий армянин, никогда не будешь допущен к госпоже. Не терпит она нехристей и видеть не желает.

Василий не знал, что он крещён, что христианская вера вошла в него с молоком матери. Но когда его продавали в рабство, он был назван язычником: за язычников больше платили. А рабов-христиан, как и в наше время, в ту пору в Византии запрещалось держать законом. Так он и воспитывался в язычестве, среди подобных себе.

Но однажды Данилида устроила скачки близ своего замка. Говорили, что она проводила их в честь дня своего ангела. По её воле к замку согнали всех рабов, и было среди них много табунщиков. Они приехали на тех конях, с которыми объезжали табуны. И Василий приехал на своём скакуне, в котором не было особой стати - сухой, поджарый, длинноногий, горбоносый, пегой масти. Василий начал воспитывать его, когда он был годовалым. Теперь ему было девять лет. Он был неутомим: ходил, скакал разными аллюрами, легко переходил с иноходи на галоп. К тому же был своенравен, с резким характером, не любил, когда какая-то лошадь бежала впереди него. Заржав, он бросался вперёд, конечно, если Василий позволял ему это, догонял, обходил и уж больше не уступал пути. У Таврона - так звал Василий своего любимца - был настоящий бойцовский характер. Но Василию он оставался послушен, как хорошо тренированная собака строгих правил. Мать у Таврона была простая кобылица пегой масти, он пошёл в неё. Считал Василий, что масть и скрала в скакуне стать. Но Василий любил Таврона и знал, что конь его не подведёт.

Между тем на гипподроме все наездники показывали своих коней «царице» - так Данилида величала себя. Всадники медленно проезжали мимо неё, и она отбирала тех скакунов, которые нравились ей. Таврион конечно же не понравился Данилиде. Она коротко бросила управляющему: «Прочь его!» Василий, понурый, обиженный судьбой, опустив поводья, поплёлся на своём Тавроне подальше от гипподрома, к конюшням. Но Таврон, словно человек, понял, что его хозяина обидели, что он изгнан из среды тех всадников, с которыми всегда был неразлучен. Сделав круг по полю за гипподромом, Таврон по своей воле приблизился к тому месту, где начинались скачки, а кони пока табунились. Видел Таврон, как всадники выстраивались в широкий ряд, слышал их ласковые слова, замечал то напряжённое состояние коней, которое и сам испытывал, перед тем как крупной рысью сорваться с места, грудью рассекать упругий воздух, мчаться и мчаться, не зная усталости, чувствуя лишь ветер в ушах.

Прозвучал колокол, и кони сорвались с места, только комья земли полетели из-под копыт, и устремились вперёд. Они уже ушли со старта на полстадия, когда Таврон проявил свой необузданный нрав, вырвался на беговую полосу и вихрем помчался вперёд. Василий опомнился, но не остановил коня, подумав: «Будь что будет». Он дал Таврону волю, дал понять, что одобряет его порыв. И Таврон прибавил в беге. Он догнал всадников, обошёл уже последнего скакуна. Кони вытянулись в длинную вереницу. Впереди лишь пять-шесть всадников шли ровно, не уступая друг другу первенства. И Таврон полетел к этим всадникам. Скорость нарастала, он храпел от ярости, пошёл намётом. Он уже недалеко от мчащихся впереди скакунов, он уже в первом ряду и уступает всего лишь полкорпуса летящему белому арабскому скакуну. Но догнал, догнал! И обходит! Близок конец дистанции.

Василий склонился к холке коня. С его губ сорвался клич: «Вперёд, македонец!» Он увидел, как зрители в восторге машут руками, кричат: «Браво! Браво!» Поднялась с кресла и «царица» Данилида. Её любимый белый арабский скакун уже на корпус позади Таврона.

И прозвучал колокол. Пятнадцать стадиев дистанции позади. Таврон пришёл первым. Он пробежал ещё полстадия, сошёл с беговой дорожки и, чувствуя, что поводья ослабли и всаднику безразлично, куда идёт конь, направился в чистое поле.

