Морана

— Пора в баню!

Расхаживая по биндежке и собирая в сумку мыльно-рыльные принадлежности и свежее исподнее, он невольно пнул брошенную возле печки-булерьянски стопку каких-то книг. Ругнувшись и одновременно заинтересовавшись ярко-алой обложкой, мужчина не поленился нагнуться и полюбопытствовать.

— «Временный полевой Устав РККА 1940 года»?..

Небрежно полистав «ПУ-40», мирный сапожник присел на корты и начал тешить разыгравшийся интерес:

— «Тактика высших соединений»… Ишь ты?!? «Военная фортификация и инженерные заграждения»… «Применение подразделений войсковой разведки»… «Тыловое обеспечение»? «Военная история»… «Военная топография».

У следующего учебника обложки не было, зато уцелела титульная страница с названием, позволив узнать, что это «Применение стрелковых подразделений». Самой последней в стопке, приговоренной к огню, и уже основательно потрепанной «Военной администрации» повезло меньше — от нее, по сути, только обложка и осталась. Зато на ней прекрасно читался штамп библиотеки Академии Генерального штаба РККА имени Фрунзе, присутствовавший так же и на остальных книгах.

— Так, ну его нахер!

Сложив будущую растопку обратно, Ефим подхватил сумку и решительно выступил в поход за чистотой и хорошим настроением. Как планировал, так и вышло: сначала заглянул в парикмахерскую, затем измочалил об себя два березовых веника — и едва не содрал липовым мочалом верхний слой кожи. Поскоблил рожу лица новенькой бритвой советского производства, не побрезговал освежиться пахучим одеколоном, подровнял ногти и срезал на пятке небольшую мозоль: в общем, всего через два часа из бани под метель из влажного снега вышел мужчина хоть куда! И хоть кого, ага. Все же, как хорошо быть здоровым и полным сил!!! После Воркутлага с постельными подвигами стало откровенно сложно: куда уж тут задирать молодкам юбки, если то спину перехватит в самый «горячий» момент, то колени возьмутся щелкать и скрипеть? Теперь же вместе с хорошим самочувствием к Ефиму Акимовичу вернулись и все накопленные за года телесной немощи желания: словно чувствуя их, иные женщины на улицах и в других общественных местах начали одарять его особенными взглядами, молчаливо приглашая к ухаживаниям и приятным знакомствам «с продолжением». Правда, потенциальный кавалер еще с бурной молодости был человеком переборчивым, и абы с кем шуры-муры не крутил — да и вроде как собрался уезжать из Минска… Но увидев в продмаге, куда он зашел закупиться перед возвращением домой, смутно знакомую прилично одетую женщину, с которой регулярно виделся в этом самом магазине — не удержался и улыбнулся ей так, словно увидел одну из своих подруг из бурной молодости. Удивленно вскинув тщательно выщипаные брови, вроде бы замужняя дама окинула его заинтересованный взглядом и благосклонно улыбнулась в ответ: вот вроде бы и не сказали ничего друг другу, но сразу и настроение скакнуло вверх, и в головах образовалась приятная легкость мыслей… В мастерскую он ввалился с улыбкой мартовского кота, и сбивая об угол дверного проема налипший на сапоги снег, громогласно поприветствовал сидевшую у раскрытой печной топки благодетельницу:

— Физкульт-привет, Александра!

Повернув в его сторону голову, красивая блондиночка кивнула:

— С возвращением.

Покосившись на тележку, вновь вернувшуюся на свое место, и окинув взглядом два посылочных ящика и замызганный брезентовый тючок, он наконец-то скинул полупальто на вешалку. Даже сделал пару шагов вперед — но тут же шатнулся назад и сдавленно матюгнулся.

— Ах тыж бл…

Однако то, что сперва показалось ему наглой черной крысой, оказалось всего лишь важно выхаживающим по полу вороном. Тоже наглым (или ручным), судя по тому, что он вообще никак не боялся человека: вразвалочку дошагав до печки-булерьянки, нахальный птиц свернул за нее и пропал из вида.

— Твоя животинка?

Девушка, зачем-то закатавшая почти до предплечий рукава своей юнгштурмовской гимнастерки и зажавшая меж ладоней уже собранную рукоять ножа, слегка тягуче подтвердила:

— Моя.

Под верстаком с шумным звоном упала пустая водочная бутылка, и задумчиво любующаяся рдеющими в топке углями беляночка медленно моргнула, неохотно выплывая из каких-то своих мыслей. Чуть тряхнула рукой, поправляя обвившие ее запястье бусины красивых четок, и мимолетно покосилась на очередную возню пытливого исследователя обувной мастерской:

— Как и все молодые вороны, Хуги ужасно любопытен… Как съездилось?

