Моран дивий. Стезя
Шрифт:
Единственным моим реальным козырем был подслушанный разговор. Его я мог предъявить Тиму и, может, застать его врасплох, чтобы он в растерянности как-то себя выдал. Но говорить об этом мне не хотелось. Моя юношеская мнительность изо всех сил сопротивлялась признаваться в откровенной низости поступка, который, как бы я его не оправдывал, всё равно оставался подлостью: гадко подслушивать разговоры людей, не предназначенные для чужих ушей, ничуть не лучше, чем подсматривать в замочную скважину. Сейчас, с высоты прожитых лет, те мои сомнения во многом кажутся мне надуманными, где-то даже истеричными. Нынче я не так щепетилен в вопросах чести и морали. Но тогда подобные
А спустя пару месяцев стали приходить сны. Сны о князе Малице и обороне Зборуча. Сначала нечасто, даже не каждую неделю. Но потом... Спустя год, когда я подсчитывал мучительные ночи, проведённые на крепостной стене осаждённого города, меня внезапно осенило: может быть, эти сны и есть те самые цепкие объятия Морана, о которых говорил на совете бородач?
Вот тогда я поблагодарил судьбу, что удержала меня от откровений с Тимом. Пусть он не знает, что мне известно о его договоре с советом. Пусть думает, что если со мной начнёт происходить что-то необычное, я непременно захочу поделиться с другом. А раз я молчу, значит всё в порядке. Пока Моран проявляет себя скрыто для окружающих, мои сны только при мне. Но кто знает, как он поведёт себя дальше? И как поведёт себя Тим, если узнает? Доложит совету, и они "по обстоятельствам" будут заново рассматривать мою судьбу? Закопать меня за сараями или завезти в лес? Дилемма, однако.
Через пару лет Тим съехал из общежития на квартиру своей подружки. Дружба наша остыла, хотя не сказать, что мы окончательно расстались. Мы часто виделись в универе, зависали в общих компаниях. Случалось, несколько раз вместе напивались и весело проводили время, но были уже скорее приятелями, нежели друзьями.
Успешно сдав госы и защитив диплом на своём техмате, я устроился продавцом в салон мобильной связи и стал спокойно и где-то даже равнодушно ждать следующего обязательно этапа в своей жизни. Особенно долго, кстати, ждать не пришлось. Вскоре позвонил отец, доложил, что принесли повестку из военкомата, и надо бы мне заранее приехать домой - до ухода в армию порешать кое-какие вопросы.
Я уволился с работы, сложил сумку, сдал ключи квартирной хозяйке и... позвонил Тиму.
Мы встретились в пивнухе недалеко от вокзала. Сам не знаю зачем мне нужна была эта встреча. Нет, ну повод-то ясен: попрощаться перед длительной разлукой. Но ведь вполне можно было сделать это по телефону. Не такие уж мы друзья.
– Мне тоже повестку принесли, - сказал Тим, ковыряя фисташки.
– Родители вчера звонили.
– Как там они?
– задал я дежурный вопрос, стараясь вызвать в памяти полустёртые временем образы.
– Леська, наверное, уже невеста?
– Нормально. Леська, да. Собирается ехать учиться на художника. В институт искусств.
– На художника?
– Ну да, у неё способности.
– Как дед? Живой ещё?
Тим удивлённо поднял брови.
– Что это вдруг к моим домашним такой интерес?
– Почему вдруг? Обычный светский разговор. Или ты предпочитаешь о погоде?
– я неожиданно для самого себя почувствовал как раздражает меня ситуация и как бесит меня Тим. Почему? А потому! "Земную жизнь пройдя наполовину, я оказался в сумрачном лесу..." С рубежа своей жизни, как с горы, я оглядывал сейчас панорамно, со стороны прошедшие четыре года. Четыре года лжи и притворства. Четыре года повторяющихся мучительных снов. Четыре года жизни под страхом шизофрении. Как не крути - это он мне их обеспечил, эти четыре года. И сидит теперь, бровями шевелит!
Тим молча опрокинул кружку с пивом,
опустошив её в несколько глотков, и вытер губы тыльной стороной ладони.– Дим, зачем ты мне позвонил?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Наверное, не стоило.
– А я знаю.
Я уставился на него.
– Ты подспудно надеялся, что у меня хотя бы сейчас, спустя столько лет, проснётся совесть, и я с тобой объяснюсь. Чтобы расстаться нам по-доброму.
– Ну и как? Проснулась?
– настороженно поинтересовался я, совершенно не ожидавший такого поворота.
– Дело не в совести. Хотя и в ней, наверное, тоже. Она, конечно, терзала меня первые пару лет - судьбу моего друга решают в тёмную, и я в этом участвую. Разумеется, я старался оправдаться перед собой, убеждал свою совесть: что моя ложь - тебе во благо, что я выторговал тебе у Совета прежнюю жизнь, что я в этой ситуации мало что решаю и так далее. Я надеялся, как ребёнок, каковым собственно и был, что стоит сделать вид, будто ничего не происходит, и мы снова будем жить весело и непринуждённо, как раньше.
Мы помолчали. Я закурил.
– Понятно, что "как раньше" уже не получалось. Я наблюдал, как разладились наши отношения, как ты отдаляешься. Не мог понять почему - мне казалось, что это я, наверное, веду себя неправильно, а ты, видимо, просто чувствуешь подсознательно фальшь в моём поведении.
– Какой подробный и обстоятельный психоанализ!
– восхитился я ядовито.
– Фрейд обзавидуется. Можно без соплей?
Тим криво усмехнулся:
– Дмитрий Алексеевич, вы мешаете мне каяться. Может, теперь, когда я на это таки решился, то получаю от самобичевания мазохистское удовольствие.
– Мне плевать на твои крокодильи слёзы. Ты хоть представляешь, как мне дались эти четыре года?
– Может, выпьем чего покрепче?
Мы вышли из пивной и направились в ближайший супермаркет.
– Ну и почему же совесть тебя терзала только первые пару лет? Потом устала и заснула?
– Я устал. Дед надо мной сжалился и рассказал, что ты в курсе.
Тим скривился, воспоминания были ему неприятны.
– Представляешь, такой рассекреченный Штирлиц. Я тут пыжусь, храню тайны, мучаюсь ими, а объект наблюдения, оказывается, с самого начала всё знает и мои потуги его только забавляют. В общем, я тогда в один день собрался и съехал к Дашке. Девочка проходная, не думал с ней долго встречаться, не то что жить. Теперь увяз, как муха в меду. Ждут от меня предложения. Это всё ты виноват.
– Считай это моей местью.
– О, поверь мне, ты уже достаточно отомщён! Жизнь с ней - не сахар, - он невесело засмеялся.
Мы расплатились на кассе за виски и примостились в сквере на скамейке. Поочерёдно прикладываясь к бутылке и зажёвывая благородный напиток какими-то неблагородными сырными булками, наобум прихваченными в качестве закуски, мы какое-то время молча наблюдали за прохожими, собаками и детьми. Взглянув на видимые издалека вокзальные часы, я понял, что уехать мне сегодня не суждено.
– Знаешь, Тим, я много раз хотел поговорить с тобой. Но так и не решился. Слишком всё это невероятно. Не мог даже представить - как обсуждать подобные вещи. Начинаю прокручивать в голове разговор и чувствую себя при этом обкуренным торчком. Какая-то сказочная реальность, какой-то параноидальный бред с манией преследования... Я так и не сумел ужиться со всем эти добром, вписать его в свою реальность.
– Насчёт этого не беспокойся. Он сам тебя впишет в свою реальность. И никаких усилий с твоей стороны не понадобится.