Монолог современника

ПРАВОЗАЩИТНИК

Вазифу Мейланову

Скрываем мысли от своих

до смертной дрожи.

Кошмары, вроде бы, у них,

а здесь всё то же.

Грань разделила этот век

одной медали.

На площадь вышел человек,

и тут же — взяли.

Его забрали налегке

в гражданском трое,

затем лупили в воронке

менты с гебнёю.

Остригли голову под ноль

ему в кутузке,

дав десять лет за нашу боль

и нашу трусость.

Хоть клевета жила всегда

и зло — не в новость,

но близко к сердцу, — вот беда! —

носил он совесть.

И Гиннес в книгу вносит весть

(в ней — каждый винтик!):

«Теперь и в Дагестане есть

правозащитник!»

1982

ПСИХУШКА

Человека спрятали в психушку,

и, конечно, было же за что:

выступал там, где велась прослушка,

говорил с друзьями не про то.

Слушал Запад вперемешку с воем.

Сквозь глушилки постигая суть,

вряд ли ощущал себя героем,

сравнивал с великим кем-нибудь...

Был как все, но совесть в нем проснулась,

и в душе вдруг начало горчить.

те, кто призван службой, встрепенулись

и решили парня подлечить.

Санитары мнут ему запястья,

доктор — плут и вежливый садист,

лезет внутрь, ведя допрос с пристрастьем,

пишет всё на плёнку и на лист.

Человек уж по гостям не ходит,

а лежит на койке у окна.

Два укола в день — и мышцы сводит,

за окном — здоровая страна.

1982

***

Лeто скоро кончится,

потeкут дожди,

Осeнь-зaговорщицa

встaнeт нa пути.

Рыжaя, крaсивaя,

в плaтьицe под цвeт.

А мы нe пугливыe, —

нaм сeмнaдцaть лeт.

Мы идём по городу,

зa руки дeржaсь,

с дeрзким глядя норовом,

рaздрaжaя влaсть.

В пeрeулкaх выпьeтся

всё, что припaсли.

кто-то в люди выбьeтся,

кто-то — в короли.

Были дни короткиe,

и до утрa — ночь.

Объяснeнья робкиe, —

чeм тeпeрь помочь?

Рaстрeпaли волосы

буйныe вeтрa,

уходилa молодость

с нaшeго дворa.

1982

***

Я знаю: есть на свете мир,

в котором нам с тобой уютно,

где жизнь не давит нас подспудно,

и ясен так ориентир.

Моей надежды не разрушь

на то, что мы — две половинки,

и все дороги и тропинки —

пересечения двух душ.

1982

***

Наспех нацепив доспехи,

мчались рыцари на бой

ради воинской потехи,

пыль оставив за собой.

В государстве тридесятом

жизнь катилась в никуда,

в тучах скрылась виновато

путеводная звезда.

Неба плотная завеса

тучам потеряла счёт.

Тихо плакала принцесса,

слёзы капали со щёк...

1982

***

Вот — озеро. Скользят по глади вод

два лебедя, переплетая шеи.

Сверкает в волнах звёздный небосвод

от Андромеды до Кассиопеи.

Вдохни в себя всю сказку этой шири,

всю свежесть, всё сверкание воды.

Давай с тобой утонем в этом мире,

как две песчинки или две звезды...

1983

***

Когда земная суета

вдруг станет нестерпимой,

уйду, не помнящий родства,

по свету блудным сыном.

Мне вслед рванутся голоса, -

их встречный ветер смоет.

Сверкнёт негаданно слеза

разлуки или боли.

Ах, что там, что? Скажите! Где? —

Да там, у горизонта?!

Там, в предзакатной полосе,

застыл осколок солнца.

Иду заросшею тропой,

пропитанный закатом.

Который раз вступаю в бой,

борюсь за каждый атом.

Который раз иду на бой,

на бой с собой, на бой с судьбой...

1983

ФРАГМЕНТ

Облеплены углы сарая

густой и серой паутиной.

Обломки угля собирая,

мать наклонилась и застыла.

Пёс Барс лежит чуть в отдаленьи

и ждёт: когда ж пойдём обратно?

И в напряжённом нетерпеньи

вдруг замирает непонятно.

А вечер, словно спохватившись,

что задержался слишком долго,

на солнце тенью навалившись,

льёт тёмно-синюю тревогу.

И пусть рукою неумелой

не передал я точной краски,

и что-то где-то не доделал,

но впечатление — как в сказке.

Сиреневатой акварели

мазки на стареньком картоне:

каркас сарая, прорезь двери —

всё ожило и всё я вспомнил.

И если б только на мгновенье

я мог бы в детстве очутиться,

прижаться к маминым коленям...

Но это только ночью снится.