Пристраивая набитую продуктами сумку возле все еще занятого непонятной трихомудией обеденного стола, Ефим прямо на глазах помрачнел:

— Сестра не сразу и признала: она же думала, что кроме Ваньки у нее никого из живых сродственников не осталось. Рассказывала, что во взрослых годах приезжала в нашу деревню, пыталась хоть что-то узнать в сельсовете — а ей на те же могилы, что и мне, указали. Дескать, все твои там и лежат… С-суки!

Дернув головой, он досадливо пнул так и не разобранный вещмешок с дорожной снедью. Пнул бы и еще разок, но отвлекся на зыбкий полупрозрачный огонек спиртовой горелки, ласкающий донце пузатенькой стеклянной колбы. Которая стояла на отдельной полке не сама по себе, а как часть небольшого реакторного контура для какой-то химии. Да, теперь он знал и такие мудреные слова: с кем поведешься, у той всякого-разного поневоле наберешься — иногда того даже и вовсе не желая! Впрочем, с наличием непонятного варева его смирил вид кастрюли, стоящей на разожженом примусе: поняв, что Александра решила побаловать его своей готовкой, мужчина тут же резко подобрел.

— Я ей мал-мала рассказал о себе, ну, без особых подробностей. Племяшки поначалу дичились, а потом ничего так, приняли. Ванькины тоже, они с Глашкиными не разлей вода. М-да, как и мы когда-то в голожопом детстве… Кхм-гм! Как за стол с ней уселись, так до раннего утра и вспоминали житуху нашу деревенскую — ну и как потом по жизни шли. Заодно она мне про супружника своего рассказала: недоговаривала многое, конечно, да все одно понятно, что он у нее баран тупорогий. К слову, этот дятел еще «трешку» выхватил: начальнику лагеря в уши влил, что знатный слесарь и движок у трелевочного трактора одной левой переберет. Ну и жидко обоср… Гхм.

Поглядев на свои пальцы, на которых и следа не осталось от набитых воровских перстней, честный советский гражданин веско обронил:

— Думаю, развестись им надо. Глашка у меня баба видная, недолго свободной погуляет — а этот черт все одно в лагере надолго прописался.

Почти незаметно помявшись и порыскав глазами по мастерской, знакомой до последнего гвоздя в стене и трещинки на потолке, Ефим нейтральным тоном известил свою вроде как уже и не ученицу:

— Я там дом себе присмотрел.

Пока он ожидал ответа, беляночка наконец-то отложила на верстак свой будущий нож и подкормила пламя округлым поленом. С которого перед этим содрала кусочек бересты — коим и придавила подкопченую сажей дверцу к ненасытному зеву печи.

— Хороший, или так, что первым на глаза попалось?

Поняв, что идея о его отъезде не вызывает у Александры неудовольствия, будущий домовладелец с тайным облегчением похвалился:

— Большой, в пять комнат: сам на каменном основании, венцам в стенах всего четыре года. Крыша шифером покрыта, внутри все по-уму сделано, дворовые постройки крепкие, подпол вообще кирпичом выложен! Хозяина со всей семьей куда-то в Миасс резко дернули, на новую должность — потому мы с ним о цене быстро столковались.

Покивав, блондиночка начала собрать со столешни все свои непонятные коробки, и складывать их стопками — но перед этим выразительно ткнула пальчиком в сторону посылочных ящиков. Не чинясь, мужчина сходил сначала за ними, потом к верстаку за большой отверткой, попутно подышав благостными ароматами будущей ухи, прорывающимися из-под чуток помятой крышки кастрюли.

Кра-ак!

— На станции «Минск-Грузовой» спросишь бригадира тарного цеха, договоришься с ним на два-три больших дощатых короба под все твое имущество. Он же подскажет, как нанять грузовик, который сначала привезет короба сюда, а потом доставит их в железнодорожный лабаз. Я устрою так, что твой багаж уедет в одном из товарняков в Горький, где ты его и встретишь.

Кр-ра-ак!

На очередной жалобный скрип вытягиваемых гвоздей и хруст дерева непонятно откуда пришагал любопытный ворон, в одиный мах крыльев оказавшийся на верху ближнего шкафа и завертевший клювастой головой.

— Благодарствую, Александра.

Кра-ак-щелк!

Примеряясь ко второму ящику, взломщик вновь потянул носом вкусные рыбные запахи, и лишь усилием воли утихомирил громко заурчавшее брюхо.

— Мастерскую жилконторе сдавать, или себе оставишь?

— Сдавай.

— А чего так? Договоришься с детдомовским начальством, как ты это умеешь, и живи себе на здоровье хоть до… Хм, да пока не надоест.