Море Троллей

— Я съем одну вяленую рыбку и выпью одну каплю макового сока, — решила девочка. — Когда налетит драконица, у меня, по крайней мере, будут силы устоять на ногах и дать ей бой.

Джек глянул вверх, на утесы. Никакого дыма он не увидел, но знал: их время на исходе. Если драконица не словила еще одного лося, то прямо под ее гнездом сидит отменная закуска.

Джек заставил Торгиль съесть две вяленые рыбины вместо одной и проглотить целых две капли макового сока. А потом перемотал ей лубок, нахмурившись при виде того, как распухла лодыжка.

— Ну почему боль для тебя так важна? — спросил он.

— Я же тебе объясняла. Одину милы те, кто умеет терпеть боль. — Торгиль стиснула зубы: Джек осторожно закрепил лубок. — Боль дает знание.

— Радость — тоже.

— Да что можно постичь в радости? Всякую чушь и пустяки. Когда Один взалкал знания, способного сделать его главой всех богов, ему пришлось заплатить за это знание страданием. Он проткнул себя копьем и повесился на древе Иггдрасиль на девять дней и ночей.

— По мне, так глупость махровая, — отозвался Джек.

— А твоего бога приколотили гвоздями к кресту. Это то же самое.

— Вовсе нет!

— Как бы то ни было, — продолжала Торгиль, — чтобы обрести власть над всеми девятью мирами, Одину требовалось еще больше знания, так что ему пришлось испить из источника Мимира.

— Из источника Мимира? Так мы же туда и идем…

— Если, конечно, уцелеем, и если нам удастся его отыскать.

— Умеешь ты ободрить, — фыркнул Джек.

— Я просто трезво смотрю на вещи. Так вот, Одину не позволили испить из источника, пока он не принесет в жертву что-нибудь до крайности ценное. Тогда Один вырвал у себя глаз и бросил его в источник, — как ни в чем не бывало, рассказывала Торгиль. — Говорят, глаз и по сей день там.

— Вырвал у себя глаз?

Джека аж затошнило. Он даже вообразить себе не мог ничего подобного, а вот для скандинавов это в порядке вещей: все равно что ногти подстричь.

«Один, старина, чем думаешь заняться сегодня?»

«Да вот, вырву-ка, пожалуй, у себя глаз после обеда».

«А что ж, доброе дело…»

— Погоди-ка, — всполошился Джек. — То есть просто взять и зачерпнуть из источника Мимира нельзя?

— Нет, прежде чем тебе позволят испить из источника, ты должен пожертвовать что-нибудь до крайности ценное, — терпеливо объяснила Торгиль. — Ну, например, правую руку или язык. Или можно пообещать умереть впоследствии страшной смертью или согласиться, чтобы твоего первенца растерзал голодный волк.

Мальчик растерянно потупился. Об этой милой подробности Руна отчего-то не упоминал. Нет, такое приключение Джеку было вовсе даже не по душе. Ну, допустим, проделаешь ты долгий путь, терпя холод и голод. Ну, допустим, сразишься с троллями (хотя, если честно, мальчик рассчитывал, что с троллями расправится Олаф). Но никто не предупреждал, что придется вырывать себе глаз.

— Да ты не тревожься, — утешила его Торгиль. — Может, мы вообще этого источника не найдем. Ни Руна, ни Драконий Язык ведь не нашли.

— А я и не знал, что Драконий Язык здесь бывал, — удивился Джек. — Но если уж и он источника не нашел, то у нас с тобой нет ни шанса.

«И у Люси тоже», — подумал он с ноющим сердцем.

— Да тут не в уме дело, — возразила Торгиль. — Руна сказал, что тропу к источнику охраняют норны. Они сами решают, кто отыщет источник, а кто — нет.

— Норны?! Отлично. Просто замечательно! А в этой треклятой дыре вообще есть кто-нибудь, кто не хочет тебя затоптать или там ногу оттяпать?

— Ох, нет! — возмущенно запротестовала Торгиль. — Норны поддерживают жизнь ясеня Иггдрасиля. Без них мир тот час же перестал бы существовать.

— Ну и кто же они такие? Небось здоровенные, страхолюдные троллюги?

— Они — женщины, — ответила Торгиль. — Ну, то есть они выглядят как женщины. Так объяснял Руна, хотя сам он их не видел. Они являются к новорожденному младенцу и решают, что за жизнь ему выпадет.

— Видать, когда я появился на свет, норны были не в настроении, — буркнул Джек, перебрасывая за спину мех с водой и мешок с припасами.

— Вот и со мной та же история, — серьезно проговорила Торгиль.

По мере того как путники приближались к ледяной горе, воздух становился все холоднее. Когда ветер дул оттуда, даже дышать было больно. Джек укутался плащом по самый нос. Вода в мехе не замерзала только благодаря теплу его тела.

Отважное Сердце дрожал мелкой дрожью; на лапках его поблескивали кристаллики льда. Ворон судорожно впивался когтями в Джеково плечо.

— Ах ты бедняга, — посочувствовал Джек птице. — Небось уже жалеешь, что вообще нас повстречал. Ну так уж и быть, давай понесу немножко…

Ворон благодарно забрался в мешочек, и мальчуган повесил его на шею.

«Чувствую себя ослом на свинцовом руднике, — думал Джек, шагая вперед. — Я нагружен так, что едва не падаю. Я изголодался и продрог. А впереди ждут разве что новые тяготы и страшная смерть. Норны меня явно недолюбливают. Ого, вот повезло-то! Торгиль соизволила на меня опереться».

Может, двух капель макового сока оказалось чересчур, а может, у Торгиль, в ее изнуренном, измученном состоянии, сил совсем не осталось, но она неожиданно зашаталась и схватилась за Джека. Глаза девочки закатились; Джек подумал, что она, того и гляди, потеряет сознание. Но нести-то ее он не в силах! Он и сам еле тащится!

«Я — самый разнесчастный мальчик на всем белом свете, проклятый всеми норнами, сколько их там есть, — подумал он. — Хуже уже ничего и быть не может».

Но Джек крупно ошибался.

Глава 30 СМЕРТЬ С НЕБЕС

Для такой громадины драконица передвигалась на удивление бесшумно; по крайней мере, за гулом ветра и собственным дыханием Джек не расслышал ни звука. Драконица налетела сзади, точно гонимый ураганом лист. И скогтила их — Джек даже пискнуть не успел.