Василий был ко всему безразличен по той причине, что знал: его ждёт жестокое наказание. Данилида умела применять к рабам изощрённые меры пыток. Дальше всё так и должно было случиться. Слуги «царицы» догнали Василия, стащили с коня и, награждая тумаками, погнали к госпоже. Возле неё уже были приготовлены плети с железными шипами, каждый удар которых рвал кожу в клочья.

Но Всевышнему было угодно заступиться за моего деда. Когда Данилида увидела Василия вблизи, она обомлела и вспомнила скульптуру Адониса, стоявшую у неё в зале для гостей. И вот он перед ней воочию. Она же, прекрасная, как богиня Венера, вдруг ощутила любовный порыв к этому табунщику, олицетворяющему древнегреческого полубога. Так думала Данилида, рассматривая Василия и любуясь его прекрасным лицом и статью.

–  Что ты хочешь получить за победу в скачках, Адонис?

–  Ничего, божественная.

–  Тебя ждали плети, а я дарую тебе всё по твоему желанию, и ты отказываешься.

–  Награди меня свободой, божественная.

Данилида засмеялась:

–  О нет. Такому, как ты, милее будет в неволе. Я твоя госпожа и заставлю полюбить меня. Зачем же тебе тогда свобода?

–  Я уеду на родину.

–  Ты будешь счастлив в рабстве!

Данилида конечно же издевалась над юным Василием, но по её воле его не отправили на пастбища. Он был приставлен к любимым лошадям Данилиды. Она приходила к ним каждый день и всякий раз встречалась с Василием. Он ей нравился всё больше. Но она умела только кусать человека, даже если испытывала к нему любовь. Говорили, что у Данилиды было ледяное сердце.

И всё-таки судьбе было угодно благоволить к Василию. На другую осень Данилиду пригласили участвовать со своими скакунами на скачках в Фессалонике, и она приняла это приглашение. Придя в очередной раз на конюшню и увидев Василия, она сказала ему:

–  Я же говорила, что награда от тебя не уйдёт. Собирайся в путь. Мы отправляемся в Фессалонику. Ты будешь наездником на моём Вакхе, и за победу я дам тебе волю поцеловать меня.

–  Если тебе, божественная, нужна победа, отправь меня в Фессалонику вместе с моим Тавроном.

–  Полно тебе, Адонис!
– воскликнула Данилида, забыв имя раба.
– Это ты победил в скачках, а не твой конь. Мне ли не знать мужскую натуру!

–  Как тебе угодно, госпожа. Согласен в первых скачках вести к победе Вакха. А во вторых поскачу на Тавроне.

–  Своенравен ты, однако. Помни одно: не победишь на Вакхе, не увидишь больше своего Таврона…

Багрянородный замолчал. Пересохло горло. Он пил вино маленькими глотками, смотрел на сидящих рядом и на то, как скорописцы записывали его новеллу о Василии Македонянине. Когда Константин напился, Елена спросила его:

–  И что же было дальше?

–  В Фессалонике Василий победил в двух заездах на Вакхе и в одним - на Тавроне, - продолжал Багрянородный.
– Но и за эти победы не получил свободы. Данилида стала дорожить рабом, как своим оком. А дальше всё было просто. О победах на скачках лошадей из конюшни Данилиды дошла весть до императора Византии Михаила. Весёлый нравом император, любящий торжества по всякому поводу, решил пригласить на скачки Данилиду. Но Михаил устраивал эти скачки не в Константинополе, а в Адрианополе. Он хотя и надеялся на победу над высокомерной «царицей» Пелопоннеса, но в душе у него затаился страх: а вдруг Данилида вырвет победу и тогда его ждёт позор. А проиграв скачки в Адрианополе, он может с улыбкой сказать, что так было задумано, чтобы угодить «царице» Пелопоннеса и заманить её в Константинополь, где она никак не желает показываться.

Данилида заявила трёх лошадей и двух наездников. Василию опять предстояло скакать на Вакхе, а во втором заезде - на Тавроне. Но в ту пору это было не принято: каждый наездник выступал на одной лошади. Однако император Михаил пошёл навстречу «царице» и дал своё согласие, но предупредил, когда Данилида приехала в Адрианополь:

–  В случае победы я выкуплю у тебя того наездника. Сколько бы он ни стоил, заплачу золотом.

–  Я своих рабов не продаю, - с холодной улыбкой ответила «царица».