Морана

Крак-хрусть!

Постучав ноготком по бумажной «скатерти», девушка запустила руку в первый ящик и брякнула на стол один за другим два больших «бруска» каких-то консерв с иностранными этикетками. Пока Ефим Акимович озадаченно рассматривал с разных сторон «Известия» недельной давности, блондиночка достала из кармашка тот самый уже виденный нож-складешок. Чуть дернула кистью, раскрывая лезвие до легкого щелчка стопора — и с потрясающей легкостью вскрыла им толстую жесть прямоугольной банки.

— Ну и… Что такого я должен увидеть?

На сей раз девичий пальчик уперся конкретно в заголовок большой статьи. Ожидая увидеть очередной бравурный отчет о запуске нового завода или фабрики (такие заметки еще с ноября прошлого года посыпались настоящим потоком), либо натужно-восторженный рассказ об успехах неких ударников труда, добывших-собравших-отгрузивших что-то там сверх плана в поистине бездонные закрома советской Родины, мужчина бегло побежал глазами по печатным строчкам. Затем вчитался внимательней, ведь газетный разворот повествовал о состоянии Лондона, Манчестера, Бирмингема и других крупных промышленных центров Великобритании после почти годичных регулярных авианалетов — как силами Люфтваффе, так и примкнувших к орлам Геринга французских бомбардировочных эскадрилий. Для тех, кому читать было лень, имелись и три черно-серо-белых изображения каких-то откровенных руин, с редкими остовами выгоревших дотла зданий.

— То же самое, скорее всего, будет и с Минском.

Прикипев глазами к газетным фотографиям и помолчав несколько добрый десяток минут, Ефим невесело констатировал:

— Значит, опять к нам германец полезет…

Тем временем, на столе перед ним собрали из деревяшек небольшую приспособу с направляющими, и чем-то вроде маленькой лучковой пилы — у которой вместо зубчатого полотна была натянута стальная гитарная струна.

— А что же хваленые сталинские орлы? Я пока из Москвы ехал, в окно несколько встречных составов с самолетами под брезентом видел. Немчики к нам в гости собираются, а они заранее пятки салом мажут?..

Вытряхнув из вскрытой жестянки брусок буро-коричневого цвета с какими-то темными крапинками, блондиночка уложила его в приспособу и начала пилить. В смысле, ровненько отделять довольно приличный кусман.

— Правительство смогло продать часть «Чаек»[2]и «Ишачков»[3]первых серий японской военщине, китайцам и в Иран — в обмен на поставки зерна и мяса. На замену выбывающим машинам везут новые И-16, И-185 и истребители Яковлева, но все равно: нападающий всегда имеет преимущество.

С проснувшимся интересом следя за нехитрым процессом разделки непонятной консервы, «медвежатник» пробормотал:

— Ну, запасы жратвы лишними никогда не бывают… Кхм! Так значит, красноперым даже их новые «крылья» не помогут уработать германца?

— Те уже четвертый год воюют, опытные. Вот, к примеру, если на тебя три-четыре шпаненка начнут наскакивать с ножичками — сколько уйдут целыми?

— Ну! Гм, одного-двух под хохлому точно распишу, а там уж как масть ляжет.

— Масть… Недавно звено высотных И-200 из Второй воздушной армии полчаса не могло поймать немецкий авиафоторазведчик «Ю-86-Эр». Тот просто ушел от них в облака на одиннадцати тысячах, и если бы перехватчики не наводили с земли — так бы и улетел к своим.

Хмыкнув, мужчина утвердительно предположил:

— Сбили?

— На радостях сразу десяток очередей из авиапушек всадили — «Юнкерс» еще в воздухе рассыпаться начал. Потом неделю искали и собирали обломки, ну и как водится, все основательно засекретили.

Вскрыв вторую жестянку и достав светло-буро-коричневый брусок, Александра продолжила трудиться уже на его разделке.

— Вот и подумай сам, смогут наши летчики не допустить бомбардировок Минска, или… Хм, погаси примус, пусть суп немного настоится.

Когда Ефим вернулся обратно, юная повариха как раз закончила сыпать какой-то порошок в одну из стекляшек реактора, после чего продолжила упражняться со струнной пилкой — только на сей раз надрезая-размечая толстенькие пластины на одинаково-ровные квадратные кусочки.

— Александра, а это у тебя что?

— М? Американский пеммикан. Сушеное мясо долгого хранения со специями, жиром и ягодами: в этой банке говядина с вишней, а в той курятина с черной смородиной. Попробуй.

Поглядев на кастрюлю и посомневавшись, гурман вытянул из-за голенища нож и отделил небольшой ломтик. Откусил крохотный кусочек «говядины», вдумчиво прожевал, затем повторил то же самое с «курятиной» и кивнул:

— Ничего так. В Сибири угощали похожей снедью, только там больше сала было, и вместо ягод ржаные сухари.

Пау-ум!

С печальным звуком гитарная струна отказалась выполнять нехарактерные для нее обязанности, порвавшись прямо в середке «пилы». Повертев в руках пришедшую в негодность самоделку, блондиночка нежно и певуче произнесла что-то иностранное: повидавший жизнь «медвежатник» безошибочно угадал аналог русского слова, обозначавшего гулящую бабенку. Досада девушки была закономерна, ведь ей оставалось прорезать всего три коротких бороздки, а теперь… Собираясь предложить личное и потому прекрасно отточенное «перо», Ефим Акимович совсем немного опоздал: беляночка сняла со своей косы тугой зажим в виде бабочки, что-то нажала, чуть повернула — и в ее руках блеснула витой сталью превосходная удавка, которой она в несколько движений и завершила свои не совсем понятные труды. Кинув к сложенным возле печки полешкам уже не нужную приспособу для последующего ее безжалостного сожжения, хозяйственная девица вернула внимание первому ящику с дарами Дальнего Востока.

— Это тебе.

С удовольствием оглядев выложенные перед ним плитки прессованного пуэра, хозяин мастерской отправился по-новой разжигать верный примус — для чего прежде пришлось долить керосина в его прожорливое нутро. Тем временем на расстеленные «Известия» ложились плоские брикеты фруктового чая и прессованных с медом орехов, уже знакомые сапожнику плитки травяного «сена» с отличным бодрящим эффектом — и шоколад. Натурально, молочный швейцарский, да еще и с цельными лесными орехами внутри!

— Богатый у тебя поклонник.

Неопределенно хмыкнув, Александра вылила в реакторную сборку содержимое маленькой колбочки, от чего в химической посуде моментально образовался белесый дымок. Подхватив одну из дюралевых коробочек-шкатулочек, она вложила в нее пластину фигурно изрезанной «говядины» и подставила горловину под небольшой стеклянный краник, из которого вниз потекла тонкая струйка уже вполне себе густого белого тумана.

— Кхе-кха! А мы, случаем, не потравимся этой дрянью?

— Это обычный углекислый газ, он увеличивает сроки хранения продуктов.

Обычный или нет, а выглядел неприятно: впрочем, краник почти сразу же завернули, накинув следом крышку и на тару для пеммикана. Едва слышно клацнув защелками, блондиночка повторила то же самое и для «курятины с черной смородиной». Затем пришел черед трех плиток темно-красного пуэра и сразу четырех — светло-серо-зеленого лимонника дальневосточного. На котором, собственно, небольшой гейзер тумана почти иссяк: его остатков едва хватило, чтобы залить газом какие-то подозрительные леденцы бледно-желто-зеленого цвета, про которые четырнадцатилетняя рукодельница лаконично пояснила: