Монстр
Шрифт:
(Она загнала его в могилу; к тому времени, как они развелись, было слишком поздно.)
Венди не оправдала Джека даже за недостатком улик. Ни на миг не усомнилась. Она чувствовала, как горит лицо, но с какой-то беспомощной окончательностью понимала: если бы пришлось проиграть все это ещё раз, она бы думала и поступала точно так же. Хорошо это или плохо, но она всегда несла в себе частицу матери.
– Джек..
– начала она, не уверенная, чего хочет - извиниться или оправдаться. И то, и другое, знала. Венди, бесполезно.
– Но сейчас.
Чтобы выпить половину содержимого большой чашки,
Джек серьезно положил сыну руки на плечи.
– Дэнни, как по-твоему, ты в состоянии точно рассказать нам, что с тобой случилось? Это очень важно.
Дэнни перевел взгляд с Джека на Венди и обратно. Эта безмолвная пауза прояснила и ситуацию, и их положение в ней: снаружи, нанося с северо-запада новый снег, выл ветер, старый отель, попадая в очередной бурный порыв, потрескивал и постанывал. Венди неожиданно отчетливо осознала их разббщенность, словно её ударили под ложечку - такое с ней бывало и раньше.
– Я хочу... все вам рассказать, - выговорил Дэнни.
– Жалко, раньше нельзя было.
– Он держался за чашку, как будто успокаиваясь её теплом.
– А почему, сынок?
– Джек осторожно откинул со лба Дэнни потные, слипшиеся волосы.
– Потому что эту работу тебе нашел дядя Эл. А я не мог понять, как это тебе здесь сразу и хорошо, и плохо. Эту...
– Мальчик взглянул на них, прося помощи. Он не находил нужного слова.
– Дилемму?
– осторожно спросила Венди.
– Когда любой выбор нехорош?
– Да, её.
– Он с облегчением кивнул.
Венди сказала:
– В тот день, когда ты подстригал кусты, мы с Дэнни по дороге в город поговорили. В тот день, когда в первый раз выпал настоящий снег. Помнишь?
Джек кивнул. День, когда он подстригал живые изгороди, он помнил очень четко.
Венди вздохнула.
– По-моему, мы не договорили, а, док?
Дэнни - воплощенное горе - потряс головой.
– АО чем вы, собственно, говорили?
– спросил Джек.
– Не уверен, по душе ли мне, что мои жена и сын...
– Обсуждают, как любят тебя?
– Какая разница, все равно ничего не понятно. Я себя чувствую так, будто пришел в кино к середине фильма.
– Мы говорили о тебе, - спокойно сказала Венди.
– И, может быть, не все говорилось словами, но мы оба понимали.
Я - потому, что я твоя жена, а Дэнни - потому, что он... просто многое понимает.
Джек молчал.
– Дэнни выразился очень точно: казалось, этот переезд тебе на пользу. В Стовингтоне осталось все, что давило на тебя, делая несчастным. Ты стал сам себе хозяин, ты работал руками и мог поберечь голову - полностью освободить её для вечерних занятий литературой. Потом, не знаю точно, когда... стало казаться, что жизнь здесь для тебя нехороша. Столько времени проводить в подвале, так дотошно просматривать эти старые бумажки, всю эту давнюю историю... Ты разговариваешь во сне...
– Во сне?
– переспросил Джек. Лицо выразило осторожное изумление.
– Я разговариваю во сне?
– Почти всегда неразборчиво. Один раз я проснулась, чтоб сходить в туалет, а ты говорил: "К черту, хоть игральные автоматы внесите, никто не узнает, не узнает никогда". В другой раз меня разбудил ты - ты кричал: "Маски долой,
маски долой, маски долой!"– Господи Иисусе, - сказал Джек, потирая лицо рукой. Он казался больным.
– А все старые привычки, привычки пьяницы! Жуешь экседрин, все время обтираешь губы. По утрам всем недоволен.
И потом, ты ещё не сумел закончить пьесу, правда?
– Нет. Нет еще, но это только вопрос времени. Я обдумывал другой... новый проект.
– Отель. Это проект, насчет которого тебе звонил Эл Шокли? Чтоб ты оставил его в покое.
– Как ты узнала?
– рявкнул Джек.
– Ты что, подслушиваешь? Ты...
– Нет, - сказала она.
– Я бы не сумела подслушать даже, если бы хотела. Ты понял бы это, не обманывай ты сам себя.
В тот вечер мы с Дэнни сидели внизу. Коммутатор заперт. Работал единственный телефон на весь отель - наш, наверху, потому, что он включен напрямую во внешнюю линию. Ты же сам мне объяснял.
– Тогда откуда ты узнала, чего потребовал Эл?
– Дэнни сказал. Он знал это. Так же, как иногда знает, куда задевалась какая-нибудь вещь или что люди подумывают о разводе.
– Доктор говорил...
Она нетерпеливо потрясла головой.
– Доктор - кусок дерьма, мы оба это знали. Помнишь, как Дэнни сказал, что хочет посмотреть на пожарные машины?
Какое же это предчувствие - он же был совсем крошечный. Он знает. И теперь я боюсь...
Она посмотрела на синяки у Дэнни на шее.
– Ты действительно знал, что мне позвонил дядя Эл, Дэнни?
Дэнни кивнул.
– Пап, он по-настоящему взбесился. Потому что ты звонил мистеру Уллману, а мистер Уллман позвонил ему. Дядя Эл не хотел, чтоб ты что-нибудь написал про отель.
– Иисусе, - снова повторил Джек.
– Синяки, Дэнни. Кто пытался тебя задушить?
Лицо Дэнни потемнело.
– Она, - ответил он.
– Женщина из той комнаты. Из двести семнадцатого. Мертвая леди.
У него опять задрожали губы, он схватил чашку и отхлебнул.
Джек с Венди испуганно переглянулись над склоненной головой мальчика.
– Ты что-нибудь знаешь об этом?
– спросил он.
Она покачала головой.
– Об этом - нет.
– Дэнни, - он приподнял испуганное личико мальчугана.
– Смелее, сын. Мы же здесь.
– Я знал, что здесь плохо, - тихим голосом выговорил Дэнни.
– С тех пор, как мы переехали в Боулдер. Потому, что Тони мне показывал сны про это.
– Какие сны?
– Всех я не помню. Он показывал "Оверлук" ночью, с черепом и скрещенными костями впереди. И там стучало. Что-то..
Не помню, что... оно гналось за мной. Чудовище. Тони показал мне про тремс.
– А что это, док?
– спросила Венди.
Он помотал головой.
– Не знаю. Потом мы приехали сюда и мистер Холлоранн поговорил со мной в машине. Потому, что он тоже умеет сиять.
– Сиять?
– Ну...
– Дэнни сделал руками плавный всеобъемлющий жест.
– Это когда умеешь понимать разные вещи. Когда знаешь. Иногда видишь разное. Ну, как я узнал, что звонил дядя Эл. А мистер Холлоранн - что вы зовете меня док. Мистер Холлоранн, он чистил картошку в армии и понял, что его брат погиб в катастрофе на железной дороге. А потом он позвонил домой и оказалось, это правда.