Монастырские утехи

— Вернутся они или не вернутся, я не хочу знать. Главное, чтоб мы спали ночью! —

И я насмешливо поглядел на друга.

— Ладно, ладно, будете спать без просыпу,— успокаивал меня старик.

— А как ты их выгонишь, дед?

Приятель задобрил старика сигаретой и тут же вытащил блокнот.

— Э, тут надобна хитрость. Они ведь тоже должны слушаться хозяина.

И он начал приготовления, впрочем, довольно простые.

Друг мой очень хотел, чтобы и нам разрешили присутствовать при операции. С очень

большим трудом, после нижайших наших просьб, получив несколько пакетов табаку,

новую трубку и спички, старик разрешил. Он поставил условие, чтобы, пока он будет

работать в доме, кто-нибудь подметал двор, убирал мусор да как следует смочил водой

пыль перед домом и на крыльце. И хозяин кинулся всё это свято выполнять.

Колдун вошёл в дом — мы за ним следом — и, переходя из комнаты в комнату, начал

ворожить.

Он вынул из ножен у пояса нож, большой и широкий, как ятаган, и блестящий; нож он

старательно приладил к углу, наискосок от окна. Потом завесил окно чёрной тряпкой,

которую вынул из-за пазухи. Только в одном месте тряпка была отодвинута таким

образом, чтобы луч света падал прямо на лезвие ножа. В темноте, окутавшей комнату,

нож сверкал, будто перед ним зажгли свечу. Потом гибким прутиком он стал ударять

по полу — шаг за шагом, вершок за вершком — начиная с порога и постепенно,

медленно продвигался к блестевшему ножу, пока не приблизился к нему. При этом он

всё время повторял заговор, из которого я различил только слова: «Черняки

проклятые». Нож постепенно померк, потерял свой блеск. Тогда дед быстро взял его и,

спрятав, вышел во двор. Мы — за ним. Насколько нам удалось разглядеть, на лезвии

кишели блохи, они громоздились друг на друге с обеих сторон. Из-за них-то нож и не

блестел и сталь почернела.

Колдун отошёл подальше, стряхнул блох и вернулся назад. Теперь он приступил к

битве с простыней и подушками, он сбросил их вниз рядом с волшебным ножом, и

снова, когда ритуал был окончен и старик вышел из дому, нож был покрыт блохами.

Потом он перешёл к доскам кровати, и лавкам, и, наконец, ко всему, что стояло в доме

и в сенях. Итак, шаг за шагом, собрал на нож сотни этих насекомых.

Когда он уходил, мы дали ему несколько денежных купюр. Он их не взял. Нужно

серебро, только тогда ворожба будет иметь силу.

Чтобы заставить его разговориться, мы шли за ним до самого дома в ущелье. Другу

моему во что бы то ни стало хотелось записать текст заклятия. Но таким образом из

него не удалось извлечь ни слова. Он не поддался ни на одну приманку. Мы лишь

набрали в его лачуге новую порцию блох. Дед посмеялся, но ничуть не встревожился.

— Видите ли, это мои блохи, и мне негоже с ними портить отношения. Скиньте их

где-нибудь подальше, я их оттуда назад домой позову,— шутил он.

Мы спустились к речушке и сбросили их в воду. Вернувшись домой, мы узнали, что

Онишор ушёл за скотом и снохой в горы.

Мы поужинали и тут же легли не без некоторого страха. Однако всю ночь мы проспали

и впрямь по-королевски; колдовство не подпустило к нам ни одного чёрта.

V

Проснулся я поздно и прошёл через сени. Друг мой напряжённо работал. Он исписал

уже четверть тетради, и это как-то меня раздражало... Я не написал ни строчки, а шёл

уж третий день нашего здесь пребывания. Драгоценное время потеряно из-за пустяков.

При моём появлении он остановился. Мы затеяли спор о колдовстве. Я пустился в

атаку без обиняков.

— Я преклонялся бы перед колдуном,— сказал я,— если бы он вышел с волшебной

свирелью из дома, а за ним — целая процессия выстроившихся в ряд блох, и он собрал

бы ещё и тех, что во дворе. Но тут — издали видать — он употребил обычные приёмы.

— Как это обычные? Что ты хочешь сказать?

— Хочу сказать, что так может каждый.

— Интересно было бы посмотреть,— вспылил мой приятель.— Как?

— Очень просто. Лезвие ножа было смазано клеем, к которому приставали блохи.

— Даже если и так, это ничуть не уменьшает его волшебной силы.

— Того, о чем ты думаешь, не было и в помине,— возразил я.— Было лишь

любопытство блох к свету.

— Ах, вот оно что... Любопытные блохи!..

— Да, и даже очень любопытные; как и всех насекомых, их зачаровывает свет. Почему

нужна темнота в комнате и луч солнца, бьющий прямо на сталь лезвия? Почему

ворожба происходит не во дворе?

— Потому что для ворожбы,—объяснил он,— нужны особые условия и многое другое

того же порядка. Ведь не проходят же на дворе сеансы спиритизма, и явления

материализации не происходят среди бела дня!..

— Да полноте! — наступал я.— Здесь совсем другое. Блохи, потревоженные прутиком

старика, убегают, как бабочки, к свету лезвия, который их привлекает, и это тебе

выдают за ворожбу. Но здесь важна ловкость; не ворожба, а клей ловит и не отпускает

блох. Но эта ловушка — намного более примитивная вещь, чем китайский фонарь.

Что ты ещё такое выдумал?! — усмехнулся мой друг.

— Я ничего не выдумал. На Дальнем Востоке с незапамятных времен существует ловушка

для блох, основанная на таком же принципе: свеча, которая горит ночью на полу

посреди тарелки, наполненной водой. Блохи устремляются на свет и падают в воду.

Хитроумно — не так ли? — и просто. А то, что было у нас, напоминает липкую бумагу

для мух с присовокуплением речитатива.

Мой друг в возмущении вскочил как ужаленный. Он упрекал меня за мой низменный

материализм. Он держал передо мною речь о магических силах, которые есть в нас и о